Глава 1
Маша считала свой брак с Сашей идеальным. Нет, не тем приторно-сладким идеалом из рекламы, а чем-то прочным, теплым и надежным, как старый дуб, устоявший в бури. Они прожили вместе семь лет. Говорят, это опасный срок, но Маша лишь посмеивалась над этим. Их «семь лет» были наполнены общим бизнесом – уютным антикварным магазинчиком «Хрустальная ладья», – совместными путешествиями и тихими вечерами, когда они молча сидели рядом, каждый со своей книгой, и этого молчания было достаточно, чтобы чувствовать связь.
Но в последние месятки в их доме поселилась тень. Не ссоры, нет. Саша стал отстраненным. Он задерживался на «инвентаризации», его телефон, всегда лежавший на виду, теперь прятался в карман пиджака при малейшем звонке. А в его глазах, когда он думал, что Маша не видит, мелькала какая-то озабоченность, не их, семейная.
Однажды вечером, разбирая коробку со старыми книгами для магазина, Маша нашла блокнот. Не Сашин, чей ровный почерк она знала, а чей-то чужой, с легким наклоном влево. Он выпал из потрепанного тома «Мастера и Маргариты». Из него на пол выскользнула фотография.
На снимке был Саша. Он сидел в каком-то уличном кафе, которого Маша не узнавала, и смотрел на кого-то за кадром. Смотрел так, как не смотрел давно даже на нее – с обожанием, смешанным с дерзким вызовом. В его глазах горел огонь, который, как ей казалось, давно погас в размеренной семейной жизни.
Мир сузился до размеров этой фотографии. Сердце заколотилось где-то в горле, громко, неровно. Руки задрожали.
«Спокойно, Маша, – уговаривала она себя. – Может, это старый снимок? До меня? Но откуда он тогда здесь?»
Она открыла блокнот. Это был дневник. И на первой же странице она увидела обращение, от которого кровь прилила к вискам.
«Дорогой Саша, если ты это читаешь, значит, наша тайная почта снова в действии. Помнишь, как мы обожали оставлять друг другу записки в старых книгах? Это наше. Наше место, где только мы двое...»
Маша не могла дышать. Она лихорадочно пролистала несколько страниц.
«...твоя жена, наверное, прекрасная женщина. Но она любит тебя как привычку, как часть своего уютного мира. А я... я люблю в тебе бунт. Того мальчишку, который готов был ради меня на все...»
«...встретимся в пятницу, в старом месте. У «нашего» моста. В восемь. Я не могу ждать».
Пятница. Сегодня.
Маша посмотрела на часы. Было без пятнадцати восемь. Саша с утра сказал, что едет к поставщику в другой город и вернется поздно.
Ложь. Голая, наглая ложь.
Она не помнила, как села в машину. Как вела ее по знакомым улицам, которые вдруг стали чужими. Перед глазами стояло лицо Саши с фотографии – влюбленное, живое. Таким она его не видела годами. По щекам текли слезы, но она их не замечала.
Она припарковалась не доезжая до старого арочного моста через речку, того самого, где они с Сашей когда-то признались друг другу в любви. Теперь это было «их место» у него с кем-то другим. Ирония судьбы была похлеще пощечины.
И тут она увидела его. Саша стоял, прислонившись к перилам. Он был один. Смотрел на воду. В его позе не было влюбленного ожидания, скорее... скорбная решимость. Маша сжала руль так, что кости побелели. «Где же она? Где та, кто пишет эти дурацкие письма?»
И вдруг из тени под мостом вышла фигура. Невысокая, в темном плаще. Саша обернулся. Маша затаила дыхание.
Незнакомка подошла к нему вплотную. И... упала перед ним на колени.
Маша протерла глаза. Ей показалось? Нет. Женщина, сгорбившись, буквально валялась в ногах у ее мужа, что-то умоляя. Саша не поднимал ее. Он стоял неподвижно, как статуя, его лицо было искажено болью и гневом.
Что происходит? Это не похоже на любовное свидание. Это похоже на... суд.
Маша не выдержала. Она вышла из машины и медленно, как во сне, пошла к ним. Шаги по гравию казались ей оглушительно громкими.
Услышав шаги, и Саша, и женщина резко обернулись. И в этот момент Маша увидела ее лицо. Оно было изможденным, испуганным, с огромными, полными слез глазами. И до боли знакомым.
Это была Лиза. Младшая сестра Маши.
Мир рухнул. Не просто треснул, а разлетелся на миллиард острых осколков.
«Лиза? – выдохнула Маша. – Ты?... Это... ты?»
Лиза, увидев сестру, вскрикнула и попыталась встать, но ее ноги подкосились. Саша шагнул вперед, заслоняя ее, но это был не защитный жест. В его глазах читалась ярость.
«Маша, уйди отсюда», – прорычал он. Его голос был чужим, низким и опасным.
«Что происходит, Саша? – голос Маши дрожал. – Лиза? Ты написала эти письма? Ты... и Саша?»
Лиза, рыдая, отрицательно замотала головой. «Нет, Маша, нет, ты ничего не понимаешь!»
«Понимаю! – крикнула Маша, и вся ее боль вырвалась наружу. – Я все понимаю! Мой муж и моя сестра! Вы... вы оба...» Она не могла договорить.
Саша посмотрел на нее с таким странным выражением – смесью жалости и презрения.
«Это не то, что ты думаешь, Маша. Это гораздо, гораздо хуже».
От этих слов у нее похолодело внутри. Хуже? Что может быть хуже предательства мужа с собственной сестрой?
Глава 2
Тишина на набережной повисла густая, звенящая, разрываемая лишь всхлипываниями Лизы. Слова Саши «это гораздо хуже» висели в воздухе, как ядовитый туман.
«Хуже? – прошептала Маша, глядя на сестру, которая не могла поднять на нее глаз. – Что... что может быть хуже?»
Саша сделал шаг к Маше. Он был бледен, скулы напряжены.
«Никакого романа между нами нет и не было, Маша. Ты нашла не любовные письма. Ты нашла шантаж».
«Шантаж?»
«Да, – в разговор вступила Лиза, с трудом поднимаясь с колен. Ее голос был сорванным, полным стыда. – Это я писала эти записки. Я... я шантажировала Сашу».
Маша почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она ждала чего угодно – слезных оправданий, признаний в любви, даже злости. Но не этого.
«Но... почему? Зачем?» – единственное, что она смогла выжать из себя.
Лиза, наконец, посмотрела на сестру. В ее глазах была бездонная пропасть отчаяния.
«Деньги, Маша! – выкрикнула она. – Мне нужны были деньги! Большие деньги!»
«Какие деньги? У тебя же все есть! Работа, квартира...» – Маша всегда помогала сестре, считала ее успешной.
«Игорь, – простонала Лиза, и это имя прозвучало как приговор. – Он... у него долги. Огромные. К нему уже приходили... Они угрожали ему. И мне. Он сказал, что если я не найду денег, они его убьют. А потом разберутся со мной».
Игорь, муж Лизы. Милый, веселый парень, с которым они поженились всего два года назад. Маша никогда бы не подумала...
«И ты решила шантажировать моего мужа? Своего зятя?» – голос Маши окреп от нахлынувшей ярости. Предательство сестры казалось теперь в разы страшнее супружеской измены.
«Я не знала, куда бежать! – заломила руки Лиза. – Я боялась тебе сказать... Ты бы стала читать нотации, звать к ответственности... А времени не было! А потом... потом я вспомнила».
«Что ты вспомнила?» – спросила Маша, но внутри уже начало складываться страшное предположение.
Лиза посмотрела на Сашу с каким-то животным страхом. «Я вспомнила, что Саша... что он не всегда был законопослушным антикваром».
Саша стоял, отвернувшись, смотря в темную воду. Его спина была прямая и жесткая.
«Рассказывай, – тихо, но властно потребовала Маша. – Все».
«Пять лет назад, – начала Лиза, запинаясь. – Помнишь, ты как-то разговаривала с Сашей по телефону, а я была в гостях? Ты тогда ушла на кухню, а трубка была на громкой связи... Я слышала... Он говорил с кем-то о каком-то «деле», о «прошлом», о том, что он «очистил» деньги через свой бизнес... Он сказал: «Никто и никогда не должен узнать, что было до «Хрустальной ладьи». Особенно Маша».
Маша посмотрела на мужа. Он не шевелился, будто вырезанный из камня.
«И ты решила этим воспользоваться? – с горьким презрением спросила Маша. – Придумала эту дурацкую историю с любовными письмами, чтобы угрожать ему разоблачением?»
«Да, – прошептала Лиза. – Я писала эти записки, как будто от какой-то женщины из его прошлого. Говорила, что знаю все его тайны, что расскажу тебе, полиции... Я требовала денег. Мы встречались здесь, под мостом, он передавал мне конверты... А сегодня... сегодня я пришла попросить еще. Потому что Игорь снова проиграл... И Саша... он сказал, что все кончено. Что он тебе все расскажет, но больше ни копейки».
Маша представила эту картину: ее муж, ее Саша, месяц за месяцем тайком встречается с ее сестрой под покровом ночи, передает ей деньги, живет в страхе, что его тайна всплывет и разрушит тот хрупкий идеальный мир, который они с Машей построили. А она... она видела лишь его отстраненность, его тайны, и решила, что у него любовница.
Стыд и жалость залили ее огненной волной. Она обвиняла не того человека.
«Саша... – тихо позвала она. – Это правда?»
Он медленно обернулся. В его глазах не было ни капли того огня, что был на фотографии. Там была только усталость. Усталость от лет лжи.
«Правда, – коротко бросил он. – Все, что она сказала, – правда. Кроме одного. У меня не было «криминального прошлого». Тот разговор был о другом».
Он посмотрел прямо на Машу, и в его взгляде читалась какая-то странная, неизбывная грусть.
«Тогда, пять лет назад, я продал фамильную реликвию, чтобы спасти наш бизнес. Ту самую хрустальную ладью, в честь которой мы назвали магазин. Ее подарил еще моему прадеду. Я знал, как ты ею дорожила, как верила, что она приносит нам удачу. Я не мог тебе признаться, что мы на грани банкротства. Сказал, что отдал ее на реставрацию, а потом... что ее украли. Я боялся твоего разочарования. Боялся, что ты перестанешь мне доверять. А эта дура, – он кивнул на Лизу, – подслушала обрывки и нарисовала в своем воображении целый гангстерский роман».
Откровение ударило с новой силой. Не преступление. Не измена. А жалкая, глупая, затянувшаяся на годы ложь из-за желания казаться сильным, сохранить свой идеал в глазах жены.
Маша смотрела то на Сашу, чья ложь оказалась порождением странной, уродливой любви, то на Лизу, чье предательство было продиктовано страхом и глупостью. И она понимала, что ее идеальный мир был построен на песке. И этот песок сейчас утекал у нее сквозь пальцы с неумолимой скоростью.
«Иди домой, Лиза, – тихо сказала Маша. – Разбирайся со своими проблемами. Но запомни – ты для меня больше не сестра».
Лиза, всхлипывая, кивнула и, пошатываясь, побрела в темноту.
Маша осталась с Сашей лицом к лицу. Двое лжецов на пустынной набережности.
«Идем домой, – сказал Саша, и в его голосе снова появились знакомые, мягкие нотки. – Мы все обсудим. Я все тебе расскажу».
Но Маша покачала головой. Ей нужно было побыть одной. Осмыслить этот ураган, который за один вечер смел ее веру в мужа, в сестру, в саму себя.
«Нет, Саша. Не сегодня. Я не могу... я не могу сейчас с тобой говорить».
Она развернулась и пошла к своей машине, оставив его одного в темноте под мостом, где только что рухнули сразу три жизни.
Глава 3
Неделя пролетела в тумане. Маша почти не выходила из дома. Она отменила все заказы в магазине, повесив на дверь табличку «Закрыто по семейным обстоятельствам». Фраза звучала злой насмешкой.
Она жила в странном состоянии между оцепенением и острой, режущей болью. Она перебирала в памяти их с Сашей годы, выискивая другие ложки дегтя, другие трещины, которые она предпочла не замечать. И находила. Мелкие нестыковки в рассказах о работе, внезапные «командировки», его нежелание обсуждать финансовые вопросы. Она думала, что это забота, а оказалось – патологический страх разочаровать ее.
Саша звонил каждый день. Сначала оправдывался, потом умолял, потом просто молчал в трубку, давая ей понять, что он на другом конце провода. Она не брала. Ей нужно было понять саму себя. Что она чувствует? Ярость? Да. Но не на него одного. На себя – за слепоту. На Лизу – за подлость. На весь мир – за то, что так жестоко перевернул ее жизнь.
Больше всего ее мучил мотив. Он солгал не из корысти, не из-за другой женщины. Он солгал, потому что боялся ее реакции. Потому что их «идеальный» брак был для него не опорой, а хрустальным колпаком, который он боялся разбить одним неловким движением. Разве это не было самым страшным предательством? Предательством доверия к ее силе, к ее способности принять его неидеальность?
На восьмой день туман внутри нее начал рассеиваться, оставляя после себя горькую, но кристально чистую ясность. Она поняла, что не хочет терять его. Несмотря на всю боль, несмотря на ложь. Потому что под этой горой вранья она все еще видела того самого Сашу, который ради их общего будущего был готов на отчаянные, глупые, но жертвенные поступки.
Она приняла душ, надела чистое платье и поехала в «Хрустальную ладью».
Магазин был пуст. Пыль уже легла тонким слоем на стеллажи с фарфором и старыми книгами. Саша сидел за кассовым аппаратом, уткнувшись в одну точку. Он выглядел постаревшим на десять лет.
Услышав скрип двери, он поднял голову. В его глазах вспыхнула надежда, смешанная со страхом.
«Маша...» – его голос сорвался.
«Я не простила тебя, Саша, – тихо сказала она, останавливаясь по другую сторону прилавка. – И, возможно, не прощу очень долго. Но я поняла одну вещь».
Он смотрел на нее, затаив дыхание.
«Наш брак был ненастоящим, – продолжила она. – Мы играли в идеальную пару. Ты – безупречный добытчик и муж, я – довольная и беспечная жена. Но под этой маской ты боялся быть слабым, а я... а я, наверное, и не давала тебе такой возможности. Мы построили красивый фасад, а за ним оказались пустота и страх».
Саша опустил голову. «Я был дураком. Я думал, что если ты узнаешь, что я не такой уж сильный, что я могу совершать ошибки, ты разлюбишь меня».
«А я думала, что если покажу тебе, как я иногда боюсь и сомневаюсь, ты перестанешь меня уважать, – призналась Маша. – Мы оба предали друг друга, Саша. Ты – ложью. А я – нежеланием видеть правду».
Он подошел к ней, медленно, будбо боясь спугнуть.
«Что нам делать, Маш?» – в его голосе была мольба.
«Начать все сначала, – сказала она. – Но на этот раз – честно. Со всеми нашими страхами, ошибками и неуверенностью. Без этой дурацкой хрустальной ладьи, без иллюзий».
Он взял ее руку, и она не отняла. Его ладонь была теплой и знакомой.
«Я продал ее, чтобы заплатить за твою операцию, Маша, – прошептал он, глядя ей в глаза. – Тогда, пять лет назад. Не просто для бизнеса. Врачи были не из нашей клиники, лучшие... Я не мог рисковать тобой. И не мог сказать... не хотел, чтобы ты боялась».
Это стало последним пазлом, который встал на свое место. Вся картина, уродливая и прекрасная одновременно, была наконец собрана. Его предательство было оборотной стороной его абсолютной, доходящей до безумия любви.
По ее щекам потекли слезы. На этот раз – не от горькой обиды, а от щемящего, болезненного понимания.
«Все это время... ты просто любил меня слишком сильно», – выдохнула она.
«Слишком глупо, – поправил он, смахивая с ее щеки слезу. – Я обещаю. Больше никогда. Ни одной тайны».
«И я, – кивнула Маша. – Ни одной».
Они стояли посреди своего пустого магазина, держась за руки, как два уставших, израненных путешественника, которые наконец-то нашли друг друга в тумане. Идеальный брак рухнул, рассыпался в прах. Но из этого праха можно было построить что-то новое. Настоящее. Прочное. Не идеальное, но живое.
«Знаешь, – сказала Маша, глядя на пыльные полки. – Мне кажется, «Хрустальная ладья» свое отслужила. Давай придумаем магазину новое название».
Саша слабо улыбнулся. Впервые за долгое время в его улыбке не было ни капли фальши.
«Давай. Какое?»
«Я не знаю, – честно ответила Маша. – Но мы придумаем его вместе».
Они вышли из магазина, заперев дверь. На улице был хмурый, пасмурный день, но сквозь разрывы в тучах пробивался солнечный луч. Он был слабым, но упрямым. Как и их надежда.