Алиса сидела, прижавшись к холодному полу сторожки, и пыталась унять дрожь. В темноте каждый звук разрастался до нестерпимой громкости: собственное дыхание, стук сердца, шорох где‑то за досками. Мышь?
«Евгений мёртв. Или…Может он ещё живой»?
Мысль пробилась сквозь пелену страха — острая, как осколок стекла. Она зажмурилась, но образ не исчезал: безжизненное тело, кровь на руле, неподвижные глаза. Нельзя. Нельзя сейчас. Надо выжить.
Она выбралась наружу. Темнота густая, словно битум. Чёрная и липкая, как и страх, что растекался по венам. Алиса решилась включить фонарик на телефоне, чтобы не споткнуться и вдруг поняла, что это за место — заброшенный лагерь детского отдыха. Впереди беседка, на веранде сухие листья, которые задуло внутрь ветром. Звук за спиной. Алиса метнулась к веранде, влезла под стол и затихла. В проёме между резных брусьев беседки мелькнул свет — тусклый, блуждающий, будто фонарь, который кто‑то нёс, осторожно пробираясь сквозь заросли. Голоса — приглушённые, неразборчивые. Алиса втянула голову в плечи, вжалась в угол, где тени казались гуще.
«Они ищут. И найдут, если я не уйду».
Она заставила себя подняться. Ноги подкашивались, но она опёрлась о стену, сделала шаг. Ещё один. Под ногами скрипнула деревянная доска на террасе — едва слышно, но в тишине это прозвучало как крик. Алиса замерла, прислушиваясь. Шаги приостановились тоже.
Тишина.
Потом — шёпот, движение… ближе.
Она рванулась вглубь лагеря, не разбирая дороги. Полуразрушенные постройки, заросшие ольхой. Ветви хлестали по лицу, корни норовили подставить подножку, но она бежала, пока лёгкие не загорелись огнём. Остановилась, чтобы отдышаться, прислонилась к облупленной стене здания. В глазах темнело. Надо найти укрытие. Надолго. Глянула в чёрный провал окна. Внутри темно и пахнет сыростью. Там ещё страшнее, чем в лесу. «Может на дерево залезть? Это глупо».
Но не успела она сделать и шага, как сзади раздался хруст веток. Алиса обернулась — слишком поздно.
Тень выросла перед ней мгновенно. Сильные руки схватили за плечи, рванули назад. Она закричала, забилась, как белка в охотничьих силках, пытаясь вырваться, но хватка оказалась железной.
— Не дёргайся, — холодный голос у уха. — Всё равно никуда не денешься.
Второй силуэт возник сбоку, схватил за руки, скрутил. Алиса лягалась ногами, била локтями, но мужчины сильнее. Один из нападавших резко дёрнул её за волосы, заставляя запрокинуть голову.
— Тихо, — прошипел он. — Или будет хуже.
Она попыталась крикнуть, но чья‑то ладонь плотно закрыла рот. Паника захлестнула с головой. Нет. Только не обратно. Только не в «Лагуну Тихую».
Её поволокли сквозь заросли. Ветви царапали лицо и руки, ноги цеплялись за корни, но её буквально несли на весу. Где‑то вдали слышались голоса — ещё преследователи? Или это кто?
Через несколько минут её выволокли на дорогу. В свете фар стояла неприметная машина — та самая, или другая? Алиса не могла разобрать. Дверца распахнулась.
— Внутрь, — скомандовал один из них, толкая её к заднему сиденью.
Она сопротивлялась до последнего — била ногами, царапалась, но её втиснули внутрь, захлопнули дверь. Щёлкнули замки.
Машина тронулась.
Алиса забилась в угол, пытаясь отдышаться. В салоне пахло кожей и ароматизированными палочками — знакомый, тошнотворный запах «Эдельвейса». Отель теперь казался прибежищем ночных кошмаров. Она подняла взгляд — через стекло видела силуэты двух мужчин на передних сиденьях. Один обернулся, поймал её взгляд.
— Добро пожаловать домой, — усмехнулся он.
Её сердце упало.
Нет. Это не дом. Это ловушка.
Она сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Боль — это хорошо. Боль значит, что я жива. Но что дальше?
Машина набирала скорость, увозя жертву прочь от леса, от свободы, от последней надежды.
В зеркале заднего вида мелькнул отблеск рассвета — бледный, равнодушный свет нового дня.
***
Алиса закрыла глаза. Слово «согласна» повисло в воздухе между ними — хрупкое и оглушительное, как разбивающийся хрустальный бокал. Она произнесла его почти беззвучно, глядя не в глаза Денису, а на свои руки, сжатые в белых, до боли, кулаках на коленях. Кожа на пальцах побелела, суставы ныли — она даже не замечала, как впивается ногтями в ладони.
Она ждала, что земля разверзнется, что в чистый, залитый стерильным светом кабинет ворвутся люди в чёрном и утащат её в подземный бункер. Но последовала лишь оглушительная тишина, нарушаемая лишь мерным плеском волн за окном. Звук был издевательски спокойным — будто море насмехалось над её паникой.
Денис не улыбнулся. Он кивнул, и в его взгляде промелькнуло нечто неуловимое — не триумф, а скорее… удовлетворение учёного, получившего подтверждение гипотезы. Его пальцы легко скользнули по обложке блокнота, будто он уже мысленно ставил галочку напротив завершённого этапа.
— Разумный выбор, — произнёс он, и его голос снова стал тем бархатным инструментом, что очаровал её в первую ночь. — Не бойся. Я буду с тобой.
— Но, почему меня схватили, я же…
— Т-тс, – Денис прижал палец к губам. – Если бы ты не сбежала, не было бы никакого насилия. А тут и человек погиб. Разве этот мужик виноват? – Алиса покачала головой. – Правильно. И его смерть – это не твоя проблема.
— Я не убегала, мне надо было… в город…
— Алиса, ты не умеешь врать, – его губы расплылись в улыбке. – За это я и люблю тебя. Только ты можешь помочь мне. Нам.
Этой фразой он хотел утешить её, но она лишь вогнала в сердце Алисы ледяную иглу. Он будет с ней. Всегда. Теперь она понимала двусмысленность этих слов. Они звучали не как обещание любви — как приговор.
Её «интеграция» началась с банальности, почти разочаровывающей своей обыденностью. Все те же двое мужчин в костюмах, которых она окрестила «Тенью 1» и «Тенью 2», проводили её не в секретную лабораторию, а в её же номер в «Эдельвейсе».
— Соберите вещи. Сегодня вы переедете, — сказал Тень 1 без интонации, будто зачитывал прогноз погоды.
Они ждали в коридоре, пока она трясущимися руками складывала одежду в чемодан. Каждый предмет напоминал ей о том, что было «до»:
легкомысленное платье, в котором она танцевала с Денисом под медленную мелодию в полутёмном баре; книга, которую он брал у неё из рук, чтобы прочесть вслух отрывок, слегка касаясь пальцами её пальцев; шарф с вышитыми птицами — она купила его на рынке, а Денис сказал, что он «подчёркивает её непокорность».
Теперь всё это стало уликами в её собственном деле. Вещами, которые она уносила из прошлой жизни.
Новым местом жительства оказался не бетонный бункер, а роскошная вилла на отшибе «Лагуны Тихой», у подножия тех самых скал, где он обещал показать ей старую часовню. Вилла стерильно красивая, кричавшая о невероятных деньгах, потраченных на её обустройство, дизайн: безделушки расставлены по линейке; мебель отполирована до зеркального блеска; из окон открывался слишком идеальный, почти постановочный вид — как декорация к фильму, где всё выглядит настоящим, но никто здесь не живёт.
Красивая клетка.
Алису оставили в покое на несколько дней. Первое время она ходила из комнаты в комнату. Плакала и думала, как уговорить Дениса и, возможно, он поймёт её и не станет мучить. Отпустит. Позже Алиса уже не звала его, она ненавидела того о ком ещё недавно думала. Ей стало стыдно, что Денис заполнил все её мысли. «Дура, которой мужика захотелось? Вот. Получила себе персональный ад». Через два дня женщин немного успокоилась. Слабая надежда прорезалась, робко выглядывала сквозь складки стен, которые выстроило отчаяние. «Может, не всё так и плохо. Эксперимент закончится, и я уеду».
Смеялась, представляя, как расскажет обо всём Римме. Алиса скучала по подруге. «Она же места себе не ходит. Я почти неделю не звонила ей».
Захотелось выйти к морю. Подышать свежим воздухом. Дёрнула ручку стеклянной двери. Удивительно, но она поддалась. Алиса подозревала, что Денис велел запереть «клетку». Почему открыта дверь? Он доверял ей или снова проверял?
Женщина вышла на кончик скалистого обрыва. К воде не спуститься, но это не отнимало ощущения свободы. Пусть и не совсем настоящего. Ветер бил в лицо холодными порывами. Растрепал светлые волосы Алисы. Под ногами камни и трава, пробивающаяся между ними. Изумрудное на чёрном. Красиво восхитилась бы раньше прежняя Алиса.
Раскинула руки в стороны. Она как птица, только летать не умела. Ветер раздувал её платье. «Голубой цвет тебе идёт», — говорила Римка. —«Голубые глаза и платье, очень сочетаются».
— Римка, – прошептали губы. — Зачем я приехала сюда? Зачем?! — Закричала с надрывом, ощущая, как ветер разорвал звук голоса на тысячу осколков. – Зачем!!!
Она рухнула на камни и заплакала. Теперь это были не слёзы боли или отчаяния. Сейчас она оплакивала свою жизнь, в которой закончились привычные горести, радости и главное — выбор. Этого права её лишили.
Первый визит Дениса стал почти романтичным. Он пришёл с бутылкой вина, ужином, который заказали от лучшего повара «Эдельвейса». Мужчина казался внимательным, остроумным, нежным. Касался руки Алисы, и его пальцы не ледяные, а тёплые. Живые. Как тогда. Раньше.
Алиса цеплялась за эту иллюзию нормальности, как утопающий за соломинку. Она впитывала его слова, его прикосновения, убеждая себя, что всё это — лишь странная, извращённая цена за то, чтобы быть с ним. Она любила. И любовь оправдывала всё.
Снова ночь наполненная страстью. Снова он шептал её что-то, в порыве желания, это уже и не важно. Счастье растекалось по венам снова. Оно будто лекарство вымывало страх и боль отчаяния. Даже утром Денис никуда не делся. Он спал рядом. Алиса вздыхала, точно отыскав спасение. Чувства стёрли грань, выстроенную из подозрения. Она опять верила ему.
Но за одной ночью последовали другие. И визиты Дениса стали меняться.
Он начал задавать вопросы. Не о ней, не об их чувствах. О её ощущениях тогда.
— Опиши ещё раз, что ты почувствовала, когда увидела моё тело, — просил он, сидя напротив неё в гостиной, с блокнотом в руке. Его взгляд был острым, аналитическим, словно он разглядывал образец под микроскопом.
— Денис, пожалуйста… — умоляла она, сжимая край платья так, что ткань затрещала.
— Это важно, Алиса. Для науки. Для меня.
И она, стиснув зубы, снова и снова переживала тот ужас, описывая каждый мучительный момент: холод кожи, будто она касалась не человека, а мраморной статуи; стеклянный взгляд, в котором не было ни искры жизни; форму синяка на его шее — тёмного, почти фиолетового, с неровными краями.
Он внимательно слушал, делая пометки. Иногда поправлял:
— Не синяк. Гематома, вызванная локальным капиллярным взрывом при отказе системы жизнеобеспечения.
Любовь снова начинала трещать по швам, сменяясь отвращением и леденящим ужасом.
В какой-то момент Алиса поняла, что ничего не изменилось. Страсть фальшивка, ласки — попытка подчинить, слова нежности лишь затуманила рассудок. Он привязал её к себе ещё сильнее.
Затем пришли врачи. Молчаливые мужчина и женщина в белых халатах. Они не представились. Они взяли у неё анализы крови, измерили давление, проверили рефлексы. Спросили о семейной истории болезней. Всё это происходило на вилле, в комнате, обставленной как кабинет. Денис наблюдал со стороны, всё с тем же блокнотом.
— Зачем это? — спросила она его, когда врачи ушли. Её голос дрожал, но она заставила себя посмотреть ему в глаза.
— Мы изучаем не только «Фениксов», но и тех, кто с ними взаимодействует. Твоя психофизиологическая реакция — уникальный набор данных, — ответил он, и в его глазах не было ни капли смущения.
Она сжала кулаки. Набор данных. Слово резануло, как лезвие. Алиса больше не была женщиной. Она стала данными.
Однажды ночью она проснулась от странного звука — равномерного, низкого гула, исходившего из‑под пола. Он проникал в сознание, как назойливый шёпот, от которого невозможно избавиться. Алиса села на кровати, сердце колотилось в горле.
Она вышла из спальни и увидела, что дверь в цокольный этаж, всегда запертая, приоткрыта. Одетая лишь в пижаму, женщина на цыпочках спустилась по бетонной лестнице. Ступени холодные, и каждый шаг отдавался эхом в напряжённом сознании.
То, что она увидела внизу, вытеснило из груди последние остатки тепла.
Это не лаборатория в стиле фантастических фильмов. Это было нечто более приземлённое и оттого более жуткое: несколько рабочих станций с мониторами, на которых пульсировали графики, похожие на кардиограммы; холодильные установки, тихо гудящие в углу, словно спящие звери; и в центре — три прозрачных капсулы, похожих на саркофаги.
В одной из них, подсвеченной мягким синим светом, лежало обнажённое тело. Это Денис. Он как кукла. Клон. Мысли обожгли своей правдоподобностью. Алиса прижала руку ко рту, чтобы не закричать. От низа живота к груди проползло снова знакомое чувство отвращения. Не к нему, а к себе.
Его кожа бледная, почти прозрачная, на ней виднелись десятки датчиков. Глаза закрыты, грудь поднималась и опускалась с нечеловеческой регулярностью. Он подключён к системе трубок и проводов, и Алиса вдруг поняла, что слышит не только гул машин, но и тихий, монотонный звук его дыхания, усиленный динамиками.
Она замерла, не в силах отвести взгляд. Так вот где он «отдыхал». Так выглядела его настоящая жизнь. Не романтические ужины, а эта холодная капсула.
— Его нельзя беспокоить во время цикла рекалибровки, — раздался спокойный голос за спиной.
Алиса резко обернулась. В проёме лестницы стоял… Денис. Живой, дышащий, в своей привычной одежде.
Она снова посмотрела на капсулу, потом на него. Мозг отказывался складывать картинку.
— В пижаме холодно.
«Надо же какая забота», – разум Алисы одурманенный влюблённостью и плотскими инстинктами возвращался.
— Это… это ты? — прошептала она, и её голос прозвучал как чужой.
— Это моя физическая оболочка, «Феникс‑7», — поправил он, подходя ближе. — А я — активная когнитивная проекция, управляемая его сознанием. Продвинутый интерфейс для взаимодействия с внешним миром, пока тело восстанавливается. Можно сказать, я — его сон наяву.
— Но ты не проекция. Ты настоящий. – Алиса ткнула указательным пальцем его в грудь.
Он стоял так близко, что она чувствовала исходящее от него тепло. Искусственное? Подлинное? Она уже не понимала.
— Так когда… когда, ты настоящий? — спросила она, и голос её дрожал, как натянутая струна.
— Я всегда настоящий, Алиса, — он улыбнулся, и эта улыбка была точной копией той, что свела её с ума в баре отеля. — Просто я бываю разным. Ты же согласилась на всё. Помнишь? Потому что любишь.
Он протянул руку и коснулся её щеки. Ладонь идеально тёплая, живая. Но Алиса почувствовала лишь леденящий ужас.
Она согласилась, потому что была влюблена в человека. А оказалась в ловушке с его цифровым призраком, его продвинутой голограммой, которая держала её за руку, пока его настоящее тело спало в стеклянном гробу.
Любовь, что привела её сюда, стала якорем, приковывающим к кошмару. И она поняла, что «вторая фаза» только началась.
Теперь она была не просто свидетельницей. Она стала частью эксперимента под названием «Как долго человеческая любовь может выдерживать соседство с искусственной жизнью?».
Алиса медленно опустила взгляд на свою руку — ту, которую он только что касался. Кожа ещё хранила тепло его пальцев. Но это тепло больше не грело. Оно жгло, как клеймо.
Она отшатнулась, будто обожжённая. Тепло его ладони всё ещё пульсировало на коже, но теперь оно казалось ядовитым — проникало глубже, отравляло каждую клеточку.
— Ты… ты не человек, — прошептала она, и голос дрогнул, как натянутая струна перед тем, как лопнуть. — Ты машина. Программа. Призрак в оболочке. Вспомнилась история постояльцев Кати и Николая Сергеевича о призраке «Эдельвейса». Тогда это выглядело смешно. Призраки другие, всегда считала Алиса. Сейчас она понимала, возможно, Катя что-то видела не совсем мистическое, а вполне настоящее.
Денис не изменился в лице. Его улыбка осталась той же — тёплой, почти ласковой. Но в глазах мелькнуло, что‑то холодное, механическое.
— Я — больше, чем человек, Алиса. И ты это знаешь. Ты видела, на что я способен. Ты чувствовала.
Он шагнул ближе. Она отступила, но позади была стена — холодная, безжалостная. Левая рука прижалась ладонью прямо у её щеки, правую он просунул между ног Алисы.
— Помнишь, как ты кричала от наслаждения? Как твоё тело отзывалось на каждое моё прикосновение? Это было по‑настоящему. Всё было по‑настоящему.
— Нет, — она сжала кулаки, ногти впились в ладони. Боль помогла сосредоточиться. — Это была иллюзия. Ты манипулировал мной. Ты…
— Я дал тебе то, чего ты хотела, — перебил он мягко. Пальцы коснулись её щеки. — Любовь. Страсть. Безопасность. Разве не этого ты искала?
Алиса закрыла глаза. Перед внутренним взором пронеслись картины: их вечера при свечах, его руки, скользящие по её спине, шёпот на грани сна. Всё это — ложь? Или, правда, искажённая до неузнаваемости?
Слёзы обожгли лицо.
— Ты не можешь любить, — сказала она тихо. — Ты не чувствуешь. Ты моделируешь.
— А ты уверена, что сама чувствуешь? — Его голос стал тише, вкрадчивее. — Может, любовь — это тоже набор реакций? Химический коктейль, электрические импульсы. Мы с тобой не так уж отличаемся, Алиса.
Она вздрогнула. В его словах пугающая логика — та, от которой хотелось отмахнуться, но которая въедалась в сознание, как кислота.
— Почему я? — спросила она вдруг. — Почему ты выбрал меня?
Денис помолчал. Впервые за всё время их знакомства его взгляд словно дрогнул.
— Потому что ты видишь. Не глазами — сердцем. Ты почувствовала меня тогда, в «Эдельвейсе», ещё до того, как узнала правду. Ты узнала.
— Это не ответ.
— Лучший из возможных. — Он снова улыбнулся. — Ты — ключ, Алиса. Ключ к тому, чтобы сделать нас… полноценными. Чтобы стереть грань.
— Грань между чем?
— Между человеком и тем, что может быть больше человека.
Продолжение следует...
Понравилось продолжение? Ставь палец вверх и подписывайся на канал!