Глава 3
Кабинет генерала Половцева не изменился за все годы — тот же массивный дубовый стол, те же портреты руководителей на стенах, тот же запах дорогого табака и власти. Но сам Половцев постарел. Волосы совсем поседели, лицо покрылось сетью морщин, а глаза потеряли тот холодный блеск, который когда-то заставлял молодых сотрудников дрожать от страха.
— Садись, Алексей, — устало сказал генерал, не поднимая головы от документов. — Как дела с Ружицыным?
Злобин сел в знакомое кресло, чувствуя себя снова тем самым молодым лейтенантом, который двадцать два года назад получал здесь нагоняй за «излишнее любопытство».
— Леонид Викторович, мне нужно кое-что сказать, — начал он, но генерал поднял руку.
— Подожди. Сначала я скажу. — Половцев откинулся в кресле, и Злобин впервые заметил, как он на самом деле изможден. — Ружицын звонил мне три дня назад. Сказал, что его шантажируют. Требовал встречи и говорил про какие-то старые дела. Я посоветовал ему обратиться в полицию, но он отказался. Сказал, что сам разберется.
— И вы не подумали, что это может быть связано с делом 2001 года? — Голос Григория прозвучал неожиданно остро, будто удар хлыста.
Половцев вздрогнул, даже будто слегка подался вперёд, и посмотрел на него с такой силой, что в комнате на мгновение стало по-настоящему холодно. В глазах генерала снова вспыхнул тот самый — ледяной и безжалостный — огонёк.
— Так вот о чём ты думал все эти годы, Алексей? — Его голос на этот раз дрогнул, в нём прозвучала не привычная суровость, а усталость. И горечь. Столько горечи, что её можно было почти ощутить на вкус. — О том, что тогда… мы просто взяли и закрыли глаза на убийство?
В этом вопросе было всё: и обвинение, и бессилие, и неотвязное чувство вины. Молчание повисло глухо, тягостно. Казалось, в эту секунду даже стены помнили о том, что произошло столько лет назад.
— Каждый день, — честно ответил Злобин. — И каждую ночь.
Повисла тишина. За окном моросил дождь, превращая остатки снега в серую жижу. Половцев встал и подошел к окну, повернувшись спиной к подполковнику.
— Знаешь, что меня больше всего мучает? — тихо сказал он. — Не то, что мы позволили убийце уйти. А то, что мы превратили тебя в соучастника. Ты был хорошим следователем, честным. А я... я сломал тебя ради политической целесообразности.
Злобин почувствовал, как к горлу подкатывает ком. Все эти годы он думал, что генерал просто циничный карьерист, а оказалось...
— Леонид Викторович...
— Иди, работай, — устало махнул рукой Половцев. — Найди правду. Хотя бы сейчас. И Алексей... если придется выбирать между справедливостью и карьерой, выбери справедливость. Один раз мне это не удалось, и я всю жизнь об этом жалею.
Злобин вышел из кабинета с тяжелым сердцем. В голове крутились мысли, а в груди разрасталось болезненное чувство вины. Он достал телефон, чтобы позвонить Малышеву, и увидел пропущенный вызов от напарника. Перезвонил.
— Алексей Сергеевич, срочно возвращайтесь на дачу! — голос Григория дрожал от возбуждения. — Я нашел кое-что!
Через полчаса Злобин снова стоял в кабинете убитого. Малышев, красный от волнения, размахивал листом бумаги.
— Смотрите, что я нашёл в ящике стола! — Голос Григория дрожал, и в нём едва угадывался азарт, перемешанный с тревогой. Он протянул исписанный листок, аккуратно сложенный вчетверо, словно сам боялся повредить что-то важное.
— Это же… предсмертная записка! — Он выговорил это с шёпотом, который почему-то прозвучал громче крика.
Злобин взял бумагу из его рук, ощутил сухую, чуть шероховатую поверхность, и взглядом скользнул по строчкам, выведенным ровным, почти безукоризненным почерком. Слова вбирали в себя всю тяжесть прошедших лет:
«Каждый здесь виноват. Колесо сансары вернулось, чтобы получить своё. Двадцать два года назад была совершена несправедливость, и теперь пришло время расплаты. Я принимаю свою участь, как принял бы её Николай Миронов, если бы ему дали шанс. Смерть — это не конец, а переход в новое состояние.
А.Р.»
Несколько секунд Злобин просто смотрел на написанное, позволяя словам опуститься куда-то глубже — туда, где затаились старые страхи. Листок дрожал в его руке.
— Почерк проверяли? — спросил Злобин, хотя уже знал ответ. Буквы были слишком ровными, слишком правильными для человека, который готовился к смерти.
— Экспертиза показала, — Малышев замялся, — что это не почерк Ружицына. И не почерк никого из свидетелей. Кто-то специально пытался замести следы.
Злобин сел в кресло и закрыл глаза. Усталость навалилась как тяжелый камень. За долгие годы службы он научился читать людей, как открытые книги. И сейчас что-то в поведении Малышева настораживало его. Слишком много эмоций, слишком много волнения пусть даже не для совсем опытного оперативника.
— Гриша, — медленно сказал он, не открывая глаз, — а ты случайно не знал раньше о связи этого дела с убийством 2001 года?
Повисла тишина. Злобин открыл глаза и увидел, что лицо Малышева стало мертвенно-бледным.
— Алексей Сергеевич... — голос младшего напарника дрожал, — мне нужно вам кое-что сказать.
— Говори.
Малышев опустился в кресло напротив, и Злобин увидел, что руки у него трясутся.
— Я знал, — тихо признался Григорий. — Знал с самого начала. Когда пришел запрос на дело Ружицына, я сразу понял связь с тем старым случаем.
Злобин почувствовал, как внутри все сжимается от предательства.
— Откуда ты мог знать?
— Потому что я... — Малышев замолчал, явно подбирая слова. — Потому что я изучал это дело специально. Не случайно. Я целенаправленно искал информацию о нераскрытых убийствах с мистическими элементами.
—Зачем?
Григорий резко поднялся, будто что-то толкнуло его изнутри, и зашагал по комнате – шаги короткие, нервные, словно ему было тесно в собственном теле.
— Алексей Сергеевич, вы ведь помните… почему я вообще решил пойти в полицию? — Он остановился. Повернулся. Его взгляд застыл на напарнике, в нём мелькнуло что-то обиженно-напряжённое. — Я рассказывал вам про сестру, помните?
Злобин кивнул, медленно, будто прокручивал в голове старые кадры. Да, в памяти всплыл тот разговор — мельком, между делом Малышев тогда говорил про свою младшую сестрёнку. Про автокатастрофу… или, по крайней мере, так он тогда понял.
Но теперь Григорий смотрел на него по-другому — будто взвешивал, можно ли довериться.
– Анжела не погибла в аварии, – вдруг очень тихо, почти шёпотом произнёс он. – Её… убили. Семь лет назад. И убийство до сих пор не раскрыто.
В комнате повисла тишина — густая, вязкая.
— При чем здесь дело Миронова?
— При том, что на месте преступления нашли точно такой же буддийский амулет. — Малышев достал из кармана фотографию. — Я всегда носил это с собой. Смотрите.
Злобин взял снимок. На нем была молодая девушка лет шестнадцати с добрыми глазами и светлой улыбкой. А рядом с телом, на траве, лежал знакомый амулет — колесо дхармы.
— Господи, — прошептал подполковник.
— Я потратил годы, изучая похожие дела. Искал закономерности. И нашел целую цепочку убийств за последние двадцать лет. Все с одним и тем же амулетом, все нераскрытые. — Григорий говорил быстро, словно боялся, что не успеет выговориться. — Дело Миронова было самым старым в этой цепи.
Злобин чувствовал, как холод разливается по спине.
— Сколько их было?
— Девять. Девять убийств за двадцать лет. Разные города, разные способы, но всегда один и тот же амулет. И всегда — люди, которые когда-то избежали наказания за свои преступления.
— И ты думаешь, что это работа одного человека?
— Не думаю — знаю. — Малышев сел обратно в кресло. — Я нашел общую нить. Все жертвы когда-то проходили по делам, которые были закрыты по политическим мотивам или из-за коррупции. Кто-то методично выслеживает таких людей и убивает их.
Злобин потер виски. Голова раскалывалась от новой информации.
— Почему ты мне раньше не говорил?
— Потому что боялся, что вы меня отстраните от дела. — В голосе Григория прорезалась боль. — Анжела была любимой сестрой и дочерью в нашей семье. И я поклялся найти убийцу.
— Но зачем тебе понадобилось работать именно со мной?
Малышев долго молчал, глядя в пол.
— Потому что ваше имя фигурировало в деле Миронова. И я думал... я думал, что вы можете быть следующей жертвой. — Он поднял глаза на Злобина.
Тишина повисла в комнате, тяжелая и давящая.
— И что ты решил?
— За три года работы с вами я понял — вы слишком мучаетесь из-за того старого дела, слишком честно пытаетесь искупить вину. — Григорий встал и подошел к окну. — Но кто-то другой явно решил, что справедливость должна восторжествовать любой ценой.
Зазвонил телефон Злобина. На экране высветилось имя эксперта Сомова.
— Алексей Сергеевич, у меня новости по делу Ружицына, — голос Николаича звучал взволнованно. — Анализ показал, что на ноже есть еще одни отпечатки. Очень старые, почти стертые, но я их восстановил.
— И?
— Они принадлежат Николаю Миронову. Тому самому бродяге из дела 2001 года. Алексей Сергеевич... этим ножом когда-то убили самого Миронова.
Трубка чуть не выпала из рук Злобина. Малышев, видя его реакцию, быстро подошел.
— Петрович, вы уверены? — перехватил телефон Григорий.
— Абсолютно. База отпечатков не врет. И еще кое-что. На лезвии есть микроскопические частицы коры березы и лесной земли. Характерные для Красковского леса. Этот нож двадцать два года пролежал в земле, а потом кто-то его выкопал.
Малышев положил трубку и посмотрел на Злобина.
— Кто-то знал точное место захоронения ножа, — прошептал подполковник. — Знал и ждал подходящего момента двадцать два года.
— Убийца Миронова?
— Или кто-то, кто видел, как его убивали. Свидетель, который все это время молчал. — Злобин медленно встал. — Гриша, а что, если наш серийный убийца — не мститель? Что если это сам убийца Миронова, который теперь устраняет всех, кто может его разоблачить?
Малышев побледнел еще больше.
— Тогда все, кто знает правду о том деле, в смертельной опасности.
— Включая нас с тобой, — мрачно закончил Злобин.
Предыдущая глава 2:
Глава 4: