— Мы проверили все камеры в районе.
— И?
— Ты правда хочешь это услышать? Вы были такой идеальной парой.
— Да...
— Слишком идеальной. Это всегда настораживает
Часть 1
— Алина! Алина-а-а!
Его голос, хриплый от круглосуточного напряжения, терялся в густой хвое вековых сосен. Максим шёл по сырой тропинке, сжимая в руке фонарь, луч которого выхватывал из предрассветного мрака причудливые коряги и блестящие глаза ночных зверей. На нём была дорогая, но теперь испачканная грязью куртка, а на ногах — новые треккинговые кроссовки, купленные специально для поисков.
Рядом с ним, отставая на пару шагов, шёл его друг детства Сергей, лицо которого выражало смесь сочувствия и смертельной усталости.
— Макс, давай сделаем привал, — тяжело дыша, предложил Сергей. — Ты уже третий час без остановки. Так ты сам с ног свалишься.
Максим лишь махнул рукой, не оборачиваясь, и снова закричал, и в этом крике была такая первобытная, отчаянная тоска, что у Сергея сжалось сердце.
Внутренний монолог Максима:
«Где же ты? Господи, где ты? Надо идти дальше. Нельзя останавливаться. Все смотрят. Все видят, какой я обезумевший муж. Так и должно быть. Правильно. Если остановлюсь — подумают, что мне всё равно. А мне не всё равно. Совсем не всё равно. Я должен её найти».
Он шёл, и картины последних двух дней проносились в его голове, как обрывки кошмара. Вечер, Алина не вернулась с вечерней пробежки. Её телефон не отвечает. Первые часы паники, которые со стороны выглядели как естественное беспокойство. Затем звонки в полицию, друзьям. Организация поискового отряда. Он, Максим, в центре всего — координирует, раздает указания, поддерживает волонтёров. Он — лицо трагедии. Иконой скорбящего мужа.
— Максим Андреевич, — к нему подошёл молодой парень из добровольческого поискового отряда «Лиза Алерт». — Мы прочесали сектор до болота. Ничего. Команда с собаками ушла на север, но там тоже пока чисто.
— Спасибо, Саша, — Максим положил руку на плечо парня, и его пальцы слегка дрожали. Дрожали искренне. — Спасибо вам всем. Без вас... я бы не справился.
Внутренний монолог Максима:
«Дрожу. Хорошо. Пусть видят, что дрожу. Естественная реакция. Усталость, холод, стресс. Если... если предложат полиграф... Надо будет вспомнить что-то светлое. Нашу первую встречу. Как она смеялась, когда я пролил на себя кофе. Радость. Счастье. Я ведь действительно её любил. Когда-то. Значит, эти эмоции настоящие. Их можно вызвать. Я смогу. Я всё смогу. Надо только играть безупречно. Как сейчас».
— Пошли дальше, — твёрдо сказал он Сергею. — Я не могу просто сидеть и ждать.
Они углубились в чащу. Светало. Серые краски рассвета медленно заливали лес, делая его менее зловещим, но от того более безнадёжным. Где она? В овраге? В заброшенной лесопилке? Максим лихорадочно водил фонарём по кустам, и его мозг работал с бешеной скоростью, прокручивая все возможные и невозможные варианты.
Внутренний монолог Максима:
«Если найдут... когда найдут... что скажут медики? Время смерти установят примерно. Надо, чтобы всё сходилось. Чтобы мое алиби было железным. Оно и есть железное. Я был на работе, потом заехал в спортзал, потом домой... Всё подтвердят коллеги, камеры... А потом... потом её не стало. Кто-то другой. Неизвестный. Маньяк. Случайность. Да, именно случайность. Все в неё верят. Все хотят в неё верить. Так проще».
— Смотри! — вдруг резко крикнул Сергей, хватая Максима за рукав.
Сердце Максима на секунду остановилось, а затем забилось с такой силой, что в глазах потемнело. Он рванулся вперёд, туда, куда указывал Сергей. Из-под куста папоротника торчал кусок ярко-синей ткани. Цвет куртки Алины.
Максим, не помня себя, упал на колени и начал раскидывать ветки руками. Это была она. Куртка. Помятая, грязная, порванная в нескольких местах.
— Алина! — его крик был уже не игрой, а чем-то животным, первобытным. Он схватил куртку, прижал к лицу, вдыхая знакомый, сладковатый запах её духов, смешанный теперь с запахом гнили и земли.
К нему сбежались другие волонтёры. Поднялся шум, кто-то уже звонил координаторам и полиции. Максим сидел на земле, сжимая в руках синюю ткань, и его плечи судорожно вздрагивали.
Внутренний монолог Максима:
«Нашли. Нашли не её, но нашли вещь. Значит, ищут в правильном направлении. Значит, я всё сделал правильно. Привёл их сюда. Сам того не желая. Играю свою роль. Играю... А почему у меня слезы? Настоящие слезы? От чего они? От усталости? От нервного срыва? Или от... нет. Не от того. Не может быть от того. Я не позволю. Это слабость. Надо собраться. Сейчас приедет полиция. Надо будет давать показания. Опять. Смотреть им в глаза. Опять лгать. Но это не ложь. Я же не знаю, где она. Я искренне не знаю. Я лишь предполагаю. Как и все».
— Макс, держись, дружище, — Сергей присел рядом, обнял его за плечи. — Сейчас всё будет. Следствие разберётся.
Максим поднял на него заплаканные глаза и увидел в них неподдельное горе и сострадание. И в этот момент его пронзила странная мысль: а что, если Сергей действительно верит в его невиновность? Что, если все они, все эти десятки людей, которые вот уже двое суток не спят, роют землю, обшаривают лес, верят, что он — жертва трагического стечения обстоятельств?
Он почувствовал внезапный приступ тошноты. Он встал, оттолкнув друга, и отошёл в сторону, делая вид, что не может совладать с эмоциями. Он стоял, прислонившись лбом к шершавой коре сосны, и глубже, чем когда-либо, заглядывал внутрь себя, пытаясь найти там того человека, которым был всего три дня назад. Уверенного в себе, успешного, контролирующего всё. Но находил лишь измождённое, испуганное существо, запертое в клетке из собственной лжи.
Сквозь шум в ушах он услышал приближающиеся сирены. Полиция. Сейчас начнётся новый акт этого бесконечного спектакля. Он глубоко вдохнул, вытер лицо рукавом куртки и повернулся навстречу сотрудникам в форме. Его взгляд снова стал сосредоточенным, полным решимости и боли. Боли, в которую он заставил поверить даже самого себя.
— Я готов ответить на все ваши вопросы, — тихо, но чётко сказал он подошедшему следователю. — Найдите её. Прошу вас.
Часть 2
Прошло ещё двенадцать часов. Найденная куртка дала поискам новый, но обманчивый импульс. Лес вокруг того места прочесали вдоль и поперёк. Волонтёры с собаками обследовали каждый квадратный метр. Были подняты архивы — проверяли всех местных рецидивистов, смотрели записи с немногочисленных камер на въездах в лесопарковую зону.
Ничего.
Напряжение, висевшее в воздухе первые двое суток, начало понемногу спадать, сменяясь тягостным, почти безнадёжным ожиданием. Люди устали. Эмоциональный запал, двигавший ими вначале, иссяк, оставив после себя лишь горький осадок и понимание, что, скорее всего, эта история не будет иметь счастливого конца.
Максим сидел в палатке, развёрнутой полевой кухней, и механически пил сладкий, слишком крепкий чай из пластикового стаканчика. Он смотрел сквозь открытый вход на угасающий день. Основная часть волонтёров уже разъехалась, осталась лишь небольшая группа энтузиастов и полицейские, организующие ночное дежурство.
К нему подошёл Сергей и сел рядом на складной стул.
— Макс, тебе надо домой. Хоть на пару часов. Ты не спал больше двух суток. Ты сам на ногах не стоишь.
Максим медленно перевёл на него взгляд. Глаза его были пустыми, словно все чувства уже выгорели дотла.
— Не могу я домой, Серёг. Там... там её вещи. Её запах. Я сойду с ума.
Внутренний монолог Максима:
«Домой? В тот дом, где всё напоминает о ней? Где каждый уголок кричит о том, что произошло? Нет. Уж лучше здесь. Здесь я — часть общих усилий. Здесь моя роль ещё имеет смысл. Ещё немного... Посмотри на них всех. Они уже почти смирились. Следователь сегодня утром говорил о версии «несчастный случай на неизвестной локации». Река, дикие звери... Да, пусть думают так. Это идеально. Ещё день-два, и поиски окончательно свернут. Спишут на печальную статистику. Сделают её ещё одной пропавшей без вести, тело которой не нашли. А я... я смогу начать всё сначала. Перееду. Продам дом. Сотру всё. Я отыграл свою роль безупречно. Просто нужно продержаться ещё чуть-чуть».
— Хотя бы поешь нормально, — не унимался Сергей, протягивая ему бутерброд. — На станцию приехала жена, привезла домашней еды.
Максим взял бутерброд, но лишь откусил маленький кусочек. Есть не хотелось. Его тело требовало не пищи, а покоя. Но мозг, запутавшийся в паутине собственной лжи, отказывался отключаться.
— Спасибо, — пробормотал он. — И тебе спасибо. И всем... Я не знаю, что бы без вас делал.
— Да брось, — Сергей с силой хлопнул его по плечу. — Мы же друзья. Мы с тобой до конца.
Эти слова «до конца» отозвались в душе Максима ледяным эхом. Какой конец он сам себе уготовил?
В палатку зашёл следователь, молодой, но с умными, внимательными глазами — капитан Игнатов.
— Максим Андреевич, можем вас на пару минут?
Максим тут же встал, изобразив готовность сотрудничать.
— Конечно, что-то новое?
— Пока нет, — Игнатов покачал головой. — Хотели кое-что уточнить по вашим показаниям. Вы сказали, что в день исчезновения супруги были на работе до семи вечера, а затем поехали в тренажёрный зал. Это «Фитнес-Маньяк» на улице Гагарина?
— Да, именно туда, — кивнул Максим, чувствуя, как внутри всё сжимается. «Спокойно. Всё проверено. Камеры на парковке меня видели. Тренер подтвердит, что я был. Всё чисто».
— А не могли бы вы уточнить, во сколько вы приехали в зал и во сколько его покинули?
— Приехал около семи двадцати. Ушёл... наверное, в девять. Да, в девять. Потом поехал домой.
— И дома никого не было?
— Нет. Алина... она должна была вернуться с пробежки. Но её не было. И её телефон не отвечал.
Внутренний монолог Максима:
«Всё правильно. Всё так, как мы и договорились. Она ушла на пробежку в семь. Я был в зале. Несостыковок нет. Идеальное алиби. Он просто перепроверяет. Так и должно быть. Спокойно, Максим, спокойно. Ты всё продумал».
Игнатов что-то записал в свой блокнот, потом поднял глаза и... уставился на ноги Максима. Точнее, на его новые, дорогие треккинговые кроссовки, в которых тот отправился на поиски и которые теперь были покрыты слоем лесной грязи.
— Хорошие ботинки, — заметил следователь безразличным тоном. — Удобные для леса?
Максим почувствовал лёгкий укол беспокойства, но тут же отогнал его.
— Да, удобные. Купил... купил как раз на случай таких вылазок на природу. С Алиной хотели в поход сходить в эти выходные.
Ложь полилась так же легко, как и правда. Он и сам начал верить в этот несбывшийся поход.
— Понятно, — Игнатов кивнул, и в его глазах на мгновение мелькнуло что-то неуловимое. — Не возражаете, если мы их... осмотрим?
Максим почувствовал, как по спине пробежал холодный пот. «Осмотреть? Зачем? Они же просто грязные. Я же ничего... ничего не мог принести на них. Я всё проверил. Я мыл их... нет, не мыл. Но я же не ходил туда... туда, где она. Я был осторожен. Чёрт!»
— Конечно... нет, — он сделал шаг назад, пытаясь сохранить на лице маску недоумения. — Но... зачем?
— Процедура, — развёл руками Игнатов. — Исключаем все версии. Мало ли, вы могли случайно наступить на что-то важное, не заметив. Микрочастицы, волокна... Современная криминалистика, вы понимаете.
— Да, конечно, — Максим поспешно наклонился и начал развязывать шнурки. Руки его снова предательски дрожали. «Это нормально. Это нормально — нервничать, когда у тебя на глазах проводят какой-то странный осмотр. Все подумают, что я просто на взводе».
Он снял кроссовки и протянул их следователю.
— У меня есть запасные в машине.
— Отлично, — Игнатов взял ботинки, держа их за шнурки, и аккуратно положил в большой бумажный пакет, который достал из портфеля. — Вернём в ближайшее время. Не переживайте.
Когда следователь вышел из палатки, Максим опустился на стул. Сердце бешено колотилось.
— Что это было? — спросил Сергей, нахмурившись.
— Не знаю... — Максим провёл рукой по лицу. — Говорит, процедура. Наверное, просто перестраховываются.
Внутренний монолог Максима:
«Процедура. Да, просто процедура. Они же не могут знать. Не могут. Я же всё продумал. Я не оставил следов. Никаких следов. Эти кроссовки... я надел их утром, когда уже всё было кончено. Я не мог ничего принести. Это невозможно. Спокойно. Надо успокоиться. Всё идёт по плану. Ещё немного, и всё это закончится. Они ничего не найдут. Ничего».
Он вышел из палатки, чтобы подышать воздухом. Сумерки сгущались, превращаясь в ночь. Где-то вдали, на командном пункте, горели фары машин, и виднелись силуэты людей. Но общая активность сошла на нет. Поиски фактически прекратились.
Максим смотрел на тёмный, безмолвный лес, и впервые за двое суток почувствовал не прилив отчаяния, а странное, щемящее облегчение. Скоро это закончится. Скоро он сможет перестать играть. Скоро он сможет попытаться забыть.
Он не знал, что его спектакль подходит к финальному акту. И что занавес захлопнется гораздо раньше, чем он предполагал.
Часть 3
Прошло всего несколько часов. Ночь опустилась над лесом плотной, непроглядной пеленой. В палатке полевого штаба царило уныние. Большинство волонтёров разъехались, обещая вернуться утром, но в их глазах читалась безнадёжность. Максим, накинув на плечи спальник, сидел на раскладном стуле и смотрел на мерцающий экран своего телефона. Он листал фотографии. Он и Алина в прошлом году на море. Она смеётся, закинув голову, ветер развевает её светлые волосы.
Внутренний монолог Максима:
«Всё кончено. Практически кончено. Завтра формально продолжат поиски, но все уже поняли. Случайность. Несчастный случай. Её тело, возможно, никогда не найдут. И это... к лучшему. Так даже лучше. Не будет страшного опознания, ужасных подробностей... Будет тихая, серая память. Которая со временем потускнеет. А я... я смогу жить. Смогу дышать. Просто нужно пережить эти похороны... которых не будет. Просто нужно...»
Мысль оборвалась. В палатку быстро вошли двое людей в штатском. Впереди — капитан Игнатов, а за ним — рослый, сурового вида мужчина, которого Максим раньше не видел.
«Максим Андреевич», — голос Игнатова прозвучал негромко, но как-то по-новому, официально и холодно. Вся палатка замерла. Сергей, дремавший в углу, поднял голову.
«Да?» — Максим медленно встал, спальник соскользнул с его плеч на пол. Он почувствовал ледяную тяжесть в животе. «Кроссовки. Это из-за кроссовок. Но что они могли найти? Ничего же не могло быть!»
«Максим Андреевич, вы нам интересны не как заявитель о пропаже, — Игнатов сделал небольшую паузу, и в наступившей тишине было слышно лишь треск генератора за стенкой палатки, — а как подозреваемый в умышленном убийстве вашей супруги Алины».
Слово «убийство» повисло в воздухе, густое, тяжёлое, нереальное. Кто-то из оставшихся волонтёров ахнул. Сергей вскочил, его лицо выразило полное непонимание.
«Что?! — вырвалось у Максима. Его голос сорвался на фальцет. — Что вы несёте? Это... это бред! Я её люблю! Я её ищу!»
Внутренний монолог Максима:
«Играй. Играй до конца! Это провокация! Они не могут ничего знать! Не могут!»
Суровый мужчина сделал шаг вперёд.
— Я — старший следователь Следственного комитета Макаров. У нас есть основания полагать, что вы причастны к исчезновению вашей жены. Прошу вас проследовать с нами для дачи показаний.
— Какие основания? — закричал Максим, и в его крике была уже не наигранная, а самая настоящая паника. — Вы с ума сошли! Я здесь двое суток! Я всё бросил!
— Основания будут предъявлены в ходе следствия, — невозмутимо парировал Макаров. — А ваше участие в поисках... — он многозначительно оглядел палатку, — ...ничего не доказывает. А зачастую — даже наоборот.
Максим почувствовал, как земля уходит из-под ног. Всё поплыло перед глазами. Он видел, как Сергей смотрит на него с ужасом и неверием. Видел бледные лица волонтёров. Видел холодные, каменные лица следователей. Его арестовывали. Прямо здесь. На глазах у всех.
— Нет... — прошептал он. — Вы не можете...
— Можем, — коротко бросил Игнатов. И в его руках вдруг оказался тот самый бумажный пакет. Он достал оттуда аккуратно упакованные в прозрачный evidence-пакет его кроссовки. — Ваша «предусмотрительность» вас и погубила, Максим Андреевич.
Дальше всё было как в тумане. Ему зачитали права. Быстро и ловко, пока он стоял в оцепенении, его руки были скручены за спину наручниками. Холод металла на запястьях стал для него первым по-настоящему реальным ощущением за последние двое суток. Это не был сон. Это был конец.
Его повели к служебной «Волге». Он шел, спотыкаясь, не чувствуя ног. Он видел, как Сергей пытался подойти, но его остановил один из оперативников. Он слышал шёпот, переходящий в возмущённые возгласы: «Не может быть!», «Да вы что!», «Это ошибка!».
Внутренний монолог Максима:
«Ошибка... Да, ошибка! Моя ошибка! Но в чём? Чёрт, в чём?! Кроссовки... что с ними? Я же надел их чистые! Я же не ходил...»
Его усадили в машину. Дверь захлопнулась с глухим, финальным звуком. Он сидел, вжавшись в сиденье, и смотрел в тёмное стекло на удаляющиеся огоньки палаточного лагеря. На ту жизнь, которая для него только что закончилась.
Следственный изолятор встретил его казённым запахом хлорки, старого линолеума и отчаяния. Камера. Решётка. Жёсткая койка. Всё это было настолько чужеродно и нереально, что мозг отказывался принимать происходящее. Он сидел на краю койки, уставившись в бетонную стену, и его сознание лихорадочно прокручивало все события последних дней, пытаясь найти ту самую роковую ошибку.
Прошло несколько дней. Допросы шли один за другим. Он твердил одно и то же: он невиновен, он любил жену, он ничего не знает. Следователи, Игнатов и Макаров, слушали его с каменными лицами, задавали уточняющие вопросы, но главной улики не предъявляли. Эта неопределённость сводила с ума хуже любого обвинения.
И вот настал день очной ставки с... вещественным доказательством. Его привели в кабинет следователя. На столе лежали его кроссовки, а рядом — какая-то сложная аппаратура и несколько пробирок.
— Максим Андреевич, — начал Игнатов. — Вы продолжаете настаивать, что в день исчезновения супруги вы были только на работе, в спортзале и дома?
— Да.
— И не посещали, скажем, заброшенный карьер в районе посёлка Лесной? Тот, что в пятнадцати километрах от места, где была найдена куртка Алины?
Лёд тронулся. Карьер. То самое место. Максим почувствовал, как кровь отливает от лица.
— Нет. Я там не был. Зачем мне туда ехать?
— Очень хороший вопрос, — в разговор вступил Макаров. Он взял со стола одну из пробирок. В ней был какой-то тёмно-красный, почти бурый грунт. — Видите это? Это — образец почвы, взятой с ваших кроссовок. Вернее, из самого глубокого, едва заметного протектора на носке левого ботинка.
Максим молчал, чувствуя, как его сердце готово вырваться из груди.
— А это, — Макаров взял вторую пробирку с таким же грунтом, — образец, взятый с порога вашего гаража. Того самого гаража, где, по нашей версии, вы хранили... ну, скажем так, улики, прежде чем избавиться от них.
Внутренний монолог Максима:
«Гараж... Чёрт! Чёрт! Я же заезжал в гараж после... после всего. Чтобы взять лопату и... и её телефон. Я заехал, чтобы переодеться. Я был там в тех же ботинках! Но я же вытряхнул их! Я проверил!»
— Совпадение? — с лёгкой усмешкой спросил Игнатов. — Возможно. Но давайте продолжим. — Он включил проектор, на стене появилось увеличенное в сотни раз изображение двух частиц грунта. — Перед вами — сравнительный микробиологический и спектральный анализ. Обе частицы имеют абсолютно идентичный состав. Не просто похожий. Идентичный. Уникальное сочетание минералов, спор грибов, пыльцы конкретных растений и... микроскопических частиц краски, характерной для бетонных перекрытий именно заброшенного карьера в посёлке Лесной. Частицы этой краски найдены и в грунте из вашего гаража, и на ваших кроссовках.
Макаров подошёл к Максиму вплотную.
— Вы были в том карьере, Максим Андреевич. Вы были там в тех самых кроссовках, в которых потом так героически искали свою жену. Вы принесли его почву в свой гараж. А потом, уже готовясь к поискам, надели эти же кроссовки и принесли неопровержимое доказательство своего присутствия на месте преступления прямо к нам в руки. По иронии судьбы, вы сами привели нас к мелу, где, как мы полагаем, и было захоронено тело Алины.
Максим сидел, не двигаясь. Всё было кончено. Он смотрел на увеличенные изображения двух пылинок, двух крошечных, ничтожных частиц грязи, которые оказались сильнее всех его расчётов, всех его уверток, всей его лжи. Он продумал всё. Камеры, алиби, свидетелей, эмоции. Он заставил себя поверить в собственную невиновность. Но он не продумал пыль. Обыкновенную лесную пыль.
Он не выдержал и закрыл лицо руками. Из его груди вырвался не крик, не рыдание, а тихий, безнадёжный стон. Стон человека, который сам выкопал себе могилу. И даже не заметил этого
Эпилог: Приговор
Зал суда был полон. Шёпот, похожий на отдалённый шум прибоя, стих, когда ввели подсудимого. Максим шёл, не поднимая глаз, в застиранном казённом костюме, который висел на нём, как на вешалке. За эти месяцы в СИЗО он осунулся, поседел у висков, а в глазах появилась неизгладимая пустота человека, заглянувшего в самую бездну и не нашедшего там даже собственного отражения.
Он сел на скамью подсудимых, его взгляд скользнул по лицам в зале. Он увидел Сергея. Его друг сидел, сгорбившись, и смотрел на него не с ненавистью, а с бесконечной болью и жалостью. Это было почти невыносимо. Он увидел сестру Алины, которая смотрела на него с таким ледяным презрением, что ему захотелось провалиться сквозь землю.
Внутренний монолог Максима:
«Все они ждут. Ждут, что я скажу. Как буду оправдываться. А что я могу сказать? Что это была случайность? Вспышка гнева? Но это была не вспышка. Это было холодное, расчётливое решение. И за него нужно платить. О, Боже... как же нужно платить...»
Судья, женщина с усталым, невозмутимым лицом, зачитала обвинительное заключение. Голос её был ровным и безразличным, как стук метронома, отсчитывающего последние секунды его прежней жизни. Перечислялись улики, показания экспертов, результаты экспертиз. Каждое слово ложилось на Максима новым свинцовым грузом. Особенно та часть, где говорилось о почвоведческой экспертизе.
— ...микрочастицы грунта, изъятые с подошвы обуви подсудимого, имеют стопроцентное совпадение с образцами, взятыми в заброшенном карьере, а также в его частном гараже...
Он снова увидел это. Не палату, не следователей, а тот самый карьер. Холодный вечер. Он копает. Глупая, нелепая мысль: «Надо бы сменить обувь, прежде чем ехать домой». Но он не сменил. Он был уверен в своей неуязвимости. Уверен, что он умнее всех.
— Подсудимому предоставляется последнее слово.
Фраза прозвучала как выстрел. В зале замерли. Максим медленно поднялся. Ноги его подкашивались. Он обвёл взглядом зал и увидел фотографию Алины, которую держала её сестра. Улыбающееся, живое лицо.
И что-то в нём оборвалось. Вся ложь, вся наигранность, вся выстроенная им башня из рационализации рухнула в одно мгновение, сметённая простым человеческим горем.
— Я... — его голос был хриплым шёпотом, и судья сделала ему знак говорить громче. Он сделал глубокий, прерывистый вдох. — Я виновен.
В зале пронёсся вздох. Кто-то заплакал.
— Я не собирался... я не хотел... — он замолкал, подбирая слова, которых не существовало, чтобы описать чудовищность его поступка. — Но это не оправдание. Никаких оправданий нет. Я отнял жизнь. Я отнял у её сестры родную кровинку, у её друзей — друга, у её родителей — дочь. Я отнял у себя... всё.
Он посмотрел на сестру Алины, и слёзы, наконец, вырвались наружу, тихие, бессильные.
— Простите меня, — прошептал он. — Я знаю, что не имею права этого просить. Я знаю, что эти слова для вас — ничего не значащий звук. Но я... я сломал собственную жизнь. Добровольно. И осознал это только тогда, когда было слишком поздно. Я был слеп. Мне казалось, что я решаю проблемы. А я просто уничтожал всё, что было по-настоящему дорого. И теперь мне остаётся только жить с этим. Если это можно назвать жизнью.
Он больше не мог говорить. Он просто стоял, опустив голову, и плечи его судорожно вздрагивали. Это было не театральное раскаяние для снисхождения суда. Это было искреннее, выстраданное падение в бездну собственной вины.
Судья удалилась для вынесения приговора. Минуты ожидания показались вечностью. Когда она вернулась, её лицо было таким же непроницаемым.
— Приговором суда подсудимый Максим Андреевич Орлов признаётся виновным в совершении преступления, предусмотренного статьёй 105 УК РФ — умышленное убийство. Назначается наказание в виде лишения свободы сроком на одиннадцать лет с отбыванием в колонии строгого режима.
Одиннадцать лет. Цифра прозвучала как приговор не только на эти годы, но и на всю оставшуюся жизнь. Когда конвоир взял его под руку, чтобы вывести из зала, Максим на секунду задержался взглядом на Сергее. В глазах друга он больше не видел жалости. Только прощание.
Его увели. Дверь зала суда закрылась, отсекая его от мира, в котором он когда-то был успешным мужчиной по имени Максим Орлов. Теперь он был просто номером. Осуждённым. Убийцей.
И самым страшным наказанием для него была не серая тюремная стена, а та самая, принесённая им на подошвах кроссовок, горсть земли. Она будет сниться ему каждую ночь. Напоминая, что его поймала не полиция. Его поймала его же собственная, ничтожная и всесильная, оплошность
Читайте и другие наши истории:
Очень просим, оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания! Можете скинуть ДОНАТ, нажав на кнопку ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера, крепкого здоровья и счастья, наши друзья!)