Офис будто был безжалостным продолжением дома — бесшовные стеклянные стены, пропускающие свет, но не тепло; то же холодное сияние люминесцентных ламп, вытравливающее живые оттенки из кожи; но вместо тишины в офисе стоял приглушённый, ни на секунду не стихающий гул, напоминающий работу исполинского, безупречно отлаженного механизма. Люди здесь были лишь функциональными винтиками, чьи сердечные ритмы давно подменили ровные импульсы процессоров.
Света занимала свой отведённый винтик — уютную, отгороженную от чужих взглядов кабинку. Рядом было несколько свободных рабочих мест, но они всегда пустовали. Вокруг Светы высились аккуратные стопки папок с отчётами, словно крепостные стены, защищающие от внешнего мира. Пальцы автоматически отстукивали по клавишам мёртвый мотив цифр и формул: клик, клац, энтер. Клик, клац, энтер.
Монотонность была почти гипнотической. Она убаюкивала душевную боль, превращая её в фоновый шум — в привычное, лёгкое давление где‑то за грудиной, с которым можно было существовать. Но иногда, в редкие мгновения прозрения, Света ощущала, как это давление сжимает сердце, будто тиски.
Взгляд её самопроизвольно скользнул к краю монитора. Там, на электронном стикере, было закреплено старое фото: они с Николаем в Геленджике, всего несколько лет назад. Оба смеялись, запрокинув головы к солнцу, дочерна загорелые, с волосами, всклокоченными и мокрыми от морской воды. Она попыталась поймать то давнее чувство беззаботной радости, вдохнуть его, как воздух…
Но ощущение ускользало — неуловимое, словно песок, просачивающийся сквозь пальцы. На ладони оставалось лишь смутное, щемящее ощущение невосполнимой потери.
«Когда всё изменилось? — мысленно спросила она себя. — Когда мы перестали замечать друг друга? Когда наши разговоры превратились в обмен репликами, а прикосновения — в формальность?»
Внезапно привычный, настраивающий на сонный лад офисный гул сменился нарастающей, как прилив, волной оживления. Стали поворачиваться головы, шепоток любопытства пробежал по рядам кабинок. Света, вынырнув из ступора, машинально подняла взгляд.
В дверях отдела стояла она — новая сотрудница, Наталья. Вчера её представляли коллективу, но Света, погружённая в водоворот собственных мыслей, пропустила это мимо ушей. Запомнился лишь смутный образ и имя — будто мимолётно увиденный силуэт в толпе.
И вот теперь эта девушка предстала перед ней как настоящий взрыв цвета в их обычном, монохромном мире. Она была не просто ярким пятном — она была целой палитрой, выплеснутой на серый холст офисной рутины.
Острое чёрное каре идеально обрамляло лицо. Губы, подведённые помадой алого оттенка, что он казался вызовом самому духу корпоративного этикета. На ней был не унылый пиджак нейтрального тона, а бархатный жакет цвета спелой, почти чернильной сливы. Уже одно это было молчаливой декларацией неповиновения негласным правилам. В руках — не практичный термос, а большая керамическая чашка с причудливым, почти детским узором. И каблуки, отбивающие по глянцевому линолеуму не служебный, размеренный такт, а какой‑то свой, личный и победный марш.
Её взгляд — пронзительный, быстрый — скользнул по рядам кабинок, подобно лучу прожектора, выхватывающему детали из полумрака. На одно неуловимое мгновение он остановился на Свете. Та инстинктивно опустила глаза, почувствовав себя застигнутой врасплох, пойманной на чём‑то запретном. «Что она увидела? — пронеслось в голове. — Зачем она так смотрела на меня?»
Наташа прошла в уверенной походкой к своему рабочему месту. По иронии судьбы или злой шутке менеджера оно находилось прямо напротив Светы. Без лишней суеты она разложила свои немногие, но яркие вещи: чашку на край стола, блокнот с обложкой в стиле поп‑арт, миниатюрную фигурку кота — явно что‑то личное, не офисное. Включила компьютер, и сразу же пространство вокруг неё наполнилось новой, вибрирующей энергией — не той безликой рабочей, а живой, почти осязаемой силой жизни.
Она нарушала все негласные правила тихого приличия: тихонько напевала себе под нос мелодию, которую Света не могла узнать, но которая звучала свежо и дерзко; громко и искренне смеялась в ответ на что‑то присланное в мессенджере — смех её был звонким, как колокольчик, и резанул по нервам, привыкшим к приглушённым переговорам; её смартфон лежал на виду, на столе, а не прятался в ящике, как преступник, пойманный на месте преступления.
Света изо всех сил пыталась сосредоточиться на колонках бездушных цифр, плывущих перед глазами. Экран мерцал, строки сливались, а мысли упорно ускользали. Её взгляд, будто магнит, раз за разом самопроизвольно возвращался к новой коллеге.
Наташа, казалось, чувствовала это натянутое между ними невидимое внимание. Внезапно она поймала взгляд Светы — и легко, непринуждённо подмигнула.
Света вспыхнула, будто школьница, пойманная на разглядывании симпатичного одноклассника. Она резко уткнулась в монитор, ощущая, как сердце забилось чаще и громче обычного. Кровь прилила к щекам, и она понадеялась, что это не слишком заметно.
«Это неловко, — подумала она. — До жути неловко. Но в то же время… странно заряжающе, как глоток крепкого эспрессо посреди серого дня».
Она попыталась вернуться к работе, но цифры больше не имели смысла. Вместо них перед глазами стоял образ Наташи — яркий, дерзкий, живой. «Когда я перестала быть такой? — спросила себя Света. — Когда мои вещи стали безликими, а смех — тихим, будто я боюсь потревожить кого‑то? Когда я начала прятать свой телефон, как будто он — свидетельство моей вины?»
В этот момент Наташа улыбнулась ей — открыто, без тени насмешки — и сказала:
— Привет! Ты ведь Света, да? — Её голос был с лёгкой хрипотцой, как у человека, который много смеётся или поёт.
Света сглотнула, пытаясь подобрать слова. В Горле вдруг пересохло , а язык стал неповоротливым. Она заставила себя улыбнуться — натянуто, неуверенно — и ответила:
— Да, я Света. Привет.
Наташа наклонила голову, словно изучая её, и добавила:
— У тебя тут так… аккуратно. Мне нравится. Хотя, честно говоря, я бы сошла с ума в такой тишине.
Она рассмеялась, и ее смех, звонкий и беззаботный, прокатился по офису, заставляя нескольких коллег обернуться.
Света хотела что‑то сказать в ответ, но слова застряли. Вместо этого она просто кивнула, а затем снова уставилась в монитор, чувствуя, как сердце всё ещё колотится в груди.
За окном шёл дождь, размывая очертания города. Капли стучали по стеклу, создавая монотонный ритм, который сливался с гулом офисной жизни. Но для Светы в этот момент мир стал чуть ярче, чуть живее — благодаря одной‑единственной женщине, которая вошла в их отдел, как луч солнца в пасмурный день.