Глава 1: Золотая клетка
Все началось не с громких скандалов или найденных в кармане чужой помады. Нет. Предательство подкралось ко мне в образе тишины. Тишины, которая повисла в нашем доме, некогда наполненном смехом и спорами до хрипоты.
Моего мужа зовут Артем. Он успешный архитектор, человек с стальными нервами и таким же рукопожатием. Он построил для нас не просто дом, а настоящую крепость на престижном берегу Москвы-реки. Здесь было все: панорамные окна, от которых захватывало дух, дизайнерская мебель, которую я выбирала с таким трепетом, и тишина. Гробовая тишина.
Мы сидели за ужином. Серебряные приборы мягко звенели о фарфор.
— Как твой день? — спросил Артем, не глядя на меня, уставившись в экран своего телефона.
— Обычно. Съездила в галерею, встретилась с Леной...
— А, — отрезал он. — Завтра задерживаюсь. Важный клиент из Дубая.
Раньше эти «важные клиенты» заставляли меня ревновать. Сейчас я лишь кивнула. Его отстраненность была привычнее, чем тепло его руки. Я чувствовала себя экспонатом в музее собственной жизни: красивым, ухоженным, но совершенно ненужным.
— Знаешь, — сказала я, пытаясь пробить броню. — Мне снился тот сон. Опять. Про озеро в деревне у бабушки.
Он поднял на меня глаза, и в них на секунду мелькнуло что-то неуловимое, почти испуг. Но тут же погасло.
— Опять ты про эти детские фантазии. Катя, мы взрослые люди. У нас другая жизнь.
«Другая жизнь». Это была его любимая фраза. Она отменяла все мое прошлое, мои мечты, все, что было до него. А до него была я — Катя, веселая и немного безалаберная девчонка, которая любила писать акварелью и мечтала о своей выставке. Теперь я была Екатериной, женой Артема Волкова. И моей главной работой было быть его украшением.
На следующее утро, пока Артем был в душе, его телефон на тумбочке завибрировал. Обычно он никогда его не оставлял, но в этот раз, видимо, забыл. Я увидела имя на всплывающем уведомлении: «Анна». И сообщение: «Спасибо за вчера. Ты спас мне жизнь. Жду вечера».
Кровь отхлынула от лица. Вот оно. Банально и предсказуемо. «Анна». Какая-нибудь стройная ассистентка с идеальным маникюром. Я чуть не разрыдалась, но вместо этого глубоко вдохнула. Нет. Я не буду той дурочкой, которая устраивает истерики. Я должна быть хладнокровной, как он.
Когда он вышел из ванной, полотенце на бедрах, я сказала максимально спокойно:
— Звонил твой телефон. Какая-то Анна.
Я наблюдала за его лицом. Ни тени смущения или вины. Напротив, он улыбнулся. Улыбнулся!
— А, это Анна. Новая психолог в офисе. Компания наняла для борьбы с выгоранием. Вчера как раз была сессия. Помогает справиться со стрессом.
Объяснение было таким гладким, таким логичным, что у меня не осталось ни единой зацепки. Выгорание? Мой железный Артем? Он, который всегда говорил, что психологи — это шарлатаны для слабаков?
— Понятно, — пробормотала я. — Рада, что тебе помогают.
Но внутри что-то екнуло. Слишком уж идеально. Слишком уж быстро он ответил. Будто отрепетировал.
Прошла неделя. Артем стал чаще «задерживаться с клиентами» или уходить на «сессии к Анне». Я пыталась заняться собой: записалась на йогу, перечитала кучу книг, но покой не приходил. Однажды, роясь в его кабинете в поисках конверта (лживая отмазка, которую я сама себе придумала), я наткнулась на ключ. Маленький, старомодный ключ, спрятанный в глубине ящика с бумагами. Он был завернут в клочок бумаги, на котором детской рукой был нарисован цветочек. Я узнала этот почерк. Это был почерк моей младшей сестры, Светы, которая погибла в автокатастрофе пять лет назад.
Почему у Артема хранится ключ, связанный с моей сестрой? От чего он? Сердце заколотилось в панике. Я быстро положила ключ на место, чувствуя себя вором. Но семя сомнения было посажено. Это было уже не просто подозрение в измене. Это было что-то глубже, темнее.
Вечером я не выдержала.
— Артем, я нашла сегодня ключ. В твоем столе. Тот, что с рисунком Светы.
Он замер, и вилка в его руке издала пронзительный скрежет. Его лицо побелело.
— Не трогай мои вещи, Катя, — его голос был тихим и опасным, каким я никогда не слышала. — Это не твое дело. Забудь.
Но забыть я уже не могла. В его глазах был не гнев. Был страх. Настоящий, животный страх. И в тот момент я поняла, что предательство, которое я ищу, — это лишь верхушка айсберга. А под водой скрывается нечто чудовищное, что-то, что может разрушить не только наш брак, но и меня саму.
Глава 2: Тень сестры
Тишина после его слов «Забудь» была гуще бетона и тяжелее свинца. Мы не разговаривали два дня. Артем исчезал рано утром и возвращался за полночь, пахнущий чужим кофе и холодом. Я же жила в состоянии лихорадочного оцепенения. Этот ключ... Зачем он ему? Что связывает моего прагматичного мужа с памятью о моей ветреной, мечтательной сестре?
Света была моей полной противоположностью. Если я всегда искала стабильность, то она гонялась за впечатлениями. Художница, бунтарка, душа любой компании. Ее смерть стала для меня незаживающей раной. А для Артема? Он тогда был опорой, моим каменным щитом. Он сам занимался всеми похоронами, отгородив меня от бумажной волокиты и жестоких подробностей. Я была ему так благодарна.
И теперь этот ключ.
Я не могла «забыть». Я позвонила Лене, своей подруге со времен художественной академии.
— Лен, мне нужно поговорить. О Свете.
— О Свете? — в голосе Лены послышалось удивление. — Катюш, это было так давно. Может, не стоит ворошить?
— Стоит, — настаивала я. — Вспомни, у нее же была та самая мастерская? Та, куда она сбегала от всех? Помнишь, где она находилась?
На другом конце провода повисла пауза.
— Ну... Да, вроде бы помню. Где-то в том районе, у старой фабрики. Но точный адрес... Зачем тебе это, Катя?
— Просто ностальгия, — солгала я. — Спасибо, Лен.
Фабрика. Это было что-то. Старые промышленные здания, которые в то время начали переделывать под лофты и мастерские. Света обожала такие места. Она говорила, что только там чувствует пульс настоящей жизни.
На следующий день, отчаявшись ждать, я решилась на отчаянный шаг. Пока Артем был на работе, я прокралась в его кабинет. На этот раз я искала целенаправленно. Я открыла его старый ноутбук. Пароль... Каков мог быть его пароль? Я перепробовала все даты: нашу свадьбу, его день рождения. Ничего. И тогда меня осенило. Я ввела дату смерти Светы.
Экран дрогнул и открылся. В горле встал ком. Он использовал этот день как пароль? Почему?
Я лихорадочно начала искать файлы, письма, что угодно, связанное с Светой или с мастерскими. И я нашла. Папку с названием «Архив». А в ней — сканы старых документов на аренду. И один свежий документ, датированный всего тремя месяцами назад. Договор аренды. На помещение в том самом районе фабрик. Арендатором значился Артем Волков.
Рука дрожала. Он снял помещение. То самое, где была мастерская Светы? Зачем? Чтобы хранить вещи? Но все ее вещи были либо у родителей, либо раздарены после смерти.
Мне нужно было туда попасть.
Взяв тот самый старомодный ключ (я не удержалась и снова вынула его из ящика, на этот раз положив в карман джинс), я поехала по указанному адресу.
Это было мрачное кирпичное здание, поросшее граффити. Войдя внутрь, я попала в длинный коридор с множеством дверей. Я шла, сверяясь с номером из договора. Сердце стучало где-то в висках. Вот она. Дверь №17.
Я достала ключ. Он был холодным и незнакомым в моей руке. Вставила в замочную скважину. Повернула. Щелчок. Дверь открылась.
Я вошла внутрь и замерла.
Это была не заброшенная мастерская. Это была... святыня. Комната была чистой, освещенной мягким светом из большого окна. На стенах висели картины. Десятки картин. И все они были написаны Светой. Ее яркие, эмоциональные, немного наивные акварели и холсты. Я узнавала каждый сюжет. Вот озеро у бабушки в деревне. Вот портрет меня, смеющейся. Вот наш старый кот.
В центре комнаты стоял мольберт, а на нем — незаконченная картина. Я подошла ближе. И у меня перехватило дыхание.
На холсте была я. Но не та, что сейчас. А я пятилетней давности. Та, какой я была до замужества. С распущенными волосами, в простой футболке, с кистью в руке и счастливой, беззаботной улыбкой. Стиль был точной копией стиля Светы. Но картина была свежей, краски еще не до конца высохли.
Что происходит? Кто это написал?
Я обернулась и увидела то, от чего кровь стыла в жилах. В углу комнаты, на полке, стояли тюбики с красками, палитра, кисти. И все это было не пыльным наследием прошлого. Это были новые, использованные материалы. Кто-то здесь работал. Кто-то недавно.
И тут до меня дошло. Артем. Он приходил сюда. Он хранил не просто память о Свете. Он хранил ее мир. Но зачем? Из чувства вины? Из-за какой-то странной, болезненной одержимости?
Вдруг я услышала шаги в коридоре. Быстрые, уверенные. Я узнала эту походку. Артем.
Паника схватила меня. Мне некуда было бежать. Я метнулась взглядом и юркнула за большой старый шкаф в углу, едва успев прижать к себе сумку.
Дверь открылась. Он вошел. Я видела его в щель между шкафом и стеной. Он подошел к мольерту и посмотрел на незаконченный портрет.
И тогда произошло нечто, чего я никак не могла ожидать.
Он достал телефон и набрал номер.
— Привет, это я, — сказал он, и его голос, всегда такой твердый, дрожжал. — Да, я в мастерской. Нет, все в порядке. Просто... Просто смотрю на нее. На ту, которую я потерял.
Я замерла, не веря своим ушам. Он говорил с кем-то о мне? О той, «которую потерял»?
Но его следующая фраза добила меня окончательно.
— Спасибо, что согласилась ей помочь, Аня. Без тебя я бы не справился. Эта картина... она должна быть идеальной. Она должна вернуть все, как было. До той ночи. До той ужасной ночи с Светой.
Аня. Психолог. Та самая Анна.
И тут пазл в моей голове сложился с ужасающим, леденящим душу щелчком. Он говорил не обо мне. Он говорил о Свете. Он «потерял» Свету. И он пытался «вернуть все, как было» с помощью психолога и... картин? Но Света мертва. Что значит «вернуть»?
Я стояла за шкафом, боясь пошевелиться, понимая, что мой муж, человек, который спал рядом со мной все эти годы, жил в каком-то своем, искаженном мире, где центральное место занимала не я, а тень моей погибшей сестры. И его предательство было куда страшнее и изощреннее, чем банальная измена. Он предал нашу реальность, подменив ее своим больным фантазиям.
И самое ужасное, что я пока не понимала, какую роль во всей этой мистификации играла я сама.
Глава 3: Игра в правду
Я стояла за шкафом, и каждая клетка моего тела онемела от ужаса. Он говорил о Свете так, будто она была его потерянной любовью. Но это же было безумием! Он почти не знал ее. Они виделись от силы несколько раз, на семейных праздниках. Он был моей опорой, моим мужем. А она — моей легкомысленной, яркой сестрой.
Артем что-то еще говорил в телефон, но я уже не слышала. В ушах стоял оглушительный звон. Потом шаги, щелчок замка, и в мастерской снова воцарилась тишина. Мертвая, как моя сестра.
Я выползла из-за шкафа, мои ноги подкашивались. Я подошла к мольберту и посмотрела на свой портрет. На ту «меня», которой больше не существовало. Теперь его забота о моем «выгорании», его попытки вернуть меня к живописи — все это обрело новый, зловещий смысл. Он не хотел вернуть меня. Он пытался слепить из меня суррогат Светы. Ту, которую он «потерял».
Я должна была узнать правду. Вся моя натура, вся та самая «другая жизнь», которую он так презирал, взбунтовалась. Я не могла больше жить в этом кукольном домике, где меня любили за чужое лицо.
Я поехала к Анне. Психологу. Без звонка, без предупреждения. Мне был нужен эффект неожиданности.
Ее офис находился в современном бизнес-центре. Секретарша, узнав мое имя, пропустила меня без вопросов, с подобострастной улыбкой. Видимо, жена важного клиента имела свои привилегии.
Анна оказалась женщиной лет сорока, с умными, спокойными глазами и собранными в строгий пучок волосами. Она не выглядела любовницей.
— Екатерина? — она поднялась из-за стола, удивленная. — Артем не предупреждал о вашем визите.
— Он не знает, — сказала я, опускаясь в кресло напротив. — И я думаю, вы мне кое-что должны.
Я выложила ей все. Про ключ. Про мастерскую. Про картины. Про его звонок, который я подслушала. Я не плакала. Во мне кипела холодная, собранная ярость.
Анна слушала, не перебивая. Ее лицо стало серьезным, почти скорбным.
— Екатерина, то, что вы рассказываете... это нарушение врачебной этики. Но я понимаю ваше состояние. Вы имеете право знать часть правды. Только часть, потому что остальное — дело вашего мужа.
Она вздохнула.
— Артем пришел ко мне около полугода назад с тяжелейшим чувством вины. Он говорил, что разрушил жизнь самому близкому человеку. Что он подавил в нем все живое, все творческое. Он был одержим идеей «вернуть все назад», вернуть того человека, которого он когда-то полюбил. Он говорил, что его вина связана с потерей... сестры его жены.
Мир плыл у меня перед глазами.
— Как связана? Каким образом?
— Этого я не могу сказать. Он никогда не раскрывал деталей. Он говорил об этом только намеками, с огромной болью. Его терапия была сосредоточена на том, чтобы справиться с этой виной. А мастерская... Это была его идея-фикс. Он нанял талантливого художника, который мог бы подражать стилю вашей сестры. Он хотел, чтобы тот человек... чтобы вы... снова начали рисовать. Он считал, что это исцелит и его, и вас. Что это искупит его вину.
— Его вину перед Светой? — прошептала я.
Анна посмотрела на меня с бесконечной жалостью.
— Нет, Екатерина. Его вину перед вами.
Я вышла из ее кабинета, не чувствуя под ногами земли. Его вина передо мной? Что он сделал? Подавил мою индивидуальность? Но при чем тут Света?
Пазл не складывался. Не хватало главного фрагмента. И я знала, где его найти. Только один человек мог мне все рассказать.
Я поехала к родителям. В тот самый дом, с садом и верандой, где мы выросли со Светой.
Мама, увидев меня бледную и изможденную, ахнула и обняла.
— Доченька, что случилось? Вы с Артемом поссорились?
Мы сидели на кухне, пили чай, и я, наконец, сломалась. Я рассказала им все. Про тишину в нашем доме. Про ключ. Про мастерскую. Про больную одержимость Артема Светой.
Мама и папа переглянулись. В их глазах была не просто тревога. Был страх.
— Катюша, — тихо сказал папа. — Тут не все так просто.
Он тяжело вздохнул.
— Артем... Он познакомился со Светой раньше, чем с тобой.
Мир остановился.
— Что?
— Они встречались. Очень недолго, всего пару месяцев. Это было до тебя. Потом они расстались. Света была слишком... непредсказуемой для него. А когда он встретил тебя, он был очарован твоим спокойствием, твоей надежностью. Он попросил нас не рассказывать тебе. Говорил, что боится тебя потерять, что ты неправильно поймешь.
Мама заплакала.
— А в ту ночь... в ночь аварии... Они поссорились. Света позвонила ему, требовала встретиться. Она была не в себе. Он отказался. Сказал, что ждет тебя из командировки и не хочет ссор. Она села за руль пьяная... и...
Я закрыла лицо руками. Теперь все встало на свои места. Его одержимость. Его чувство вины. Он винил себя в ее смерти. И женившись на мне, сестре погибшей девушки, он пытался искупить свою вину. Он пытался сделать из меня идеальную, «безопасную» версию той жизни — с домом-крепостью, с тишиной, с порядком. А когда это не сработало, когда я начала задыхаться, он попытался вернуть в нашу жизнь призрак Светы через ее картины. Он хотел, чтобы я стала ею. Чтобы замкнуть порочный круг и наконец себя простить.
Это было не предательство любви. Это было предательство самой реальности. Он женился на мне не потому, что любил меня. Он женился на мне как на памятнике своей вине.
Я вернулась домой поздно вечером. Артем ждал меня в гостиной. Он сидел в кресле, в темноте, и на столе перед ним лежал тот самый ключ.
— Ты была у родителей, — сказал он. Это было не вопрос.
— Да.
— Они все тебе рассказали.
Я кивнула. Говорить было нечего.
Он поднял на меня глаза. Впервые за многие годы я увидела в них не сталь, а бездонную, детскую боль.
— Катя, я... — его голос сорвался. — Я любил ее. Но я люблю тебя. По-настоящему. Все эти годы... Я пытался защитить тебя. Защитить нас от этого призрака. А в итоге стал его рабом.
— Ты построил мне золотую клетку, Артем, — тихо сказала я. — И посадил в нее не меня, а свое чувство вины. Ты предал нашу жизнь, наш настоящий брак, ради игры в покаяние. Ты пытался сделать из меня Свету, потому что не мог спасти ее тогда. Но ты не спас и меня.
Он молчал. Что он мог сказать?
В ту ночь я ушла. Я оставила кольцо на стеклянной столешнице. Я ушла из крепости, которую он построил, и впервые за долгие годы вдохнула полной грудью. Воздух был холодным и колючим, но он был настоящим.
Иногда предательство — это не уход к другой. Иногда — это ложь, на которой построена вся твоя жизнь. И единственный способ выжить — это разобрать ее до основания и начать строить заново...