После писем испанского адмирала П.Серверы, дневников командира канонерской лодки "Виксбург" (ВМС США), воспоминаний британского
офицера, служившего на корветах в годы Второй мировой - настала очередь воспоминаний русского морского офицера-подводника.
Дневниковые записи выражают субъективное видение и понимание автором событий, явлений, участником или свидетелем которых он являлся. Автор сам
определяет значимость и проводит отбор сведений, которые необходимо
отразить, в соответствии со степенью их значимости для себя, а также для
читателей. Предлагаю именно с таких позиций оценивать изложенный
материал, к которому мы, по возможности, добавим свои комментарии. И главное - некоторые высказывания автора воспоминаний спорны.
Продолжаем.
21-го мая
"Уже неделя, как я не брался за свой дневник... После 14-го мая нет сил собрать свои мысли, нет возможности работать, думать и писать, настолько ошеломляющи последствия этого ужасного дня - этой роковой черты в истории нашего флота, настолько потрясающей кажется его трагедия... Только история в состоянии будет подвести эти итоги, как подводят итоги деятельности человека для его последнего некролога, когда он заканчивает свой жизненный путь... Так закончилась история и нашего старого флота.
14-го мая - ужасный день!.. Два наших адмирала и четыре корабля сдались в плен, и это после гибели, от которой веет чем-то эпическим, наших главных сил, гибели кораблей со всеми их экипажами..."
Как видим, автор указывает даты по старому стилю, и, судя по всему, речь идет о Цусимском сражении. Но автор не был бы самим собой, чтобы и здесь внести определенную путаницу, к которой мы привыкаем. (Привыкаем, потому что знаем некоторые даты истории!).
В частности, не ясно, почему автор говорит именно о 14 мая, и как о дне битвы, и о дне позорной сдачи остатков эскадры! Сражение в Цусимском проливе длилось двое суток - 14-15 мая, и 14 мая не было никаких вестей о его исходе! Только утром 16 мая крейсер "Алмаз" первым дошел до залива Стрелок, оттуда - во Владивосток и принес вести, причем ту информацию какой владел. 17 мая во Владивосток пришли два эсминца ("Грозный", "Бравый") - они могли рассказать свои подробности. Возможно, какую-то информацию передавали зарубежные газеты, получив ее от японцев (крейсера Энквиста прибыли в Манилу только 21 мая), но тоже вряд ли раньше 16 мая. А тут командир субмарины печалится уже 14 мая 1905 года. Странно.
«У русских - как утверждают иностранцы - не было недостатка в мужестве. Бегству крейсеров в нейтральный порт и сдаче отряда можно противопоставить те суда, которые погибли на поле сражения, ни минуты не прося помилования. Надо обладать слепым героизмом, чтобы умереть, таким образом. Они выказали фанатизм, преисполненный величия, но этого было недостаточно, чтобы победить».
Как раз подтверждение того, о чем говорилось выше - информация из зарубежной прессы, даже знают что русские крейсера ушли в нейтральный порт (Манила на Филиппинах). А если учесть, что там крейсера появились 21 мая, а 22 мая были интернированы - то вряд ли во Владивостоке об этом узнали быстро, чтобы горевать.
"Молодые, лучшие силы флота вели его к расцвету, но вся его организация, в лице руководителей, определенно, ни минуты не отступая и не сомневаясь в цели, привела к тому неизбежному концу который стоил тысячи жизней и миллионов народных средств. Давно уже забыли у нас, что не силой дерутся, а умением".
Ну вот, вполне ожидаемые "рыдания" - и молодые силы флота, и тысячи жизней, и про деньги не забыл. Приношу извинения, но я был совершенно иного мнения об этом офицере, когда до этих воспоминаний изучал его "боевой путь".
"Французские адмиралы говорят, что они имеют флот, состоящий из одних образцов; итальянский – один из морских министров Италии как-то сравнил с морским музеем; про наш же флот уже Императрица Екатерина Великая сказала, что у нас «нет ни флота, ни моряков, и военные корабли походя на голландских рыбаков, выходящих на ловлю сельдей»
Вот, ожидаемо подключили мировую историю, пошло сравнение: "а у них вон как, а у нас - вот так". Хотя по сути, приведенный пример как раз и говорит о том, что проблемы в развитии флота были и могут быть у любой страны.
"Прежде, хотя морское дело и было делом гораздо менее сложным, чем теперь, все-таки адмиралы другой раз имели мужество сознаться в своей непригодности. Так, например, Морар-де-Галь в 1796 году перед экспедицией высадки на берега Великобритании писал французскому министру Трюге и жаловался на свои физические и умственные недуги в таких выражениях, которые очень собой напоминали самообличения Медины Сидония перед походом 1588 года, а именно:
«...Должен вам сказать, что не обладаю ни одним из качеств, необходимых хорошему адмиралу. Плохое состояние моего здоровья и горе подействовали и на мои умственные способности и на зрение... Я едва различаю предметы на расстоянии четырех шагов. Все это вместе ставит непреодолимую преграду тому, чтобы мне управлять движениями эскадры...».
Ну конечно, все зарубежные адмиралы - образцы честности и прямолинейности, открыто и смело себя критикуют и оценивают. Не буду защищать адмиралов русского флота - разные там были люди, но возникает один вопрос. Что - то он не вспоминает одного испанского адмирала, который повел свою крейсерскую эскадру, причем понимая что ведет "на убой", и полномочия с себя не сложил, и боевую подготовку не организовал, и никаких тактических приемов не придумал. И было это совсем не так давно у Морар-де Галя, а буквально лет 7 назад, всего то. Как так, что наш "бравый подводник" об этом не знает?
"Наши же руководители морской силы, по видимому, упорно считали себя в праве не видеть дальше своих «четырех шагов», но никоим образом не пожелали бы сознаться, не говорю - в своих «умственных недугах», а хотя бы - в плохом «зрении».
Путем взваливания ни к чему и никому ненужных обязанностей; путем несения пустой и неинтересной службы на военном корабле, каковой они постарались ее сделать; при помощи «линьков» и прочих возбудителей; нежеланием чем-нибудь скрасить бледную жизнь экипажа в часы его досуга; дурными примерами, исходящими из «кают-компании»; игнорированием самых элементарных жизненных запросов команды, - они довели, в конце концов, весь наш личный состав до такого распада, что сами офицеры, как от чумы, бежали от своих подчиненных, как только таковой попадал на берег; что в каждом иностранном порту, где только экипажи наших судов спускались на берег, приходилось краснеть за безобразное их поведение, приходилось скрывать свою неловкость перед теми, которые на пристанях являлись свидетелями обычной для нас картины, как за несколько часов «гулянья» команды на наших шлюпках росли кучи из её «трупов». Это в мирное время..."
Надо понимать, что и для этого офицер служба была неинтересна, что он "как от чумы бежал от подчиненных" и т.д. Ну и про заботу о подчиненных тоже не забыл. Правда, мы можем вспомнить, как по прибытию во Владивосток подводных лодок и их экипажей офицеры и моряки оказались в ситуации, когда их особо не ждали, место для размещения нижних чинов было не оборудовано и пришлось искать разные варианты, но не жить там, где было предложено. Любопытно, что один из офицеров - В.В.Трубецкой, ознакомившись с тем, какие помещения приготовлены для его экипажа, на свои средства снял в городе дом, где размести свой экипаж. Видимо имел средства. После него также поступили и другие командиры подводных лодок, чей достаток позволял это сделать, сведений в том, был ли в их числе автор воспоминаний у меня нет. Не осуждаем тех кто так не сделал, так как материальное положение офицеров было разным. Но значит офицеры все же поступали не так как пишет автор, или по крайней мере не все? И может и не стоит тогда критиковать " в целом и в общем"?
Что же касается поведения матросов в порту и в увольнении - можно сказать, что это было обычным делом для всех военно-морских портов мира. И ничего в этом удивительного нет, хотя конечно этому нельзя было радоваться. Но сравнивать их с "трупами" - фи.
"В военное же время, когда наступило время расплаты, они остались такими же «трупами», которые и наблюдались на палубах кораблей сдавшегося отряда.
А что произошло с офицерской средой? Начиная со школьной скамьи, с корпуса, - откуда не мало выходило, так сказать, «по шпаргалке», под руководством допотопных преподавателей, которые держались только потому, что их питомцами являлись и министры, и бездарных воспитателей, которые шли в корпус только потому, что признавались негодными для службы на кораблях, - и далее, уже на пути офицера, служба многих из них представлялась или сплошной веселой и пьяной «компанией», или, в лучшем случае, только средством для достижения чинов. Быстрое движение по службе не обусловливалось выдающимися способностями отличаемого, а являлось скорей чем-то преемственным."
Автор воспоминаний сам был из этой среды - и видимо не особо выделялся.
"В то время, когда на каждом иностранном судне пользовались всяким удобным и неудобным случаем, чтобы расширить свои познания, чтобы внести и свою лепту труда для изучения той военной обстановки, в которой могли разыграться грядущие события, для изучения характерных особенностей будущего врага, разве наши моряки стремились хоть сколько-нибудь пополнить эту свою сокровищницу знаний, разве они не заботились исключительно о таком плавании и таких стоянках, которые не мешали бы только веселой и бесшабашной жизни кают-компании".
И конечно, вполне очевидно и ожидаемое сравнение - "а вот на иностранном корабле, все офицеры только и думали о том, как бы повысить свой боевой уровень и овладеть боевой техникой. Насколько это сейчас знакомо, что даже как то грустно и скучно это читать.
"Даже те, кто с первых же шагов решался бороться у нас с общим течением, кто сразу пытался взглянуть на свое призвание как на нечто священное, кто своими способностями начинал было отвоевывать себе исключительное положение на ряду с общей посредственностью, - и они, в большинстве, в этой душной атмосфере как-то быстро теряли свои силы и, видя бесцельность борьбы, складывали оружие.
Хорошо, если способный офицер не успевал еще войти в общий «морской фарватер», и счастливый случай выносил его на палубы тех исключительных у нас судов, которые какими-то отдельными оазисами, как бы случайно, появлялись в отечественном флоте."
Ну вот, наконец-то, я все думал, когда же автор воспоминаний дистанцируется от "глупых, пьяных и ленивых офицеров", и пожалуется на свою службу, что ему не удается добиться чего то "великого" и "значимого". И вот наконец-то автор до этого дошел. Ай какой молодец! Надеюсь, что свою подводную лодку он считает тем самым "исключительным судном", где можно себя проявить. Жаль, что в истории боевого применения данных об активной боевой службе подводной лодки "Скат" нет..
"А сколько талантливого и способного спивалось в кают-компаниях наших кораблей?!... Закон о цензе уже добил флот, уравняв бездарность с талантливостью, и сделал из корабля какую-то гостиницу, где каждый чувствовал только временное свое пребывание, где не имелось ни общности интересов, ни намека на общую солидарную работу, ни желания сродниться со своим кораблем. Тем, кому нужен был ценз для быстрого движений, приобретали его и без плавания - по приказу. Отдавался только приказ о зачислении такого-то на такое-то судно, и счастливое «плавание» для такого офицера начиналось, хотя нога его и не вступала другой раз даже на палубу этого корабля, а офицер в это время отдыхал где-нибудь в отпуску за границей.
И вот из таких «цензовиков», в конце концов, мы видим уже и руководителей, самых бездарных, самых беспомощных, самых нерешительных в нужную минуту, каких только могла дать такая система..."
И в заключении - критика морского ("плавательного") ценза. С этим согласимся, не все было хорошо в кадровой политике российского императорского флота, и создаваемый ранее (в 1885 году) как положительный инструмент профессионального роста морского офицера ценз к началу ХХ века стал уже больше недостатком, чем достоинством. В итоге в 1907 году его отменили, и надо признать - Цусима в этом сыграла свою роль. Более того, тот факт, что морской ценз больше наносит вреда чем пользы стало четко видно уже к началу ХХ века, но для его отмены, как часто бывает, потребовалось потрясение - война. Так что автор ничего нового не открыл, повторил известное.
И тут становится любопытно, если воспоминания были изданы в 1912 году, а морской ценз отменен в 1907 году, то странно, что автор об это не упоминает. Ведь положение стало исправляться. Решил оставить этот "острый вопрос" на повестке?
Продолжение следует, ссылка - ЗДЕСЬ
P.S.Кнопка для желающих поддержать автора - ниже, она называется "Поддержать", )).