На столе стояла свеча. Оля зажигала её всегда перед его приходом — ритуал, который раздражал и успокаивал одновременно. Максим не понимал, зачем нужна свеча, если горит люстра. Он вообще не понимал много чего.
Три года назад Виктория говорила ему это каждый день, пока они завтракали. Лара тоже говорила. Они оставляли списки — длинные, аккуратные — вещи, которые он должен был исправить, прежде чем они смогут быть счастливы. Максим любил длинные списки.
Оля была другой. Оля была как пустая комната, где он ждал, что произойдёт что-то плохое, но плохого не происходило. И это было ужасно.
— Ты хорошо выглядишь, — сказала она, когда он вошёл.
Это не было критикой. Просто наблюдение. Максим хотел ответить что-то едкое, превратить комплимент в вопрос, в упрёк, в фундамент для будущих изменений. Но только кивнул.
Ужин был обычным — макароны с овощами. Она готовила медленно, тщательно, как человек, которому важно, чтобы еда была просто хорошей, а не впечатляющей. Максим не любил такую еду. Он любил еду, которая что-то доказывала.
— Как твой день? — спросила она.
Он рассказал про встречу на работе, конфликт с коллегой, начальника, который, конечно, идиот. Оля слушала и не говорила, что он должен был ответить иначе, что его тон был неправильным, что нужно развивать эмпатию. Она просто слушала. Это было мучительно.
— Он действительно был идиотом? — спросила она потом.
— Да, — сказал Максим.
— Хорошо. Люди иногда такие.
И это было всё. Никакого совета. Ни списка. Ни карты пути к лучшему себе. Просто признание его слов.
После ужина они смотрели фильм. Оля положила голову ему на плечо, и Максим почувствовал знакомое напряжение в груди — ту самую тревогу, что появлялась, когда женщина рядом не требовала от него доказательств.
Когда фильм закончился, Оля встала, прошла на кухню и вернулась с чайником. Налила две чашки — пахло травой и чем-то горьким.
— Я хочу тебе что-то сказать, — произнесла она.
Максим напрягся. Он знал этот момент. Его тело даже отозвалось заранее — как будто готовилось к удару. Мать так говорила, когда он её разочаровывал. Виктория — когда он «недостаточно старался». Он знал, что сейчас начнётся объяснение, почему он не такой.
Оля взяла его руку. Её ладонь была тёплой.
— Я люблю тебя, — сказала она.
Максим замер. Ждал продолжения. Ждал условия, ждал пункта, где объясняется, почему это вообще возможно — несмотря на его недостатки.
Но продолжения не было.
— Просто люблю, — тихо добавила Оля. — Как ты есть. Без изменений.
Слова упали на него, как камни. Не острые — просто тяжёлые.
Максим резко встал. Чай опрокинулся. Горячая жидкость пролилась на белую подушку, оставив на ней пятно, похожее на карту неизвестной страны. Он стоял, тяжело дыша, как человек, который внезапно оказался без опоры.
— Максим? — спросила Оля, её голос дрожал.
Он натянул куртку. Пальцы слушались плохо.
— Я не могу быть таким, каким я есть, — сказал он.
— Почему?
— Потому что я не знаю, кто я, если мне не нужно меняться.
Дверь захлопнулась за ним. На улице было холодно — ноябрь уже щипал за щёки.
Он шёл долго. Сквозь влажный воздух, мимо окон, где люди молча ели ужин, мимо баров с музыкой, мимо витрин, где всё светилось чужим уютом. На мосту над рекой он остановился. Вода текла равнодушно, без суждений.
Рука в кармане дрожала.
Три года было достаточно, чтобы понять: критика — это форма внимания. Списки — способ быть нужным. Если тебя хотят исправить, значит, ты всё ещё существуешь. Без условий — пустота.
Оля любила его. Безусловно. И это было худшее, что с ним случалось.
Домой он вернулся к двум ночи. В квартире было темно. В зеркале — чужое лицо. Пустое, как комната, где никто не живёт.
На столе лежал телефон. Три сообщения от Оли:
«Где ты?»
«Пожалуйста, позвони мне.»
«Я не понимаю.»
Он не ответил. Открыл список контактов. Виктория. Лара. Инна. Все на месте, все доступны. Он позвонил Виктории.
— Привет, — сказал он. — Я соскучился.
— Я знаю, — ответила она. — Мне нужно с тобой поговорить о твоей карьере.
И Максим почувствовал облегчение. Чёткая цель. Чёткий враг. Чёткие условия существования.
Прошли недели. Потом месяцы. Оля писала ещё пару раз, потом перестала. Он иногда представлял, как она всё так же зажигает свечу перед пустым диваном. Как думает, что это её вина — слишком простая любовь.
Он знал, что это правда. Её ошибка в том, что она подумала: человек хочет быть принятым. Что любовь без условий — благо.
Но Максим не был таким человеком. Он нуждался в списке. В рамке. В отражении, которое подсказывает, кем быть. Без стен он рассыпался.
В декабре он встретил Олю на улице. Она шла с подругой, смеялась. Волосы короче, взгляд другой. Он хотел подойти, сказать, что ошибался. Хотел попросить списки обратно.
Но Оля посмотрела мимо, как мимо случайного прохожего. И Максим понял: он закончился для неё. Прошёл сквозь, не оставив следа.
Он пошёл в другую сторону. За спиной звенел её смех — лёгкий, уверенный, живой. Смех женщины, которая решила, что она достаточно хороша.
И Максим понял: он навсегда останется тем, кто уходит, когда его любят просто так. Потому что просто так — это слишком честно. Это требует быть. А он умел только казаться.
* * *
😊Дорогие друзья! Спасибо, что заглянули ко мне! 😊Каждый ваш визит — это маленькое чудо для меня. Если вам было интересно, ставьте лайк и 👉 подписывайтесь на канал
Мои другие рассказы: