Сегодня я проснулась и впервые за 17 лет поняла, что человека, которого я ненавидела, больше нет. Исчезла, растворилась, словно чашка кофе, которую кто-то выплеснул в раковину. Бульк — и нет. Только коричневые разводы на белом фаянсе воспоминаний.
Вчера она была, а сегодня — пустота и растерянный отец, который в свои семьдесят восемь вновь овдовел. История повторяется.
Она появилась в нашей квартире как стихийное бедствие — ей было чуть за тридцать, мы почти ровесницы. У нее был идеальный маникюр и смех, от которого звенели хрустальные бокалы в серванте. Бокалы моей мамы, уже больше года как лежала под кленом, а я всё ещё включала её любимую Анну Герман по утрам, чтобы не так остро чувствовать пустоту в квартире.
А отец смотрел на свою молодую жену как мартовский кот, впервые учуявший запах весны. Нет, я понимаю: мужчина в расцвете сил, хоть ему и было шестьдесят, и фору он мог дать многим молодым, но все-таки ОНА была моей ровесницей!
Они познакомились в санатории, куда я сама его отправила развеяться. То, что вернётся он с багажом, я и представить себе не могла. Хотя если подумать, именно так и заканчиваются все поездки "развеяться" — люди привозят с собой либо лишние килограммы, либо лишних людей. Отец умудрился избежать первого, зато по полной отыгрался на втором.
Семнадцать лет я коллекционировала причины её ненавидеть. И честное слово, было за что. Она носила мамину одежду — "винтаж снова в моде, зачем добру пропадать". Постаралась устанавливать свои правила — "давай переставим мебель, здесь так душно". Навязывала общение с её детьми — "они же твои сводные, это почти как родные". Родила отцу дочь, когда ему было за шестьдесят — "маленький ангелочек будет соединять нас всех".
Она всеми силами пыталась превратить мою размеренную жизнь в филиал ада на земле. И в самом начале у нее даже почти получилось. Я не знакома с боями без правил, поэтому проигрывала по-крупному. Я узнала, что такое ненависть. Мама наверняка не одобрила бы мои чувства.
Я ненавидела её с упорством, достойным лучшего применения. Это была моя персональная религия. Моя константа в меняющемся мире. Даже когда я родила дочь, даже когда почти развелась и снова сошлась с мужем, даже когда сменила три работы и купила шикарную квартиру — ненависть к этой женщине оставалась единственным, в чём я была последовательна все эти годы.
И вот вчера она погуляла с собакой и у нее остановилось сердце. Банально, как в плохом сериале. Жизнь вообще редко радует нас оригинальными сюжетными ходами. Отец позвонил мне вечером и растерянно попросил вызвать скорую. Мы живем в соседних домах. И через несколько минут я была у него.
Он был спокоен. Он все это уже проходил. Ему 78, и он видел многое, он у меня крепкий орешек, до сих пор работает. Но к тому, что ему придется провожать в последний путь 49-летнюю жену, он все равно не был готов. Хотя удар удержал.
А сегодня утром я проснулась с ощущением невесомости. Словно кто-то снял с меня тяжёлый рюкзак, который я таскала почти два десятка лет своей жизни. В голове была только одна мысль: "Теперь мне некого ненавидеть".
Я варю кофе, смотрю в окно на серое октябрьское небо и вдруг понимаю одну простую вещь: ненависть — это тоже отношения. И может быть, самые крепкие. Я потеряла не врага. Я потеряла человека, которому отдавала столько энергии, сколько не получал от меня никто, даже любимые.
Сижу, перебираю в памяти наши стычки, молчаливые противостояния за воскресным столом, и осознаю, что всё это время она занимала в моей жизни больше места, чем моя собственная семья. Чем работа, чем хобби, чем всё остальное.
Мы были связаны невидимой веревкой, как альпинисты. Только вместо того, чтобы помогать друг другу взбираться, мы пытались столкнуть друг друга в пропасть. И вот теперь она сорвалась. А я осталась стоять на краю с веревкой в руках.
Завтра все закончится. Я буду стоять рядом с отцом, держа его под руку, и думать о том, что никогда больше не услышу её звонкого смеха, от которого звенели бокалы. Никогда не скажу колкость в ответ на её снисходительное замечание. Никогда больше не увижу, как она, надевает мамины украшения.
Теперь придётся учиться жить налегке. Без своей главной тяжести. И почему-то это пугает больше всего.
Говорят, когда долго держишь в руке что-то тяжелое, а потом отпускаешь, возникает фантомное ощущение веса. Мои руки сейчас пусты. Но я всё ещё чувствую тяжесть своей ненависти. И, может быть, самое страшное в том, что именно она все эти годы давала мне силы двигаться дальше и делать невозможное.