Я смотрела на эти две полоски уже минут десять. Может, больше. Волновалась так, что тест выскальзывал из рук.
Беременна. Четыре года мы с Егором пытались. Четыре года врачей, анализов, надежд и разочарований. И вот оно — случилось. Просто так. Когда я уже почти перестала верить.
Я представляла этот момент тысячу раз. Как я скажу ему. Как он обнимет меня, закружит, будет смеяться и целовать. Как мы будем планировать детскую, выбирать имена, спорить о колясках.
Но когда я вышла из ванной с этим тестом в руке, Егор даже не поднял глаз от телефона.
— Егор — голос предательски дрогнул. — У меня новость.
Он оторвался от экрана. Посмотрел на меня. На тест. И что-то... что-то изменилось в его лице. Что-то мелькнуло и исчезло. Так быстро, что я даже не успела понять — что именно.
— Правда? — он встал, подошел, взял тест из моих рук. Посмотрел. — Ну... это же... здорово, Лида.
Здорово. Не «я так счастлив». Не «не верю». Не «наконец-то». Только «Здорово». Как будто я сказала, что купила новые шторы.
— Ты рад? — я вцепилась в его руку. — Егор, мы столько ждали...
— Конечно, рад, — он обнял меня. Но объятие было каким-то деревянным. Неживым. — Просто... внезапно. Нужно время осознать.
Я кивнула. Прижалась к его плечу. И почувствовала, как он напрягся.
Мы стояли на кухне, обнявшись, а я вдруг поняла — мне холодно. Хотя было тепло. Хотя он меня обнимал.
Первую неделю я списывала на шок. Он же правда мог быть ошарашен, да? Мужчины по-другому это переживают. Им нужно время.
Но прошла неделя. Потом вторая. А Егор... отдалялся. Нет, он не кричал, не скандалил, не уходил хлопая дверью. Хуже. Он просто становился чужим.
Задерживался на работе. Допоздна сидел в телефоне. Отвечал односложно. А когда я говорила о ребенке — о том, что нужно купить, куда пойти, как назовем — он кивал. Просто кивал. И уходил в другую комнату.
— Егор, ты меня слышишь вообще? — я не выдержала однажды вечером. — Я спрашиваю про УЗИ!
— Слышу — он не отрывался от ноутбука. — Иди, когда записалась. Я на работе буду.
— Может, возьмешь отгул? Это же первое УЗИ...
— Лида, у меня проект горит. Не сейчас, ладно?
Не сейчас. Всегда не сейчас.
Я села напротив. Смотрела на него. На этого мужчину, с которым прожила столько лет. Которого, как мне казалось, знала наизусть.
— Что происходит? — тихо спросила я.
— Ничего. Работа.
— Брось. Ты от меня бежишь. Уже три недели.
Он закрыл ноутбук. Встал. Подошел к окну.
— Не бегу я ни от кого.
— Тогда посмотри на меня!
Он обернулся. И я увидела в его глазах... страх? Нет. Что-то другое. Что-то, от чего у меня похолодело внутри.
— Ты уверена, что это моё? — он произнес это так тихо, что я сначала не поняла слов.
Потом поняла. И мир перевернулся.
— Что?
— Четыре года, Лида — он говорил медленно, будто каждое слово причиняло боль. — Четыре года мы пытались. Врачи говорили, что шансов почти нет. А тут вдруг — раз, и беременность. Просто так. Ты сама не находишь это странным?
Я не могла дышать. Не могла пошевелиться. Стояла и смотрела на него, как на незнакомца.
— Ты... ты обвиняешь меня в измене?
— Я ни в чем тебя не обвиняю. Я просто...
— Просто что?! — голос сорвался на крик. — Думаешь, я тебе изменила? После всего, через что мы прошли?!
— Я не знаю, что думать! — он тоже повысил голос. — Понимаешь? Я запутался! Четыре года ничего, и вдруг это...
— Это чудо! — я схватилась за стол, ноги подкашивались. — Это наш ребенок! Наш!
— Откуда ты знаешь?!
Тишина. Звенящая, оглушающая тишина.
Егор отвернулся к окну. Я смотрела на его спину. На напряженные плечи. На руки, сжатые в кулаки.
— Уходи — я не узнала свой голос. Он был чужим. Ледяным. — Прямо сейчас. Уходи.
— Лида...
— Вон!
Он ушел. Взял ключи и телефон. И ушел, не оборачиваясь.
А я опустилась на пол. Обхватила руками живот, где под сердцем билась крошечная жизнь.
Три дня он не возвращался. Не звонил. Не писал. Я ходила по квартире, как призрак. Не ела. Не спала. Просто ходила и думала.
Думала о том, как он смотрел на тест. О том страхе в его глазах. О том, как он сказал: "Откуда ты знаешь?"
И еще думала о другом. О том, что три месяца назад я действительно задержалась после работы. С коллегой. Мы пили кофе, говорили о проектах. Он проводил меня до машины. Ничего не было. Совсем ничего.
Но я сказала Егору, что работала одна. Просто потому, что он ревнивый. Всегда был. И я не хотела лишних вопросов, сцен, выяснений. Это была мелочь. Глупость.
Но теперь...
Я взяла телефон. Набрала его номер.
— Лида? — голос Егора звучал устало.
— Нам нужно поговорить. Приезжай.
Он приехал через час. Выглядел хуже меня — небритый, с синяками под глазами, в мятой рубашке.
Мы сидели на кухне. Между нами лежала пропасть.
— Три месяца назад — я начала тихо, — я задержалась на работе. С Антоном. Мы пили кофе. Он провожал меня до машины. А я сказала, что была одна.
Егор замер.
— Ничего не было — я смотрела ему в глаза. — Абсолютно ничего. Но я не сказала. Потому что боялась твоей ревности. Твоих вопросов. Скандалов.
— Почему ты мне это говоришь? — он побледнел.
— Потому что хочу, чтобы, между нами, больше не было лжи — я протянула руку через стол. — Этот ребенок — твой, Егор. Клянусь всем, что у меня есть. Я никогда тебе не изменяла. Никогда.
Он молчал. Долго. Очень долго.
— Я видел вас — наконец произнес он. — Три месяца назад. Проезжал мимо твоей работы. Видел, как вы стояли у машины. Смеялись. А потом ты сказала, что работала допоздна. Одна.
У меня оборвалось сердце.
— И ты молчал... три месяца?
— Я не знал, что делать — он провел руками по лицу. — Думал, схожу с ума. Пытался поверить, что это ничего не значит. А потом ты сказала о беременности. И я...
— Решил, что это не твой ребенок — закончила я.
Он кивнул.
Мы сидели в тишине. Две судьбы посреди разрушенного доверия.
— Сделай тест ДНК — вдруг сказала я. — После рождения. Или сейчас, если технически возможно. Сделай. И убедись.
— Лида...
— Нет — я встала. — Ты должен быть уверен. Иначе всю жизнь будешь смотреть на этого ребенка и сомневаться. На наше...
Голос сорвался.
— ...если это еще будет "наше".
Егор встал. Подошел ко мне. Впервые за три недели взял за руки.
— Прости меня — прошептал он. — Господи, Лид, прости. Я должен был спросить тогда. Сразу. Но я испугался. Боялся потерять тебя. Боялся узнать правду.
— А я боялась твоей ревности — я прижалась лбом к его груди. — И мы оба молчали. И чуть не потеряли всё.
Он обнял меня. По-настоящему. Так, что я почувствовала — он здесь. Он вернулся.
— Мне не нужен никакой тест — сказал он в мне. — Это наш ребенок. Я знаю. Чувствую.
— Но сомнения...
— Будут. Наверное. Иногда, — он отстранился, посмотрел мне в глаза. — Но мы справимся. Вместе. Если ты дашь мне шанс.
Я хотела сказать "да". Хотела обнять его и простить всё.
Но вместо этого спросила:
— Где ты был три дня?
Егор отвел взгляд. И этот жест — такой простой, такой обыденный — ударил меня сильнее любых слов.
— Где ты был три дня? — повторила я. Тише. Холоднее.
— У Максима — он всё еще не смотрел на меня. — Ночевал у него.
— Врёшь.
Он вздрогнул. Поднял глаза.
— Что?
— Ты врёшь — я отстранилась. Шагнула назад. — Максим вчера сам звонил. Спрашивал, как ты. Где ты. Сказал, что не может до тебя дозвониться.
Тишина.
Я смотрела на него и чувствовала, как что-то рушится внутри. Окончательно. Бесповоротно.
— Значит, так — я села на стул. Медленно. Будто мне было лет девяносто. — Я рассказала тебе правду об Антоне. Всю правду. А теперь твоя очередь.
Егор стоял посреди кухни. Большой. Растерянный. Виноватый.
— Я был... у Оксаны.
Мир качнулся.
Оксана. Его коллега. Та самая, о которой он так часто упоминал последние полгода. "Оксана предложила", "Оксана сказала", "с Оксаной работали над проектом допоздна".
— Понятно — я услышала свой голос как будто со стороны. Ровный. Спокойный.
— Нет, ты не понимаешь! — он шагнул ко мне. — Там ничего не было! Мы просто разговаривали. Я ей рассказал про... про нас. Про беременность. Про то, что увидел тебя с Антоном. Она просто выслушала. Дала мне переночевать на диване.
— Три ночи на диване — кивнула я. — Как трогательно.
— Лида...
— Знаешь? — я засмеялась. Сухо. Некрасиво. — Я действительно ничего не сделала. Пила кофе с коллегой. Всё. А ты три дня провел у другой женщины. У той, которая, я уверена, давно на тебя запала. Я же не слепая.
— Там ничего не было!
— А откуда мне знать?! — я вскочила. — Откуда мне, знать, Егор?! Ты же сам только что сказал: "Откуда ты знаешь?" Помнишь? Когда спросил, мой ли это ребенок!
Он побледнел.
— Теперь моя очередь спрашивать — я подошла к нему вплотную. Посмотрела в глаза. — Три ночи у Оксаны. Наедине. Когда твоя беременная жена сходила с ума дома. Что происходило, Егор? И только правду. Потому что ты уже соврал один раз. Про Максима.
Он молчал. Долго. Потом опустился на стул. Закрыл лицо руками.
— В первую ночь... ничего не было. Правда. Мы просто говорили. Она слушала. Утешала. Я спал на диване.
— А во вторую?
Пауза. Длинная. Убийственная.
— Во вторую я напился. Сильно. Она тоже. Мы целовались.
Я схватилась за спинку стула. Ноги подкосились.
— Дальше.
— Больше ничего не было! — он вскинул голову. — Клянусь! Мы остановились. Я... я понял, что это неправильно. Что я люблю тебя. Что это всё из-за страха и обиды.
— Из-за того, что я пила кофе с Антоном? — голос дрожал. — Ты отомстил мне за кофе изменой?!
— Это не была измена! Мы только поцеловались!
— А что, поцелуи не считаются?! — я отшвырнула стул. Он грохнулся на пол. — Ты три дня жил у другой женщины! Целовался с ней! А потом приходишь сюда, обнимаешь меня и спрашиваешь "это наш ребенок"?!
— Лида, прошу тебя...
— Убирайся! — я схватила со стола его телефон. Швырнула в стену. Экран разлетелся на осколки. — Вон отсюда! Вон из моей жизни!
Егор встал. Посмотрел на разбитый телефон. На меня.
— Хорошо — тихо сказал он. — Я уйду. Но знай — я люблю тебя. И этого ребенка. И что бы ни было с Оксаной... это ошибка. Страшная ошибка.
— Уйди — я отвернулась к окну. — Пожалуйста.
Он ушел.
Прошел месяц
Я ходила на УЗИ одна. Слушала сердцебиение одна. Выбирала витамины одна.
Егор звонил с чужих номеров. Писал. Приходил. Я не отвечала. Не открывала. Не читала.
Мама говорила: "Прости его. Все мужики дураки, но он хотя бы вернуться хочет".
Подруга Света говорила: "Брось его к чертям. Такое не прощают".
А я... я просто жила. День за днём. Укладывала в себе новую жизнь — и разрушенную старую.
И думала. Думала о том, что мы с Егором оба виноваты. Я соврала про Антона. Он — про Максима и Оксану.
Думала о том, что мы не доверяли друг другу. Молчали. Копили обиды и страхи.
Думала о том, что четыре года бесплодия сломали нас больше, чем мы признавали.
И еще думала — о ребенке.
О том, что он не виноват. Что он не просил нас быть идеальными. Что ему нужны просто родители. Живые. Настоящие. Пусть с ошибками.
На пятой неделе разлуки я пришла к Оксане на работу.
Она встретила меня в коридоре. Красивая. Стильная. Испуганная.
— Лида...
— Скажи честно — я остановилась в шаге от неё. — Ты его любишь?
Она опустила глаза.
— Да.
Хотя бы честно.
— Давно?
— Года два. Может, больше.
— Он знал?
— Нет — она посмотрела на меня. — Я не говорила. Он же был женат. Счастлив, как мне казалось.
— А когда он пришел к тебе... ты решила, что это шанс?
Она кивнула. Медленно.
— Я не горжусь этим. Но я... устала просто смотреть. Хотела хоть раз попробовать. Понять, какой он. Рядом. — Она вздохнула. — Дура, да?
Я молчала.
— Он всю третью ночь говорил о тебе — продолжила Оксана. — О том, как вы познакомились. Как он сделал предложение. Как вы вместе переживали все эти попытки забеременеть. Он плакал, Лида. Сидел на моей кухне и плакал. Говорил, что предал тебя. Что не заслуживает прощения.
— И что ты ему сказала?
— Что он идиот. И что ему нужно домой. К тебе.
Я смотрела на эту женщину. На соперницу, которая могла разрушить мою семью. Или уже разрушила?
— Спасибо — тихо сказала я. — За честность.
— Лида... я не знаю, простишь ты его или нет. Но он действительно любит тебя. И ребенка. Я это видела.
Я развернулась и ушла.
Вечером я позвонила Егору.
— Лида? — в трубке дрожал голос. — Это правда ты?
— Приезжай. Нам нужно поговорить.
Он примчался через двадцать минут. Запыхавшийся. С цветами. С какой-то коробкой.
Я впустила его. Мы сели на диван.
— Я была у Оксаны — начала я.
Он побледнел.
— Зачем?
— Хотела услышать правду. От неё.
— И что она сказала?
— Что ты плакал на её кухне. И говорил обо мне.
Егор опустил голову.
— Она не соврала.
— Знаю.
Мы сидели в тишине. Между нами лежал месяц боли, обид, непрощения.
— Я не знаю, смогу ли простить тебя — сказала я наконец. — Честно. Не знаю. Ты целовался с другой женщиной. Жил у неё. Врал мне.
— Я знаю...
— Но — я подняла руку, — я тоже соврала. Пусть по-другому. Пусть меньше. Но факт остается фактом — мы не доверяли друг другу.
Он поднял глаза.
— И четыре года попыток родить ребенка... они нас сломали, Егор. Мы так устали. Так измучились. Что перестали разговаривать. Делали вид, что всё хорошо.
— Что ты хочешь сказать? — прошептал он.
— У нас будет ребенок. Через шесть месяцев. И я хочу, чтобы у него были родители. Нормальные. Здоровые. Которые умеют разговаривать, а не молчать и врать.
Егор смотрел на меня. Глаза блестели.
— Ты... дашь мне шанс?
— Дам нам обоим шанс — поправила я. — Если ты готов работать. Над собой. Над нами. Учиться доверять, быть честным.
— Готов — он кивнул. Решительно. — Клянусь.
— Тогда есть условия — я выпрямилась. — Первое — ты увольняешься из этой компании. Ищешь другую работу. С Оксаной контакт исключен.
— Согласен.
— Второе — полная прозрачность. Телефоны открыты. Соцсети открыты. Где ты, с кем, зачем — всегда знаю.
— Согласен.
— Третье — если ты хоть раз соврешь мне ещё раз... всё. Окончательно. Навсегда. Без шансов.
Он протянул руку. Взял мою ладонь.
— Согласен на всё. Буду работать. Меняться. Доказывать. Сколько нужно.
Я посмотрела на наши сплетенные пальцы. Его. Мои. Ещё недавно родные. Потом чужие. Теперь... какие?
— Я не обещаю любви — тихо сказала я. — Сейчас внутри только боль. И я не знаю, когда пройдет она или нет.
— Я подожду — прошептал он. — Сколько нужно.
Мы сидели на диване. Два сломанных человека, пытающихся склеить осколки.
Легко ли это будет? Нет.
Получится ли? Не знаю.
Но мы попробуем. Ради себя. Ради друг друга. Ради крошечного сердечка, что бьется под моим.
Прошло три месяца
Егор устроился в новую компанию. Меньше зарплата, дальше от дома, но он не жаловался. Каждый вечер возвращался вовремя. Рассказывал про свой день.
Мы учились разговаривать заново.
Было тяжело. Иногда я просыпалась ночью и смотрела на спящего рядом Егора — и чувствовала гнев. Обиду. Непрощение.
Но потом он клал руку мне на живот. Чувствовал толчки. Шептал что-то нашему ребенку. И я видела — он старается. Правда старается.
На седьмом месяце мы узнали, что будет девочка.
— Назовем Верой — сказал Егор. — Потому что я верю в нас. В то, что мы справимся.
Я посмотрела на него. На этого мужчину...
— Вера — повторила я. — Хорошо.
И впервые за долгие месяцы — улыбнулась.
Вера родилась холодным февральским утром. С криком, кулачками и копной черных волос.
Егор стоял рядом. Держал меня за руку. Плакал навзрыд.
Когда мне положили дочь на грудь, я посмотрела на её крошечное лицо. На закрытые глазки. На губки бантиком.
— Похожа на тебя — прошептал Егор.
— И на тебя — ответила я.
Наша девочка. Наше чудо. Наша Вера.
Ради которой мы прошли через столько всего и вернулись. Не такими, как были. Другими. С шрамами. Но живыми.
Егор обнял нас обеих. Осторожно. Бережно.
— Я люблю вас — прошептал он. — Обеих. Всегда буду.
Я закрыла глаза. Прижалась к его плечу. И не сказала "я тоже". Потому что любовь... она ещё не вернулась. Может, и вернется — но не такой, как прежде.
Но есть другое. Уважение к тому, как он меняется. Благодарность за то, что не сбежал. Надежда на то, что когда-нибудь мы научимся доверять друг другу по-настоящему.
А пока есть Вера. Наша маленькая девочка, которая не просила совершенных родителей. Которой просто нужны мы. Живые. Настоящие. И этого, может быть, достаточно.
Может быть.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍