Найти в Дзене
Rozhkov_vibe

— Он перестал ко мне прикасаться — и я поняла, что давно уже не его

Утро начинается как всегда. Сергей встаёт в половине седьмого, не прикасаясь ко мне, хотя я ещё полу сплю. Раньше — двадцать лет назад, может быть даже пятнадцать — он целовал меня в висок перед работой. Молча, в спешке, но целовал. Я слышу звук его ног на полу. Вот щелкает выключатель в ванной. Вот льётся вода. Вот — шорох его рубашки. Я жду. Сама не знаю, чего жду. На кухне он пьёт кофе, который я заварила с вечера. Я сидела ещё в пижаме, слышала, как он закипает, как мне нужно встать и приготовить его горячим. Но я встала, потому что это — привычка. Привычка двадцати лет. Привычка моих рук, которые помнят его вкусы лучше, чем помню я сама. — Хлеба нет? — спрашивает он, и я слышу в этом вопросе не упрёк, а просто информацию. — На столе, — отвечаю я и думаю: вот, я даже не знаю, куда он смотрит. Может, в окно. Может быть, не смотрит нигде. Хлеб действительно на столе. Я вчера купила его, потому что в понедельник, вторник и среду и дальше, люди едят хлеб. Это факт. Как рассвет. Как ег

Утро начинается как всегда. Сергей встаёт в половине седьмого, не прикасаясь ко мне, хотя я ещё полу сплю. Раньше — двадцать лет назад, может быть даже пятнадцать — он целовал меня в висок перед работой. Молча, в спешке, но целовал.

Я слышу звук его ног на полу. Вот щелкает выключатель в ванной. Вот льётся вода. Вот — шорох его рубашки.

Я жду. Сама не знаю, чего жду.

На кухне он пьёт кофе, который я заварила с вечера. Я сидела ещё в пижаме, слышала, как он закипает, как мне нужно встать и приготовить его горячим. Но я встала, потому что это — привычка. Привычка двадцати лет. Привычка моих рук, которые помнят его вкусы лучше, чем помню я сама.

— Хлеба нет? — спрашивает он, и я слышу в этом вопросе не упрёк, а просто информацию.

— На столе, — отвечаю я и думаю: вот, я даже не знаю, куда он смотрит. Может, в окно. Может быть, не смотрит нигде.

Хлеб действительно на столе. Я вчера купила его, потому что в понедельник, вторник и среду и дальше, люди едят хлеб. Это факт. Как рассвет. Как его выход из дома в семь пятнадцать.

Сергей ест. Его челюсти работают механически. Я смотрю на это — на его нижнюю челюсть, которая движется туда-сюда, туда-сюда — и вспоминаю, как когда-то давно я целовала его эту челюсть, как смешно она двигалась, когда он смеялся.

Он не смеётся уже давно. Не со мной.

— Спеши, опоздаешь, — говорю я. Не потому, что он опаздывает. Просто нужно что-то сказать.

Он встаёт. Я тянусь рукой — может быть, обняться на прощание, — но он уже встал, уже идёт к двери, уже ищет ключи в кармане. Я остаюсь с протянутой рукой, которая повисает в пустом воздухе, словно птица, которую забыли покормить.

Дверь закрывается.

Я сижу на кухне в своей пижаме и понимаю: я не помню, когда он в последний раз коснулся моей руки. Не помню точной даты. Может быть, это был август? Может быть, июль? Может быть, вообще весна, когда ещё снег лежал странными полосками на газоне, а я ещё верила, что зимой всё будет иначе?

Я проверяю телефон. Никаких сообщений. У него есть группа в мессенджере с коллегами, там он пишет — по несколько постов в день. Шутки, ссылки на видео, вопросы по работе. А мне он не пишет ничего, даже когда я отправляю ему фотографию кота соседки.

Вечер. Он приходит в семь сорок пять. Я закончила готовить в семь тридцать и знаю, что еда остынет и будет какой-то вязкой, невкусной. Но я готовлю каждый день, потому что это — то, что остаётся.

— Пахнет хорошо, — говорит он и проходит мимо меня в ванную.

Я стою в кухне, и мне кажется, что я вообще не здесь. Что я — часть интерьера, как тёмный холодильник или белые занавески на окне.

За ужином мы смотрим телевизор. На экране — сериал, который мы смотрим неделю. Я знаю, что произойдёт дальше, но смотрю, потому что сидеть молча и просто смотреть друг на друга — это невыносимо. Я замечаю, что он смотрит не на экран, а мимо него, сквозь него, куда-то в стену.

— Хорошо? — спрашиваю я про сериал.

— Да, нормально, — отвечает он.

Его слова — это не слова. Это звуки, которые издаёт рот, потому что нужно издавать звуки, чтобы быть вежливым.

Спальня. Кровать огромная, и мы спим на разных её краях, словно два человека в отеле, которые заплатили за номер, но ошиблись дверью. Я лежу и прислушиваюсь к его дыханию. Оно ровное, спокойное. У него нет проблем. У него есть жена, которая готовит, стирает, покупает правильный хлеб, и это — всё, что ему нужно.

Я вспоминаю свадьбу. Июнь. Мне было двадцать четыре. Я помню, как он целовал меня у алтаря так долго, что священник закашлялся. Я помню его руку, которая не отпускала мою всю ночь. Я помню его слова: "Я никогда не перестану тебя трогать. Даже когда станем старыми."

Сейчас ему сорок семь. Мне — сорок пять. Мы не старые. Мы — просто люди, которые живут в одной квартире и спят в одной кровати, но это уже не делает нас вместе.

Я тянусь. Просто так. Прикасаюсь пальцами к его спине. Мою руку по полотну пижамы — нежно, почти извиняясь. Он просыпается? Нет. Просто шевелится и отворачивается ещё дальше.

И вот тогда — в этот момент, когда его спина поворачивается ко мне с такой естественностью, словно я — сквозняк в комнате, а не его жена — я понимаю.

Я понимаю, что он не ненавидит меня. Это было бы легче. Ненависть — это чувство. Это требует энергии.

Он просто... не видит меня.

И я осознаю что-то более страшное: я не помню, когда я перестала быть его женой. Может быть, я никогда ей не была, только казалась? Может быть, все эти двадцать лет — это был спектакль, и я играла роль, которая когда-то казалась нам обоим реальной?

Я встаю с кровати. Беру подушку и одеяло. Иду в гостиную.

На диване холодно. Подушка ещё пахнет его гелем для душа — запах, который я некогда так любила. Теперь это просто запах незнакомца.

Через час я слышу, как он встаёт. Его ноги на полу. Его остановка у двери гостиной. Секунду. Две. Потом он идёт дальше. В спальню. Закрывает дверь.

Он не спрашивает, почему я ушла. Он не приходит. Он не целует мне в волосы.

Но в этот момент, в темноте гостиной, под чужим мне уже одеялом, я чувствую что-то, похожее на свободу. На воздух, который я не знала, что мне не хватает.

Утром я вижу его краем глаза, когда он выходит из дома. Он не спрашивает про хлеб. Не смотрит на диван, где я лежу, притворяясь спящей. Просто идёт к двери, как всегда.

И я понимаю: это уже не боль. Это — облегчение.

Когда дверь закрывается, я встаю, заворачиваюсь в его кофту — ту, что он забыл на стуле в спальне две недели назад — и смотрю в окно. На городе встаёт день. Люди спешат, смеются, кто-то держит кого-то за руку.

Я стою в его кофте, которая пахнет его гелем, и впервые за долгое время дышу нормально.

Эпилог

Вечером он придёт с работы. Спросит: где ужин? Я скажу: он в холодильнике. Может быть, мы будем спать в разных комнатах ещё несколько ночей. Может быть, я позвоню подруге Наташе, которую не видела с прошлого года. Может быть, завтра я напишу ему, что хочу поговорить. Или не напишу. Может быть, мне больше не нужно его разрешение, чтобы дышать.

Я не знаю, что будет дальше. Но я знаю одно: рука, которую я протягивала по утрам, теперь она — моя. И её никто не обязан брать.

* * *

😊 Дорогие друзья!

Спасибо, что заглянули ко мне! 😊 Каждый ваш визит — это маленькое чудо для меня.
Если вам было интересно, ставьте лайк и 👉
подписывайтесь на канал

Мои другие рассказы: