Он выгнал меня из квартиры в тот же день, когда сказал, что «разлюбил».
Хлопнул дверью. Даже не дал мне договорить фразу. Я стояла с пакетом документов в руках, в носу пахло холодным подъездом, гудел лифт, а внутри звучала только одна мысль: «Вот так заканчиваются двенадцать лет?» Сын тянул меня за рукав и спрашивал:
— Мам, а мы домой пойдём? А я не знала, что ему ответить. Дом — это больше не наше место. Пока мы стояли под дверью, мой бывший — тот самый «ответственный отец», — писал что-то другой женщине. Я слышала вибрацию через дверь. Смешно, да? Человек, который клялся, что никогда не причинит боли, теперь запирался от нас, как от нежеланных гостей. Мне хотелось кричать. Но я просто постучала в дверь и сказала:
— Открой. Я прописана здесь. Ответом была тишина. Потом — щелчок замка.
— Ты чего приперлась? — спросил он. — Мы же всё решили. Мы? Решили? Нет. Он решил. И в тот момент я впервые за много лет почувствовала, что стою на голой земле. Минут через тридцать подъехала полиция. Да, я вызвала. И сказала спокойно, почти буднично:
— Мы войдём. У меня есть право. Так я впервые защитила не только сына, но и себя.
Развод — это не про подписи. Это про смерть старой версии тебя.
Потом были суды, документы, ночи с тишиной, которая не давала дышать. Бывший умолял не «портить ему жизнь», хотя свою он сломал нам за один вечер. Скандалы, шантаж, истерики. Он был уверен, что я испугаюсь и отдам всё, лишь бы не ругаться. Но когда у женщины внутри что-то наконец ломается — ломается тихо. И на этом месте появляется стальной каркас. В итоге — две трети квартиры нам с сыном, маткапитал, полный раздел. Родители дали денег на его долю. Мы продали старую квартиру и переехали в новую — светлую, чистую, с огромной кухней. Я помню первый вечер там: Сын складывал свои игрушки в новый шкаф. А я стояла посреди комнаты, упершись ладонью в стену. Гладкая, холодная, пахнущая свежей краской. И думала: «А как мне теперь жить? Без всего этого? Без “семьи”?» И ведь никто не учит, как правильно начинать жизнь после развода. Что делать с пустыми руками. Что делать с пустой кроватью. Что делать с пустой грудью.
Он исчез на два года.
И только тогда я поняла, что исчезаю сама. Я жила по инерции. Работа. Детский сад. Магазин. Дом. Иногда хотелось просто лечь на пол и не двигаться — чтобы мир хоть на минуту перестал требовать от меня новой «силы». Светлана — да, так меня зовут — постепенно превратилась в функцию. В сервис. В бесконечный список обязанностей. А потом что-то начало меняться. Не резко. А как утренний свет: сначала едва-едва, потом сильнее. Сын принес рисунок. На листе — я. Синий свитер. Красные волосы. Огромная улыбающаяся голова и солнечные лучи вокруг.
— Мам, ты теперь такая. Светлая. И меня прорвало. Потому что я в тот момент чувствовала себя серой и сломанной. Но дети умеют видеть не то, что сверху, а то, что внутри.
А потом в мою жизнь вернулись краски. В буквальном смысле.
Акварельные. Я когда-то рисовала. До брака. До бытовых войн, пеленок, ожиданий, разочарований. Как-то вечером, когда сын уснул, я достала старые коробки. На дне — потрескавшаяся палитра. Пахнущие временем кисти. Тубы, которым лет десять. Я выдавила немного ультрамарина на палитру. Развела водой. И вдруг почувствовала, как будто вздохнула впервые за два года. Рисовала тихо.
Без целей.
Без планов. Просто позволяла себе существовать. Через месяц в соцсетях появилась моя первая акварель — туманное утро с линиями крыш. Я выложила, не думая. Даже стеснялась. И вот тогда началось то, о чём я не могла даже мечтать.
И странным образом, её окружение начало меняться.
Появились новые люди — не с сайтов знакомств, а из творческой тусовки, из мира фриланса. Среди них был и он. Не принц. Просто человек, который, увидев её акварель, написал:
«В ваших работах есть тишина и свет одновременно. Как вам это удается?»
Она ещё не знала, к чему это приведёт. И это было неважно. Важно было то, что она снова дышала полной грудью. Формула счастья оказалась не в том, чтобы подогнать себя под чужие параметры, а в том, чтобы вспомнить пароль от своей собственной операционной системы. Финал был светлым, но не сладким. Проблемы никуда не делись — ипотека, дети, работа. Но внутри неё теперь жила та самая девчонка с горящими глазами. И она больше не позволяла Светлане себя забывать.
А что бы вы сделали на месте Светланы?
Сталкивались с тем, что потеряли часть себя ради «правильной» жизни? Какую часть? И смогли ли её вернуть?