Часть 9. Глава 155
Мария сидела, погружённая в глубокие раздумья. Как странно, нелепо и пугающе всё складывалось! На одних фотографиях, найденных ею на просторах интернета, – нейрохирург Елена Белова, женщина с пронзительным, сосредоточенным взглядом, работающая в одном из федеральных центров в Москве. Её снимки были официальными, строгими, излучающими профессионализм. На других – детский хирург и педиатр, сотрудница клиники имени Земского в Санкт-Петербурге Мария Званцева. Её фотографии были мягче, часто с улыбкой, в окружении коллег, на фоне детских рисунков или счастливых мордашек маленьких пациентов.
И на обеих женщин она сама, Мария, похожа, как две капли воды. Абсолютная, пугающая идентичность. Как это могло получиться? Неужели это не её просто двойники, а нечто большее, какая-то чудовищная ошибка или чей-то злой умысел? «Получается, что я – русский доктор, но кто из этих двоих?» – подумала беглянка, ощущая, как от этой мысли голова начинает гудеть.
Следующей мыслью было отправиться в российское посольство и попросить о помощи. Это казалось единственным логичным шагом, последней соломинкой, за которую можно ухватиться в чужой стране, чтобы вытащить себя из болота неопределённости. «Но что я им скажу? Кем назовусь? Беловой или Званцевой? Хотя какая разница! Всё равно ничего доказать не смогу. У меня же никаких документов нет, ни паспорта, ни даже водительских прав. К тому же полиция наверняка уже разыскивает, – по сути, я ведь скрылась от них, так что, вполне вероятно, уже в розыск подали. Меня могут считать не просто потерявшейся, а подозреваемой в чем-то серьезном. Может, сочли за нелегальную эмигрантку».
Мария подошла к окну и стала смотреть, как уныло стекают по грязноватому стеклу капли дождя. Они оставляли за собой мутные, извилистые следы, словно символизируя её собственную запутанную жизнь. Откуда-то со стороны доносилась унылая восточная музыка, монотонная и тягучая, как сама безысходность, вместе с ней ветер нёс запахи незнакомой пищи, – кажется, что-то из азиатской кухни, но беглянка не смогла бы при всём желании вспомнить, как это блюдо называется. Зато ощутила, как желудок заурчал – много часов провела она, пытаясь выяснить, как связана хотя бы с одной из женщин-докторов, и сильно проголодалась. Чувство было резким, и захотелось поскорее от него избавиться. К тому же беременность. Она требовала следить за своим телом.
Мария подошла к куртке, достала оставшиеся деньги. Поняла, что они буквально тают, и надо как можно быстрее принимать какое-то решение. Или в посольство, или в полицию, или на работу устраиваться. Она понимала: придётся какое-то время пожить гастарбайтером, у нее ведь документов нет, это значит – согласиться на самую черную, неквалифицированную работу, возможно, на кухне или уборщицей. Но куда деваться? Голод не тётка, а кормить бесплатно… наверняка в Осло есть какие-то благотворительные организации, помогающие таким, как она, то есть буквально нищим. Но их сперва следует найти. Мысль о том, чтобы просить милостыню, вызывала жгучий стыд, но инстинкт самосохранения был сильнее.
«Сначала куплю себе что-нибудь перекусить», – решила Мария и, одевшись, покинула пансион, двинувшись на поиски закусочной. Совсем рядом было такое заведение, но молодая женщина, попробовав тамошнюю пищу, поняла: слишком острая. Владелец, представитель одного из народов Ближнего Востока, просто обожал повсюду класть много перца. Когда Мария в прошлый раз вежливо попросила этого не делать, он радушно улыбнулся, несколько раз кивнул, дав клятвенное обещание, и тут же принёс точно такую же порцию, от которой у неё перехватило дыхание и выступили слёзы.
Мария шла по району Грёнланд, – если правильно, то он называется Грёнланн, но первое слово для русского уха звучало как-то привычнее, – погрузившись в глубокие раздумья. Улицы здесь были полны людей самых разных национальностей, говор стоял многоязычный, но она чувствовала себя одинокой, как никогда, и мучительно пыталась понять, как такое могло случиться, чтобы в России оказались две столь похожие друг на друга женщины, одинакового возраста, но которых по-разному зовут.
Нет, Мария понимала: двойники в природе случаются. Но чтобы такая идентичность… это за гранью случайности, это требовало объяснения, которого у неё не было. Самое неприятное в том, что ни один из интернет-ресурсов не сообщал о пропаже кого-либо из врачей. Никаких связанных с ними происшествий, преступлений и прочего криминала. Обе трудятся, у них всё спокойно. Белова не замужем, детей нет. Может, встречается с кем-то, но и об этом ни слова. Званцева – наоборот, замужем за доктором… Мария напрягла память, вспоминая прочитанный текст… Данилой Береговым. Детей у них тоже нет. Их жизни были безупречно чистыми, как стерильные операционные, что делало её собственное положение еще более невнятным.
«Ну, и какие у меня есть варианты? Первый, самый очевидный: позвонить сначала в Москву, а потом в Питер и попросить позвать к телефону сначала Белову, затем Званцеву. Можно назваться, скажем, пациенткой, которой требуется срочная консультация после операции. Ну ладно, положим, одна отзовётся. А вторая? Про нее скажут нечто обтекаемое: простите, доктор такая-то сейчас не может подойти к телефону, она очень занята, уехала в командировку, находится на больничном и тому подобное».
Именно этот обтекаемый ответ, полная неопределенность пугала её больше всего, потому что оставляла открытой возможность того, что одна из них – это она сама, и что её место сейчас пустует. «Или, что еще хуже, обе отзовутся, – пронеслось в голове Марии, – и тогда я окажусь третьей лишней, не имеющей права на существование копией. Двойником без оригинала, призраком, блуждающим по чужому городу».
Она представила себе Елену Белову в стерильном блеске московской операционной, сосредоточенную и уверенную, с четким, отработанным движением скальпеля, и Марию Званцеву, ласково склонившуюся над маленьким пациентом в уютной петербургской клинике, излучающую мягкое, материнское тепло. Обе они были настоящими, укорененными в своей реальности, со своими дипломами, коллегами и биографиями. А она? Она лишь отражение в грязном стекле норвежского пансиона, беглянка с пустыми карманами и чужим лицом, которое, как оказалось, принадлежало сразу двум успешным женщинам.
Улица Грёнланд была чужой и шумной. Запах перца и жареного мяса, который Мария не смогла избежать в закусочной, всё еще стоял в ноздрях, смешиваясь с влажным, прохладным запахом осеннего асфальта и морской соли, которую приносил ветер. Молодая женщина чувствовала себя абсолютно потерянной в этом многонациональном потоке людей, где вероятно каждый знал, куда идет и зачем. У них имелись документы, счета в банке или наличные в кармане, – то есть личности, которые можно подтвердить.
У нее же не имелось ничего, кроме этого странного, пугающего сходства с двумя успешными русскими врачами и той короткой истории, которая началась в маленьком доме на берегу фьорда среди добрых людей Леноры и Харальда. Но теперь, вдали от них, Мария ощущала себя человеком без корней, без прошлого, без привязки к кому бы то ни было. Оставалось лишь одно: выживать.
«Доктор-гастарбайтер, – снова подумала она с горькой усмешкой, ощущая всю абсурдность своего положения. – Какая ирония судьбы для человека, который, судя по всему, умеет спасать жизни». Она сжала в руке оставшиеся купюры, понимая, что время на раздумья истекает. Решение должно было быть принято до того, как деньги закончатся. И тут уж предстояло решать, не кем быть, Званцевой или Беловой, а как не протянуть ноги среди района Грёнланд.
Мария увидела впереди вывеску кафе, поспешила туда, прервав свои размышления. Ей отчаянно требовалось тепло, сухое место и что-то осязаемое, что могло бы заземлить её в реальности, отличной от кошмара амнезии. Сделала заказ – салат из свежих овощей, кусок яблочного пирога и зеленый чай, потом стала есть и думать дальше. Теплое, уютное помещение, наполненное тихим гулом голосов и ароматом свежей выпечки, создавало обманчивое ощущение безопасности.
«Вот позвоню в Питер или в Москву, и что тогда скажу: «Позвольте, любезные, но это же я! Елена или Мария! Я ни в какой не в командировке, не болею дома, а нахожусь в Норвегии, у меня амнезия, ничего не помню о себе!» Ну да, конечно, – беглянка усмехнулась, и эмоция эта была горькой, полной безысходности. – На том конце подумают, что звонит какая-то умалишённая или решившая злобно подшутить, да пошлют подальше. Или, что еще хуже, решат, что это провокация, и передадут информацию в полицию. Нет, такое не годится».
Яблочный пирог оказался очень вкусным. Свежим, ароматным, сочным, с легкой кислинкой и пряным запахом корицы. С наслаждением доев кусочек, Мария попросила официантку принести еще один, а потом снова погрузилась в наслаждение блюдом и свои мысли. «Мне надо найти кого-то, способного подтвердить мою личность. Доктор Данила Береговой, например»: его лицо, всплывшее в памяти, было связано с ощущением надежности, он казался тем самым якорем, за который можно ухватиться. «Если я – Званцева, он так и сделает. Наверняка меня там потеряли, с ног сбились. А если я – Белова, то к кому обращаться?» Вспомнился тот высокий, властный, с резкими чертами лица и шрамом на виске. Этот образ не нес в себе тепла, только холодную, отстраненную силу, которая пугала.
Мария передёрнула плечами, ощутив озноб. Тот самый человек из её кошмара. Сон был такой мутный, непонятный, артхаусный. Несущаяся под дождём машина… И больше ничего. Вспомнилось, как его зовут: совладелец страховой компании «Фарм-Синтез» Игорь Волков. У него соглашение о сотрудничестве с больницей, в которой работает Белова.
«Наверное, мне стоит позвонить сначала ему. Он с ней знаком, они, видимо, партнёры в том проекте, и его реакция станет ключом. Если скажет, что Елена на месте, значит, с ней всё в порядке, и можно… Можно что? Позвонить ей и спросить, почему я так сильно на нее похожа? Выходит тогда, что я – Званцева?»
Эта логическая цепочка казалась единственной, хоть сколько-нибудь рациональной, но всё равно вела в тупик. Поняв, что окончательно запуталась, Мария доела пирог, допила чай и налила себе из маленького чайника новую порцию. Напиток был хорош. Ароматный, с нотками мяты и лимона. Она сделала его в меру сладким, прихлебывала маленькими глоточками, ощущая, как по телу пробирается тепло. Прислушалась к внутренним ощущениям. Нет, малыш внутри нее еще слишком мал, чтобы шевелиться.
«Но мне всё-таки нужно вставать на учёт в женской консультации, – промелькнула мысль. – Обследоваться, сделать УЗИ». Мария ощущала острую, почти животную ответственность за эту маленькую, беззащитную жизнь, которая полностью зависела от неё, потерявшейся беглянки.
Мария вздохнула. Да, беременность значительно осложняла ее положение. Пройдёт совсем немного времени, и она даже работать не сможет. А когда маленький родится, где будет жить, кто ей поможет за ним ухаживать? Стало грустно. Захотелось поскорее обрести свою прежнюю биографию и вернуться туда, где её дом. «Но почему я тут оказалась, а не в России? – печально поду-мала Мария. – Может, была здесь в туристической поездке и, например… Да, точно! Ленора же как-то говорила, что ее муж Харальд нашёл меня на берегу. Получается, я просто упала с борта корабля».
Образ холодной, черной воды, штормовых волн и одиночества накрыл ее на мгновение.
«Но почему тогда искать не бросились? Может, штормовая погода помешала. Или дело было ночью, заметили только утром, а найти не смогли. Или, что еще страшнее, они не хотели меня искать, потому что моё исчезновение было кому-то выгодно?»
Эта мысль, холодная и острая, как осколок льда, пронзила её. Выгодно? Кому и зачем? Может, это связано с работой? С какой-то врачебной ошибкой, которую нужно было скрыть, или с крупным контрактом, который должен был достаться одной из них? Или, что еще хуже, это был не несчастный случай, а тщательно спланированное избавление от неугодного человека? От этой догадки по спине пробежал неприятный холодок, несмотря на тепло чая.
Она отставила чашку и закрыла глаза, пытаясь успокоиться и чувствуя, как приятное, мятно-лимонное тепло разливается по телу, немного успокаивая нервы. Вкус чая и сладость пирога были единственными якорями в этой сюрреалистической реальности. Мария оглядела кафетерий: уютное, тихое место, где пахло свежей выпечкой и кофе. За окном продолжал моросить унылый осенний дождь, создавая ощущение изолированности и покоя.
Она потянулась к сумочке, чтобы проверить, сколько осталось норвежских крон. Денег было совсем немного, и они таяли с пугающей скоростью. Каждый съеденный кусочек пирога, каждый глоток чая приближал её к финансовому краху. Нужно было что-то решать немедленно, иначе она окажется на улице, без крова и средств, а в её положении это было равносильно катастрофе.
Звонок. Это был единственный, но самый рискованный шаг. Если она позвонит Береговому и ошибется, назвавшись Званцевой, а на самом деле окажется Беловой? А если она позвонит Волкову, этому высокому, властному человеку со шрамом, и он окажется замешан в её исчезновении? Вдруг он и есть тот самый человек, которому было выгодно, чтобы она навсегда пропала в холодных водах Северного моря?
Мария почувствовала вдруг, что этот звонок станет точкой невозврата, и ей нужно быть абсолютно уверенной в том, кого именно она вызовет из своего прошлого. Но как обрести уверенность, если прошлое заперто за семью печатями амнезии?
Беглянка, наконец, решительно отодвинула тарелку. Сытость и тепло ненадолго притупили остроту её тревог, но теперь, когда снова была на ногах, волна беспокойства вернулась с новой, почти физической силой. Она вышла из уютного кафетерия, и холодный, влажный воздух Норвегии немедленно обнял её, пробирая до костей. Дождь почти прекратился, но улицы блестели от сырости, отражая тусклый свет фонарей, и всё вокруг казалось серым и чужим.
Мария пошла по тротуару, ноги двигались механически, а разум был далёк от этой мокрой, чужой улицы. Мысли снова завертелись вокруг двух имён, двух жизней, которые, казалось, принадлежали ей. «Береговой... он бы подтвердил. Но если я Белова? Кто мой Береговой в Москве? Тот высокий, властный... как его зовут? Блин, опять вылетело из головы. Как его найти?»
Эта головоломка поглотила её целиком, вытеснив из сознания всё, что происходило вокруг. Она подошла к перекрёстку, загорелся красный сигнал светофора, но Мария не заметила его, не услышала даже тихого щелчка переключения. Просто по инерции, продолжая двигаться вперёд, шагнула на проезжую часть, словно гравитация её собственных мыслей притянула её туда, в неизвестность.
Внезапно, пронзительно и страшно, тишину разорвал жестокий, режущий визг покрышек, скребущих по мокрому асфальту. Звук был настолько резким и близким, что почти оглушил её, вырвав из оцепенения. Машина остановилась с пугающей, почти невозможной точностью, в буквальном смысле в сантиметре от её левой ноги. Мария почувствовала жар от двигателя и резкий, едкий запах жжёной резины.
Она испуганно ахнула, сердце забилось, как пойманная птица, и она замерла, не в силах отвести взгляд от бампера, который мог стать её последним воспоминанием. Затем подняла глаза на водителя. Это был мужчина лет пятидесяти пяти, с коротко стриженой головой, по вискам которой серебрилась благородная седина. У него было приятное, интеллигентное лицо, однако сейчас оно было искажено шоком. Он смотрел на неё широко раскрытыми глазами, в которых читалось не столько раздражение от её невнимательности, сколько чистое, неподдельное изумление.
– Простите, – прошептала Мария, и голос её дрогнул от пережитого ужаса. Это было автоматическое, бессмысленное слово. Ей хотелось только одного – исчезнуть, раствориться в толпе, подальше от этого изумлённого свидетеля её невнимательности. Она поспешно, почти бегом, пошла дальше, не оглядываясь.
Она продвинулась всего несколько десятков метров, когда услышала за спиной быстрые, решительные шаги. Мужчина догнал её, двигаясь с неожиданной для его возраста скоростью, и резко перегородил путь. Он тяжело дышал, но взгляд его был теперь не испуганным, а пронзительно-настойчивым, словно призрака увидел.
– Мария Васильевна! – изумлённо, почти с благоговением спросил он, и эти имя и отчество, произнесённые в чужой стране на русском языке, прозвучали для беглянки, как гром среди ясного неба. Её сердце заколотилось, но на этот раз не от страха, а от внезапной, ошеломляющей, почти невыносимой надежды. Она не могла вымолвить ни слова. Губы пересохли, а в горле образовался ком, словно она проглотила кусок льда.
Мария просто смотрела на него, пытаясь найти в его чертах хоть что-то знакомое, хоть какой-то отголосок прошлой жизни, но память оставалась пустой, как белый, ослепительно чистый лист. Его вопрос, интонация, изумление – всё говорило о том, что он не ошибся и действительно знает ту, кем она, возможно, является.
Мужчина, не дождавшись реакции Марии, сделал шаг ей навстречу. Его приятное, умное лицо, ещё минуту назад искажённое ужасом от едва не случившейся аварии, теперь выражало глубочайшее изумление, смешанное с облегчением.
– Мария Васильевна, вы меня не помните?
Она вздрогнула от прямого вопроса.
– Я… нет, простите, – прошептала, чувствуя, как сердце продолжает биться в бешеном ритме. – Совершенно не помню, кто я.
Мужчина нахмурился, его проседь на коротко стриженной голове блеснула в свете фонаря. Он внимательно, почти сканирующе, посмотрел на неё, словно пытаясь найти в её глазах подтверждение своим догадкам.
– Меня зовут Алексей Иванович Дорофеев, – представился он, кивнув. – Полковник полиции на пенсии. И я здесь не случайно. Меня отправила на ваши поиски ваша лучшая подруга – доктор Эллина Родионовна Печерская.
При упоминании имени Эллины Родионовны в голове Марии что-то болезненно щёлкнуло, как будто невидимая дверь памяти попыталась открыться, но тут же захлопнулась. Образ не возник. Только пустота и ноющая боль в висках.
– Эллина… – повторила она, пытаясь ухватить ускользающую нить памяти.
Алексей Иванович, казалось, не ждал ответа. Он просто смотрел на неё с облегчением и радостью.
– Слава Богу, Мария Васильевна, – выдохнул он, и в этом было столько надежды, что Мария почувствовала, как её собственное тело расслабляется от чужой, но такой осязаемой заботы. – Я вас нашёл. Вы живы!