Все главы здесь
Глава 5
Люди будто расступались перед ней, заглядывались — нечасто в их краях появлялись городские. А она шла без оглядки, прямо к нему, точно искала защиты или ответа.
Егор спросил разрешения у отца, лишь кивком головы. Тот нехотя, но кивком же головы и ответил согласием. Церковь не место для проявления иных чувств, кроме смирения.
Егор спустился к ней, шагнул навстречу, и взгляды их встретились. В этой встрече было все: ноябрьская нежность, рождественская горечь, отцовский гнев и его собственное смятение.
Марина перекрестилась и едва слышно сказала:
— Я к вам… батюшка Егор.
И он понял: случайности в том не было. Что-то произошло.
— Давай присядем.
Она покорно кивнула, он отвел ее к лавке.
Некоторые прихожане с удивлением смотрели на них, другим было совершенно все равно.
Марина сидела рядом с ним — потерянная, бледная, с глазами, полными слез.
— Я… пришла к тебе… к вам, Егор, — проговорила она, сбивчиво, словно боялась самого собственного голоса. — Ты… Вы ведь понимаете, у меня… был человек. Был… бросил. На днях ушел. А я… я беременная.
Егор словно не услышал. Он моргнул, будто пытаясь стряхнуть с себя наваждение.
— Как беременная? — выдохнул он. — Но ведь вы… даже не муж и жена… разве так бывает?
— Так случилось, — глухо ответила Марина и опустила голову. — Мне некуда деваться. Я пришла… просить у тебя… у вас благословения… на аборт.
Марина сбивалась то на «ты», то на «вы». Она никак не могла понять, кто он для нее: батюшка Егор или друг.
У Егора все внутри обрушилось. Слово «аборт» резануло, как нож по живому. Он схватил ее за руки — горячие, дрожащие.
— Благословение? На это?.. Да как же, Марина? — голос его сорвался, в нем было и отчаяние, и гнев, и молитва. — Это же ребенок! Живой! Ты только послушай себя… что ты говоришь! Твой ребенок! Как можно его убить?
Она всхлипнула, отвернулась, но руки не вырвала.
— А как мне быть? — с горечью спросила она. — Мне стыдно! Я бабушку опозорила. Она мне не разрешала… говорила нельзя до свадьбы…а я вот не послушалась. Не нравился он ей! Она тебя хотела… ну чтобы… А соседи что скажут? А моя учеба? А на что я буду жить? Сейчас хоть стипендия есть. Кто потом возьмет меня с чужим ребенком? Как я прокормлю его одна? Бросить училище? А дальше? Егор… почему ты молчишь? Егор…
Он слушал ее и не узнавал себя: казалось, мир рушится, но вместе с тем он впервые ощущал в себе силу, о которой и не догадывался.
— Да неужели стыд и бедность перевешивают жизнь? — горячо заговорил он. — Марина, прошу тебя, умоляю — роди. Бог не оставит. Ты не останешься одна.
Она смотрела на него сквозь слезы — и в этом взгляде было и сомнение, и боль, и какая-то робкая надежда, которую она боялась в себе признать.
Егор потянулся к ней и уже хотел выдохнуть главное, самое решительное: «Я женюсь на тебе, я не дам тебе пропасть», — но Марина, чего-то испугавшись, рванулась, вырвалась и, не глядя, почти бегом бросилась из церкви.
Егор не мог бежать за ней, служба еще не была окончена, он остался один на лавке, с застывшим на губах словом, с дыханием, оборванным на полуслове, словно сама церковь держала его.
…Вечером Егор сидел дома, за столом, низко опустив голову, будто виноват был во всем на свете именно он, и слова рвались из него торопливо, сбивчиво:
— Батюшка… это она приезжала. Марина… Она просила благословения на страшное дело. На убийство ребенка… Я сказал — нет, я умолял ее оставить дитя… А она убежала...
Отец смотрел строго, тяжелым взглядом, в котором Егор искал хоть крупицу сочувствия, но не находил.
— Тебя это не касается. Миряне живут по своим законам и сами несут ответственность за свои поступки. Они к нам приходят только тогда, когда хотят услышать слово Божье. Но и тогда — не всякая просьба должна быть исполнена.
— Но ведь она пришла! — горячо возразил Егор. — Она ведь у нас просила!
— А что просила? — резко перебил отец. — Благословить убийство. Ты не благословил. Правильно сделал. Значит — поступил как подобает. И на этом все. Забудь. Да и нет у тебя права благословлять пока…
— Но… я не могу так, — голос Егора дрожал. — Она одна, ей страшно… совсем одна.
— Молодец, что устоял, — сказал батюшка Михаил твердо, будто ставил точку. — Остальное не твое дело.
И от этих слов Егора словно окатили ледяной водой: в груди стало пусто, тяжело, и он понял, что никакого утешения и понимания от отца он сегодня не дождется.
На следующий же день Егор уехал из дома тайком, никому ничего не сказав. Он поехал к ней, к Марине.
Долго стоял под ее окнами, не решаясь войти, потом все же поднялся, сердце билось так, что казалось — его услышит весь дом.
Марина открыла дверь бледная, уставшая, но все та же — с той же ясностью в глазах, от которой у него сжималось сердце. Он едва удержался, чтобы не броситься к ней и не обнять.
— Марина… — сказал он тихо, но в голосе дрожала такая мольба, что она вздрогнула. — Не делай этого. Пожалуйста, я тебя прошу, не делай. Это же дитя… твоя кровь, твоя плоть. По Божьему закону грех страшный — убить его. Оставь. Родишь — и Господь не оставит тебя.
Она отвернулась, прикусила губу.
— Ты не понимаешь? Я одна… мужа нет, позор какой… Все его видели, все поймут. Да ладно. Это переживу. Кто кормить будет? Я студентка… Я пропаду с этим ребенком. На что жить?
— Нет! — горячо перебил он, шагнув ближе. — Ты не пропадешь! Господь пошлет помощь. Да хоть я сам буду рядом, я все вынесу, только ты не убивай его, слышишь? Я умоляю тебя.
Он говорил быстро, горячо, срывался на крик, и глаза у него блестели от слез:
— Пожалуйста, Марина, я в ноги тебе падаю… не делай этого…
Она закрыла лицо руками, и плечи ее дрожали, а он смотрел на нее, как на последнюю надежду в своей жизни.
— Егор, когда ты появился у нас первый раз — помнишь, упал у подъезда? — она улыбнулась сквозь слезы. — Я тогда… ну в общем… понравился ты мне тогда… сильно понравился. Я ни о чем другом думать не могла, как только о тебе. Все валилось из рук.
Егор вздрогнул, тепло прошло по его телу. Марина продолжила:
— Но ты уехал, а примерно через неделю появился он, Сергей… Егор, он меня просто заворожил, я голову потеряла: такие слова говорил, подарки дарил, бабушка была против. Категорически. Ты знаешь, я иногда думаю, что она из-за меня умерла и…
— Не думай так, Господь…
— Подожди, Егор, не перебивай, потом бабуля умерла. Рядом никого. Я в нашу деревню телеграмму дала. Никто не приехал, далеко. Сергей все сам сделал, понимаешь? И похороны, и поминки… остался… я не смогла его выгнать. Потом все было как в сказке, но недолго. Вскоре он сказал: что командировка подошла к концу, и ему надо домой. Я спросила, когда он вернется, а он засмеялся и сказал — когда будет следующая командировка. В Москву я езжу часто. Так и сказал. А на днях я поняла, что беременная… у врача была. Всего пять-шесть недель, и еще можно…
— Нет, нельзя, — крикул Егор. — Даже не думай об этом.
Татьяна Алимова