Часть 9. Глава 192
Родион Раскольников, которого капитан Черных забрал с передовой, переговорив с командованием и решив все формальные вопросы, думал, что ему предстоит оказаться типичным ординарцем при командире. Из фильмов про Великую Отечественную он так представлял себе круг обязанностей: подай, принеси, перепиши, отправь и тому подобное. Даже немного обидно стало и возникла мысль о том, лучше бы уж в зону боевых действий, чем быть фактически прислугой. Какая уж тут защита Родины?
Две вещи мирили Раскольникова с новой реальность. Первая – это та, что он и раньше, будучи водителем в прифронтовом госпитале, никаких подвигов не совершал, и когда бы вернулся домой после победы, то и рассказать потомкам было бы нечего. «Деда, а ты нацистов стрелял?» – спросил бы маленький внук, и Родион ответил бы смущённо: «Нет, внучок, я ж простой водила был, какие мне атаки и стрельба».
О том, что он некоторое время служил в батальоне специального назначения, где и пострелять по врагу пришлось, и в штурме его укреплений поучаствовать, Родион бы не стал рассказывать. Зачем? Пробыл там всего ничего. Не как другие парни, которые находились на передке месяцами и даже годами, честно зарабатывая право носить гордое звание «защитник Отечества».
Вторая вещь – Маруся. Родион в глубине души понимал, что его любимая девушка с радостью воспримет, когда узнает, перевод ее жениха на безопасную должность. Правда, пока Родион ничего ей не сообщал, кроме общих моментов. Мол, служу нормально, питание хорошее, нацисты бомбы сверху не бросают, в штурма не хожу, а мелкие перестрелки с противником не считаются. Да и не стало их последнее время.
В одном из писем Раскольников подробно описал, как теперь, в современных условиях, выглядит передовая. В Великую Отечественную как было? Две линии окопов и укреплений. Между ними – примерно километр или больше нейтральной зоны, где колючая проволока, противотанковые надолбы, минные поля и так далее. Теперь всё иначе. Окопы есть, но основная часть подразделений сосредоточена в укреплённых пунктах, контролирующих местность вокруг. От нас до противника – порядка 20-30 километров, и всё это – серая зона. Смертельно опасная территория, куда никто без особой нужды (читай, приказ) не смеет сунуться.
Всё потому, что зону эту контролируют дроны. Их несколько видов: одни – разведывательные, оснащены мощной оптикой, тепловизорами и приборами ночного видения. Вторые – бомбардировочные: могут забросать всевозможными взрывоопасными штуками, от гранат и мин до артиллерийских снарядов. Третьи – «комики». У этих задача простая: воткнуться во что-нибудь и взлететь вместе с объектом на воздух.
«Потому в «серую зону», – писал Родион, – если кто и ходит, то лишь малыми группами, в два-три бойца. Выполняют особые задания, о которых рассказывать тебе, прости, моя хорошая, не имею права. Так и воюем…» – дальше он описывал свои дни, проведённые на передовой, только не указывая, что на самом деле это маленькая ложь во спасение.
Но чего Родион не знал, так это что никакой слуга по принципу «подай-принеси» Черных не требовался, когда он забирал Раскольникова из госпиталя, а потом уговаривал командование сделать его своим ординарцем, а формально – помощником. Капитан именно нуждался в соратнике, сильно жалея о том, что ему по штатному расписанию такового, – офицера с опытом и образованием соответствующим, – не положено. Пришлось довольствоваться ординарцем, но Черных не был бы сам собой, если бы просто привлёк парня, не знакомого с оперативной работой, к делам Особого отдела.
Капитан сразу после того, как у Родиона затянулась рана, отправил его на курсы. Проходили они в Ростове-на-Дону на базе одного закрытого спецучреждения, где Раскольникову в течение трёх недель интенсивно вбивали в голову самые необходимые для оперативного работника знания. Инструкторы понимали: перед ними вчерашний боец, не имеющий высшего образования. Но действовали они прямолинейно, согласно старой пословице, взятой из обихода Советской Армии: «не можешь – научим, не хочешь – заставим».
Наука побеждать скрытого врага оказалась сложной. Но Родиону было настолько интересно, что он с головой окунулся в образовательный процесс. Потому, когда пришла пора возвращаться к Черных, рядовой Раскольников получил документ, в котором указывалось, что он за время обучения проявил себя, как дисциплинированный, любознательный и целеустремлённый боец. Также говорилось о перспективе его поступления в специализированное высшее училище, где готовят командный состав для Особых частей и не только.
Когда Родион вернулся, Черных уже прекрасно был осведомлён о том, как эти три недели провёл его подчинённый. Он не скрывал своей радости: парень оправдал ожидания. Поначалу, правда, капитану Раскольников казался простым и туповатым («Что взять с простого водилы, ему бы только баранку крутить», – рассуждал он мысленно), но теперь с этим мнением пришлось расстаться.
Черных выразил Родиону благодарность за хорошее обучение, а потом озвучил предложение настолько неожиданное, что боец даже оторопел. В его душе смешались сразу несколько чувств: сомнение, лёгкая тревога, волнение и… радость. Услышанное было и впрямь весьма нетривиальным.
– Родион, – сказал капитан. – Тебе известен такой майор медицинской службы Ренат Евграфович Прокопчук?
– Так точно. Можно честно?
– Разумеется. Со мной, боец, как со священником на исповеди. Только откровенно.
– Редкий негодяй, – оценил Раскольников Прокопчука. – В своё время бросил наших, когда на их «таблетку» вышла ДРГ противника. Рванул в лесополосу, нарвался там на нацистов и тут же сдался им в плен, хотя после утверждал, что они его захватили. Даже получил во время перестрелки пулю в пятую точку, но выжил и вернулся в госпиталь.
– Да-да, всё это мне известно. Но я тебе больше скажу. Есть оперативная информация, что Прокопчук этот занялся в госпитале очень выгодным, так сказать, бизнесом.
– Оказывает незаконные медицинские услуги?
– Да, но весьма специфические, – и Черных рассказал Родиону о том, как Прокопчук сначала оформлял медицинские карточки «особым порядком», чтобы лёгкие травмы и болезни превращались в тяжелые. Из-за этого государство и страховые компании вынуждены было выплачивать дополнительные средства в качестве компенсации за потерю здоровья.
– Только Ренат Евграфович оказался куда жаднее, чем мы предполагали, – продолжил Черных после паузы. – Некоторое время назад он познакомился с одним интендантом, и тот предложил Прокопчуку новый, куда более прибыльный бизнес: берётся военный, как правило офицер, ставится в удобную позу, по нему производится выстрел. Затем всё оформляется в виде ранения «под подавляющим огнём противника», а еще придумываются всякие подвиги: раненого бойца вытащил, поддержал наступление подразделения, сорвал атаку врага и так далее.
– Зачем это? – поразился Родион.
– Звания, награды, повышение по службе. Помнишь, что во время Великой Отечественной делали с самострелами?
– Перед строем множили на ноль, – ответил Раскольников.
– Именно. Только доказать факт самострела легко, – ожог от пороха, траектория пули и тому подобное. Здесь же всё по-хитрому: выстрел производится с расстояния, в мягкие ткани, чтобы не было тяжёлого ранения. В общем, схема очень хитрая.
– Товарищ капитан, можно вопрос?
– Конечно.
– Я так понимаю, вы мне приготовили какую-то роль в этом… криминальном спектакле? – спросил Родион.
– Молодец, уважаю. Правильный вопрос задал, – ответил Черных. – Да, и слушай задачу. Ты возвращаешься в свой госпиталь на должность санитара. С необходимыми документами, конечно. Когда спросят, как это вышло, скажешь: прибыл в свой батальон после ранения, перевели на облегчённый порядок службы, сделали санитаром в эвакуационном взводе. Я поработал там немного и попросился на постоянную основу, – хорошо получать оказывать помощь. Прошёл курсы, вернулся, встретился случайно с медсестрой Парфёновой. Она сказала: мол, тебе надо вернуться в госпиталь, там рук не хватает. Написал рапорт командованию, оно разрешило. Так здесь снова и оказался.
– И в чём смысл?
– В том, что тебя устроят санитаром в терапевтическое отделение, которым руководит майор Прокопчук. Сам он, конечно, оказывает первую помощь «раненым» из числа своих «клиентов», так их назовём. Но страшно брезгует. Потому не откажется от санитара, лишённого моральных качеств. Им и окажешься ты, Родион. Ренат Евграфович тебя знает, как бойца, который на нервной почве выстрелил из автомата в начфина Кнурова. Да, будет опасаться. Твоя задача – втереться к нему в доверие. Будешь фиксировать каждый шаг Прокопчука.
– Оперативную информацию отправлять вам? – уточнил заинтригованный Родион.
– Никак нет. Моим коллегам Колосу и Графиту. Прифронтовой госпиталь в их зоне ответственности.
– То есть я на время операции перехожу в их подчинение?
– Да. Однако помни, Родион, – взгляд Черных упёрся в глаза солдату. – Ты остаёшься моим подчинённым. Потому я должен быть в курсе всего происходящего.
– Так точно, товарищ капитан.
– Вот и хорошо. Отправляешься завтра. Собирай вещи.
– Есть!
Родион, выйдя из блиндажа особиста, едва не заорал «Ура!» на всю округу. Он был счастлив тем, что скоро окажется среди знакомых, а самое главное – рядом с любимой Марусей. В его «легенде» ведь ничего не сказано у нового санитара об отсутствии личной жизни. «Значит, можно будет…» – и Раскольников в сладком томлении представил, как будет каждую ночь проводить вместе с любимой женщиной, а днём – заниматься основной работой и выполнять приказ капитана Черных.
Следующим утром, с трудом скрывая улыбку, Родион забросил тактический вещевой мешок в пропахшее маслом и соляркой нутро БМП, забрался туда сам и вскоре отправился к новому месту службы.