Часть 9. Глава 154
В коридоре раздались торопливые шаги, затем – короткая очередь, три глухих хлопка, и последний из бригады Дизеля рухнул на пол, будто сломанная кукла, даже вскрикнуть не успев. Воздух сразу наполнился запахом пороха и крови – по сути, «ароматом» смерти, знакомым каждому, кто хоть раз оказывался под огнем. Его практически сразу затянуло внутрь помещения, где находился Никита Гранин, через щель под дверью.
Дизель догадался о случившемся еще до того, как наступила тишина. Подсказали нюх и шестое чувство – звериное, обострённое за годы криминальной жизни. Оно спасло его однажды во время второй ходки, когда он кожей спины почувствовал движение сидельца с заточкой и успел отскочить, прежде чем сталь прошла бы ему под ребро и вонзилась в сердце. Тогда Дизель успел среагировать, и нападавшему пришлось тяжко – полгода потом в лагерной больничке пролежал.
– Всё. Мы одни, – глухо произнёс бригадир, прислоняясь к стене рядом с забаррикадированной дверью. Его дыхание было тяжелым, будто каждое слово приходилось из себя выталкивать. Плечо жгло, пульсировало, отдаваясь в шее и лопатке – боль острая, но терпимая. Когда передвигал комод, врезался в него всем телом – иначе дубовую махину не сдвинуть. Теперь эта чёртова мебель, пахнущая лаком, – видать, недавно пытались обновить, – стала их последней линией обороны.
Они остались впятером, если считать Гранина – неподвижного, безмолвного «груза» на кровати, подключенного к медицинской аппаратуре. В комнате повисла гулкая, вязкая тишина. Лишь писк мониторов нарушал её, как слабый сигнал от далёкой жизни, удерживаемой искусственно. И Дизель, и Савин ловили слухом малейшее движение за дверью, готовые действовать, чтобы спасти свои шкуры.
– Кто это может быть? – нервно спросил Савин, не отрывая взгляда от дубового комода, служившего им теперь границей между жизнью и смертью.
Дизель стянул с лица балаклаву. Внезапно стало безразлично, узнают ли его потом эти лепилы – врач и медсестра. Пусть. Он вытер потное лицо, сжал мокрую ткань в кулаке и отбросил. Нет смысла скрываться, когда всё пошло наперекосяк.
– Без понятия, в натуре, – хрипло сказал он. – Не легавые точно. Те бы уже орали: «Работает ОМОН!» и требовали лечь на пол. Не конкуренты Бурана – у нас с ними всё тихо, войны нет. Значит, точно не братва. Но, век воли не видать, – точно профи. Очень быстро сработали. И не знаю, сколько их, но волчары опытные. Всех наших положили, а самих – по звуку двое, может трое, не больше, – он перевёл взгляд на Савина. – Слышь, мент, а ты как кумекаешь? Не ваши?
Савин пожал плечами, стараясь скрыть дрожь в пальцах. Дизель скривился – презрение сквозило в каждом движении. Он всегда ненавидел этого бывшего легавого, но подчинялся – Буран так велел, а с ним не поспоришь, – вор в законе всё-таки. Бригадир подошёл к окну, осторожно отодвинул край шторы. Снаружи стояла мёртвая тишина. Деревья неподвижны, луна застыла над крышами. Ни звука, ни шороха. Даже собаки – и те будто вымерли. Всё слишком спокойно, слишком чисто – как в ловушке, где зверь ещё не понял, что силки уже затянуты.
– Они знали, что мы придём, – произнёс Дизель тихо, будто себе. – Это ловушка.
Он отступил от окна, плечи его были напряжены, кулаки сжаты, желваки двигались на челюстях. Внутри клокотала злость – густая, как мазут. Подумал о том, что если бы один был, запросто свалил бы: тут всего второй этаж. Прыгнуть, добраться до тачки и всё, ищи ветра в поле. Но приказ Бурана есть приказ.
Подполковник Савин побледнел, ощущая, как язык пересох и губы дрогнули.
– Ловушка... Но чья? Буран нас подставил? Нет, он бы не стал... – голос сорвался.
– Буран? – Дизель прищурился, взгляд стал тяжёлым, как удар. – Думаешь, он нас сдал?
– Нет! Я не это хотел сказать, – поспешил поправиться бывший подполковник. – Может, это люди Гранина-младшего? Он улетел, но оставил «подарок»? – он говорил торопливо, сбивчиво. Рука с пистолетом дрожала, палец невольно касался спускового крючка.
– Ага, и приказал валить всех, включая своих? – усмехнулся Дизель, зло, почти весело. – Ты, мент, башкой тронулся. – Он покрутил пальцем у виска.
Савин молча проглотил обиду, стиснув зубы.
– Скажите, – подал голос врач, до этого молчавший в углу. Голос его дрожал, но в нём звучала странная, почти профессиональная сдержанность. – Те люди... Они пришли за вами? Или за ним? – он кивнул в сторону Гранина.
– За ним, за нами – без разницы, – отрезал Дизель. – Главное – выжить, – он отщёлкнул магазин, проверил патроны. «Полна коробочка», – мелькнула удовлетворённая мысль. Ни одного выстрела пока не сделал, и, может, это даже к лучшему. Поднялся, обвёл взглядом комнату. Потолок высокий, стены толстые, пахнет больницей. Возможно, где-то есть выход – тайный, забытый. Дизель медленно двинулся вдоль стены, прощупывая каждый угол. «Чёрт не шутит, – подумал он, – а вдруг повезёт?»
Помещение оказалось большим – не просто комната, а какая-то неправдоподобная куча свободного пространства, почти полсотни квадратных метров паркетом покрытого пола и глухих стен, где каждый звук рикошетом возвращался обратно. К нему примыкал санузел, – солидный, в стиле «дорого-богато», метров в тридцать: ванна, душевая кабина, унитаз и биде. Всё выглядело так, будто архитектору сказали: «Слышь, бабло не проблема. Ваяй!» Было там и окно – точнее, окошко под самым потолком, – жалкое, крошечное. Выбраться через него мог разве что ребёнок в юном возрасте. Других примыкающих комнат не оказалось. Никаких других путей для отхода. Вентиляция – тонкая, как палец: туда разве мышь проползёт. Бригадиру стало ясно: западня. Отсюда если куда и прорываться, то через коридор до первого этажа.
– Слушай меня внимательно, мент, – Дизель посмотрел на Савина не просто пристально, а так, как обычно смотрят на тех, у кого бумага с приговором уже на столе лежит и подписана. – Твоя задача была завалить младшего Гранина и вытащить старшего. С первой ты облажался. Можешь и вторую прогадить. За это Буран тебя по головке не погладит – скорее, отстрелит... обе. – он тянул слова, как металлом вёл по стеклу. – Так что давай, мент, кумекай, как нас отсюда вытащить. Ну а если откажешься... – бригадир медленно навёл пистолет на бывшего подполковника, двигался притом ровно и смертельно спокойно, давая понять, что у «напарника» альтернатив нет.
Савин кашлянул; в горле у него торчал пересохший комок, будто кто-то подложил туда тряпку. Он понимал: Дизель говорил правду – жесткую, как забор из ржавого железа. Если вернётся живым, но с пустыми руками и известием о гибели бригады, ему светит беспощадная расправа. Вор в законе отдаст его на поругание своим браткам, которые только спят и видеть, как бы завалить намозолившего им глаза мента.
– Так что будем делать? – снова спросил Дизель. Теперь в его голосе слышалась твердость, исполненная угрозы и усталости одновременно.
– Ждать надо, – сухо ответил Савин. – Они пока не штурмуют. Значит, чего-то ждут. Или кого-то. Или вообще не хотят рисковать. Из-за него, – он ткнул пальцем в сторону Никиты, словно в этой невесёлой игре все ходы сводились к одной фигуре. – Отсюда простой вывод: будем торговаться. Пусть нас выпустят. Либо – завалим коматозника.
В этом и была их единственная надежда на спасение – Никита Гранин. Его жизнь – их страховка. Если нападавшие тоже хотят увидеть пациента живым, они не станут устраивать здесь резню, не станут расстреливать аппараты его жизнеобеспечения. Логика была очевидной. Будь Гранин им не нужен, давно бы оказались внутри, и старый комод бы не задержал особо.
– Лепила, – Дизель обратился к врачу, стараясь придать голосу оттенок насмешки, – как долго твой пациент может жить без этой всей электронной приблуды?
– У нас есть портативный аппарат ИВЛ, – сказал врач. – Он рассчитан на несколько часов работы от аккумулятора. Три, максимум четыре часа. Но состояние пациента... Любой удар, перепад давления, резкий шум – это критический риск. Небольшая встряска, и сердце может остановиться.
– Твою ж… – прорычал Дизель, грязно выругавшись.
– Нечего сопли на кулак наматывать, – прервал его Савин и повернулся к медикам. – Готовьте Гранина к транспортировке. Включите портативный. Мы будем прорываться.
– Прорываться? Куда? – хмыкнул Дизель, взглядом окинув бесполезный комод.
– Через дверь. Скажем, что если не выпустят – завалим Гранина, – сказал Савин жёстко.
– Уверен? – поинтересовался бандит.
– Да.
Вдруг в дверь постучали. Три коротких, чётких, угрожающе размеренных удара. Все замерли. Стук отозвался в висках, как отсчитывающий секунды метроном.
– Эй, кто там внутри! Савин, ты? Выходите. Иначе мы войдём сами. И тогда никто не выживет, – раздался из-за двери голос – низкий, спокойный.
Бывшему подполковнику голос показался знакомым, где-то застрял в затуманенной памяти, но та отказывалась вернуть подсказку.
– Знаешь его? – удивлённо прошептал Дизель.
– Нет.
– А он тебя знает.
– И чего?
– Назовись! – потребовал Дизель, снимая пистолет с предохранителя, движение было ровно таким же, как и его терпение – на исходе.
Алексей Германович ощутил, как тело отказывается слушаться – сжал губы, но не сдвинулся. За дверью стояла смерть, и это осознание было слишком сильным.
– Мне нужен Никита Михайлович Гранин и медики, которые с ним. У вас две минуты. Выходите, оружие на пол, или мы начнём штурм, – прозвучало в ответ.
Дизель вопросительно посмотрел на Савина.
– Точно не знаешь, кто там? – спросил он.
Савин только помотал головой и прошептал:
– Выходить нельзя. Завалят нас с тобой, как пить дать.
Бригадир холодно и горько усмехнулся.
– Чё, мент, окочуриться боишься? – в голосе слышалась и издёвка, и вызов, и равнодушие к смерти.
Алексей Германович сжал челюсти. Мысль мелькнула быстрая и мерзкая, как мышь: «Пристрелить Дизеля, отдать Гранина и потом… можно что-нибудь придумать. Выстрелить себе куда-нибудь в неопасное место – руку, например, или ногу. Потом явиться к Бурану покалеченным, типа: «Вот, в меня стреляли, потерял сознание»; кто будет спорить?
– Ладно, мент, – Дизель встал, глядя на Савина. – Снаружи бойцы серьёзные, судя по всему. Раз уж ты совсем в непонятках, скажи им, что если хотят Гранина, то без проблем. Пусть дадут нам отсюда выйти, тогда он их, – голос Дизеля не дрогнул; в нём была та холодная уверенность, что приходит от привычки жить на острие ножа.
– Так и сказать? – поинтересовался Алексей Германович.
– Да.
Бывший подполковник сделал, как было велено.
– Поясни, – коротко и строго потребовал голос из-за двери, как судья, который уже вынес приговор и теперь просто выясняет формальности.
– Мы вывозим Гранина, ставим каталку рядом с машиной «Скорой помощи», которая в гараже стоит. Сами прыгаем в тачку и валим отсюда. Вы с лепилами забираете пациента. Всё ясно? Если в нашу сторону кто шмальнёт – завалим коматозника. – Савин говорил, подсознательно подражая стилю Дизеля.
Коридор ответил гулкой, натянутой тишиной. Она висела минуты две, как паутина в старом чулане, и наконец из тени прозвучало одно слово:
– Ладно!
Дизель моментально повернулся к Савину и быстро заговорил, почти прошипел:
– Короче, мент. Коматозник – твоя проблема. Ты должен доставить его Бурану. Любой ценой. Иначе он нас обоих на ноль помножит. Столько нормальных пацанов потеряли! Понял?!
– А ты что будешь делать? – Савин спросил не столько из любопытства, сколько чтобы снова услышать, что кто-то с ним на одной лодке.
– Валить этих… – зубы Дизеля скрипнули.
– Да, но мы же тогда… – Савин замялся.
– Я спрячусь здесь. Когда уйдёте, пойду следом, тогда и… помогу, короче, – Дизель не договорил детали придуманного им плана.
Савин глубоко вдохнул, встал, подошёл к двери.
– Выходим через три минуты! Не стреляйте! – крикнул он и тут же повернулся к медикам. – Вы всё слышали. Делайте!