Тишина вечера была внезапно и грубо разорвана настойчивым, вибрирующим звуком телефона. Мария, только что вышедшая из состояния умиротворённого сосредоточения после вечерней медитации, вздрогнула всем телом. Сердце на миг замерло, а потом застучало чаще.
Она медленно протянула руку к аппарату, лежавшему на журнальном резном столике рядом с креслом. Экран ярко светился в полумраке комнаты, выхватывая из сумрака очертания старинных книг на полках и мягкий силуэт комнатного растения в углу. На дисплее горело имя «Ангелина».
Мария нажала на кнопку приёма, поднесла трубку к уху.
— Мария… — раздался хриплый, сдавленный шёпот Виктора. Голос, от которого по спине побежали ледяные мурашки. Слова звучали так, словно их присыпали пеплом, лишив жизни и тепла. — Если хочешь увидеть свою крикливую подружку живой и невредимой, приходи. Одна. Старый мясокомбинат на северной окраине. Если позвонишь кому‑то… или приведёшь с собой свою белую стерву‑кошку… с Линой мы попрощаемся. Навсегда. Ты меня понимаешь?
Каждое слово ударяло, как ледяной осколок. Мария почувствовала, как кровь отхлынула от лица, а в груди что‑то сжалось до боли. Она хотела ответить, но голос застрял в горле.
В трубке послышался приглушённый, явно сдавленный рукой стон, и Мария безошибочно узнала голос Ангелины. Сердце провалилось куда‑то в пятки, замерло, а затем забилось с такой бешеной силой, что в ушах зазвенело.
Затем резкие, безучастные гудки.
Луна, дремавшая у батареи, мгновенно подняла голову. Её уши настороженно встали торчком, усы дрогнули. Кошка бесшумно подошла к Марии, уставилась на неё голубыми глазами. Всё её тело превратилось в сгусток напряжённых мускулов, ни единого лишнего движения, только сосредоточенная готовность к действию.
Мария посмотрела на кошку. Горячие, солёные слёзы бессильной ярости и страха покатились по щекам. Она судорожно сглотнула, пытаясь унять дрожь в голосе.
— Он похитил Ангелину, — прошептала она, и голос её сорвался. — Мне нужно идти. Одной. Так он сказал.
В голове у неё вспыхнул резкий, почти физически болезненный протест, посланный Луной. Образ, возникший перед внутренним взором, был ясен и ужасен: огромное, тёмное, прожорливое чудовище, раскинувшее в темноте липкую, смертоносную паутину. Оно терпеливо ждало, когда в неё попадёт ничего не подозревающая муха.
«НЕТ! ЭТО ЛОВУШКА!» — мысленно кричала Луна, и Мария чувствовала её тревогу каждой клеточкой тела.
Мария закрыла глаза, пытаясь собраться. В ушах всё ещё звучал стон Ангелины, а перед глазами стояла картина: испуганная и беспомощная подруга, в руках этого… этого чудовища.
Спокойно. Дыши. Думай.
Она глубоко вдохнула, медленно выдохнула. Пальцы сжали телефон так, что костяшки побелели.
— Я знаю, что это ловушка! — всхлипнула она, и голос сорвался на шёпот. — Но это же Ангелина! Я не могу, я не имею права позволить ему с ней что‑то сделать!
Её пальцы дрожали, когда она поднесла телефон к лицу, чтобы набрать номер Ильи или Валентины Сергеевны. Но замерла в сантиметре от экрана.
«Одна…» — эхом прозвучали в голове слова Виктора.
Она представила, как его вампирская чуткость улавливает малейшие колебания энергии, любое предупреждение, зов о помощи. Любое неверное движение, и цена будет непомерно высока. Рисковать жизнью Ангелины она не могла.
Это была не атака на её магию. Это был низкий, подлый удар ниже пояса по её человечности. По самому уязвимому, самому больному месту, по любви к друзьям.
Мария медленно опустила руку, телефон скользнул в карман. Она повернулась к Луне, и в её глазах читалась безмолвная мольба, полное отчаяние.
— Что же мне делать? Что я могу сделать? — голос звучал глухо, словно из‑под толщи воды.
Луна несколько долгих секунд пристально смотрела на неё. Её голубые глаза в полумраке казались бездонными порталами в иную реальность: холодные, мудрые, всевидящие. Кошка медленно, величаво подошла и мягко, но настойчиво ткнулась лбом в дрожащее колено Марии.
И тогда в сознании вспыхнул образ, не запрещающий, не останавливающий, а показывающий. Тонкая, едва заметная, но прочная серебристая нить, ведущая через спящий город. Она петляла между задворками и тёмными переулками, обещая обходной путь. Луна не шла рядом, она следовала невидимой тенью, неслышной, как дыхание ночи.
Мария глубоко вздохнула, судорожно, с всхлипом. Смахнула с лица предательские слёзы, оставив на коже влажные дорожки.
Да. Я не могу не идти. Но я не обязана идти слепой и безрассудной жертвой.
Дрожащими руками она нацарапала на клочке бумаги карандашом:
«Забрали Ангелину. Мясокомбинат на севере. Иду одна, но Луна будет со мной через окольные пути».
Листок она положила на комод в прихожей, туда, где его обязательно найдут первым делом. Затем накинула тёмную куртку и вышла из квартиры, не оглядываясь. Дверь хлопнула за спиной, резко, окончательно, словно отрезая путь назад. В подъезде царила густая темнота, лишь тусклая лампочка на лестничной клетке дрожала, бросая на стены рваные тени. Луна бесшумно скользнула вперёд, её белая шерсть на миг вспыхнула в полумраке, а затем кошка растворилась в ночи, словно её и не было.
Мария сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Боль отрезвляла, помогала сосредоточиться. Она не взяла с собой никаких магических атрибутов, ни свечей, ни кристаллов. Только простой, но уже заряженный силой амулет на шее и несломленная воля. Металл амулета холодил кожу, напоминая: «Ты не одна».
Такси мчало её к окраине города. За окном пейзаж менялся неумолимо: яркие огни витрин и кафе постепенно растворялись в сером сумраке промзоны. Дома становились ниже, фасады обшарпаннее, а между зданиями всё чаще виднелись пустыри, заваленные ржавыми остатками техники.
Пронзительный ветер гулял среди заброшенных цехов и складов, разнося затхлый запах ржавчины, машинного масла и тления. Где‑то вдали скрежетало железо, будто кто‑то медленно, с усилием, волочил по земле тяжёлый лист металла. Из тёмного переулка донёсся короткий, хриплый лай бродячей собаки, одинокий, потерянный звук в этом царстве запустения.
Старый мясокомбинат возвышался впереди: мрачный, гнетущий силуэт на фоне звездного неба. Его выбитые окна смотрели на Марию как слепые глазницы гигантского черепа.
— Приехали, — буркнул таксист, не оборачиваясь. — Дальше не поеду. Место… нехорошее.
Мария расплатилась, не говоря ни слова. Вышла из машины, сделала глубокий, обжигающе холодный вдох. Воздух был пропитан предчувствием беды, густым, тяжёлым, почти осязаемым.
Она пошла по щебню к зияющему, тёмному провалу главного входа. Каждый шаг отдавался глухим эхом в пустой груди. Ботинки хрустели по битому стеклу и камням, а где‑то под ногами шуршали, разбегаясь, мелкие грызуны.
И вдруг амулет на груди стал ледяным, словно кусок полярного льда прилип к коже. Мария замерла, чувствуя, как по спине пробежал мороз.
Это не просто заброшенное здание. Это логово.
Всюду, в каждой трещине бетона, в каждом клочке пыли смешанным со снегом, в самом воздухе, была разлита знакомая, липкая и ядовитая вампирская энергия. Она пропитывала стены, стелилась по полу, витала под потолком, словно невидимый туман. Это было место силы, осквернённое и приручённое «Пожинателями».
Мария переступила порог.
Густая, почти осязаемая тьма поглотила её без остатка.