Я ставил нашему двухлетнему сыну мультик про трактор, когда телефон на кухонном столе пискнул. Просто короткий звук, обычная всплывашка в мессенджере — но от неё у меня будто пальцы обледенели. Первое сообщение: «Он опять ничего не заподозрил». Второе — от того же контакта — выдернуло воздух из груди: «Ты сказала ему, что была на УЗИ? Ахаха, ты сумасшедшая». Я стоял рядом с кипящей кашей, вонь чуть подгоревшего молока щипала нос, а мир — раскалывался на две половины. Сын хлопнул по столу ложкой.
— Пап, трактор давай! Голос у него мягкий, как теплый хлеб. А у меня руки не слушали — будто чужие. Я нажал на экран ещё раз, потом ещё. Сообщения тянулись в историю на многие месяцы назад. На шестом. На седьмом. И потом — после роддома. Она смеялась там. Обсуждала меня. Обсуждала нашу жизнь. И… детали, от которых подташнивало. Мне понадобилось минут десять, чтобы дочитать. И, наверное, вся жизнь, чтобы не закричать. Когда она пришла домой, хлопнув входной дверью, пахло дешёвой пиццей и её духами — сладкими, приторными, которые я раньше обожал. Она кинула сумку и сказала обычным голосом:
— Ты его покормил? Он спать сегодня будет или твой режим опять всё сломает? Я смотрел на неё, как на незнакомку. Голос глухой внутри:
— Нам поговорить надо. Она подняла голову.
— Ты что такой? — и попыталась улыбнуться, будто я просто устал. Я положил телефон на стол — экраном вверх. Она видела имя контакта. Она поняла сразу. Лицо её сжалось.
— Это… просто переписка… Мы дурачились. Ты же знаешь, я была раздражена беременностью…
— На шестом месяце? Голос мой был тихий, почти чужой.
— В роддоме тоже «дурачилАсь»?
Она отвернулась.
— Я была… растеряна… обижена… Ты всё работал, меня не слышал…
— Так ты нашла, кто услышит? Пока наш сын рос внутри тебя? Она закрыла лицо ладонями. Но слёзы — даже если и были — я не увидел. Только тяжелое молчание. А у меня в голове вдруг зазвенела пустота. Настолько громко, что я едва различал её дыхание. Сын вышел к нам, тёр глаза.
— Ма-а… Она потянулась к нему, а я — нет. И именно этот момент стал точкой отчёта. Мы разошлись без скандалов. Тихо. Почти буднично. Как будто разбили тарелку и решили, что клеить её бессмысленно. Сын первые недели искал её тапочки. Подходил к двери. Вставал на цыпочки.
— Ма придёт? И это ломало куда сильнее, чем всё, что она написала в тех сообщениях. Я стал жить ради него. Просто и честно: каши по утрам, парк по выходным, машинки, непослушные кубики, смех, слёзы, вечные стиральные машины. Дом пах молоком, детским шампунем и моим недосыпом. Иногда по ночам я вспоминал… её. Как мы смеялись, как выбирали имя сыну, как она ставила чайник, держа живот. И что-то внутри тихо спрашивало: когда всё сломалось? Ответа не было. Она появилась спустя полгода. Постаревшая. Бледная. С глазами, в которых стояла растерянная, неприкаянная тень.
— Я хочу видеть его. Он же мой сын. Я молчал. Долго. Потом открыл ей дверь. Сын, увидев её, взвизгнул, бросился к ней. И что-то в моей груди сжалось, но… отпустило. Не больно — просто по-человечески тяжело. Они сидели на ковре, собирали конструктор. Она говорила тихо, срывающимся голосом, гладила его волосы так осторожно, будто боялась сломать.
— Спасибо… — шепнула она, когда уходила. — За то, что позволил.
Я пожал плечами.
— Ты его мама. Это не обсуждается.
Она хотела что-то сказать, но не смогла. И ушла. А в квартире осталось странное тепло — слабое, не обещающее ничего, но честное. Я сел на кухне, налил себе чай. Пар поднимался лениво, пах мятой. Сын в комнате смеялся — звонко, чисто. И вдруг пришло какое-то спокойствие. Неровное, битое — но настоящее. Иногда жизнь не возвращает нам то, что забрала. Но даёт хоть маленький шанс не ожесточиться. И я, кажется, впервые за долгое время смог дышать нормально.
Подписывайтесь — здесь только реальные истории из жизни, которые заставят задуматься. А вы бы смогли простить человека ради ребёнка? Сталкивались с подобным? Напишите, как бы вы поступили — ваш опыт важнее, чем кажется.
ПРОДОЛЖЕНИЕ.
Другие рассказы.
Как она нашла себя после развода.
Одна на Новый год, история предательства.