Дарья Десса. "Игра на повышение". Роман
Глава 98
Мы вошли внутрь. В ярко освещённом светодиодными прожекторами помещении пахло машинным маслом, бензином, резиной и горячим металлом. Запах этот, казалось, въелся в каждый предмет. За металлическим столом, заваленным деталями, инструментами и чем-то вроде технических схем, сидел крупный мужчина лет сорока пяти в рабочем комбинезоне. Лицо его, покрытой двухдневной примерно щетиной, выглядело бодрым, глаза – настороженными и живыми. Он поднял голову и медленно посмотрел на нас.
– Рома, – сказал он низким, хриплым голосом. – Не ожидал тебя так рано.
– Дядя Вадим, здравствуй. Это Алина. Нам нужна твоя помощь. Срочно.
Огарков кивнул мне, не задавая лишних вопросов, будто уже знал, что будет дальше, а еще возникло ощущение, что он давно меня знает. Вероятно, это из-за Романа, который ему рассказал о моих приключениях.
– Проходите, присаживайтесь. Персонально у вас, очаровательная барышня, прошу прощения за бардак. Но здесь присутствие женского пола, как вы понимаете, редкость.
Он показал мне жестом на металлический табурет, – очень основательный, сваренный из уголков толщиной, кажется, миллиметра четыре. Прежде чем я разместилась, смахнул с него металлические стружки щёткой. После этого вытер ладони об кусок ветоши, подошёл к Орловскому и крепко пожал руку.
– Так, и с чем пожаловали? – спросил он, глядя на моего спутника.
Я было раскрыла рот, но вспомнила наш уговор: пока ехали сюда, Роман сказал, что все переговоры берёт на себя.
– Твой дядя что, сексист, с женщинами не разговаривает? – удивилась я.
– Бог с тобой, Алина! – рассмеялся Орловский. – Наоборот, ему нельзя слишком долго беседовать с дамами. Ты удивишься, но такой тёртый калач, как дядя Вадим, – страшный дамский угодник. Нет, не путай с бабником. Он уже лет двадцать женат на тёте Марине, очаровательной женщине, и предан ей, как пёс. Но не может отказать себе в удовольствии произвести на женщину впечатление. Просто потому, что ему это нравится.
– Надо же, забавный какой, – сказала я тогда, а теперь поняла, откуда эта «очаровательная барышня» в его речи и галантное поведение.
– Северов. Леонид Иванович Северов. 1992 года рождения. Актёр ТЮЗа. Неделю назад он пропал, и нам обязательно нужно его найти.
Огарков достал из шкафа блокнот и ручку, приготовился записывать.
– Мне нужно больше информации.
Роман рассказал всё быстро и чётко, оставляя в тени моего отца. Главное – что Северов, скорее всего, сбежал, испугавшись кредиторов, и что его мать заявила о похищении, обвинив меня в этом.
– То есть вы под подпиской о невыезде, правильно понимаю? – поинтересовался дядя Вадим.
– Да, – чётко ответила я, но солгала: когда отец забирал меня из УВД, никакой документ мне на подпись не давали.
– Так-так… Сбежал, значит, испугавшись внушительного долга, – пробормотал отставной офицер, задумчиво качая головой. – Бросил машину на обочине дороги. Хм… Интересно. У таких, как этот Северов, всегда есть «запасной аэродром». Родственники, старые связи, места, где он чувствовал себя в безопасности с детства. Прошу простить мою прямоту, барышня, но, вполне возможно, у Леонида имеется где-нибудь дама сердца, под крылышком которой он и решил провести некоторое время.
– Три года, думаю. Таков срок исковой давности по кредитным обязательствам, – заметила я.
– Что ж, вероятно, Леонид рассчитывает всё это время провести у своей подружки, а потом так же внезапно рванёт обратно в Москву, – предположил Роман.
– Да, может и так случиться. Вы не знаете, случайно, может, у него в области есть родственники? – спросил Огарков.
– Нет, мне Леонид говорил, что у его матери была тётка в Холминске. Но та несколько лет назад померла, да он ее и видел-то всего несколько раз в детстве, когда она к ним в гости приезжала.
– Одна или с детьми?
– Одна, насколько я помню, у нее никого не было.
– А где, говорите, Северов бросил машину?
– На Ленинградском шоссе, – ответил Орловский, и вдруг поднял брови: – Да ладно! Получается, он в Холминск рванул, а потом решил добираться туда на своих двоих? Но… далековато будет. Машину нашли напротив Новоподрезково, оттуда до Холминска почти двести километров.
– На попутке мог доехать, на автобусе, вариантов много, – рассудил дядя Вадим и задумался. – Видимо, не хотел, чтобы его отследили по дорожным видеокамерам. Так, ладно. Как зовут мать пропавшего?
– Изольда Сергеевна Северова, – подсказала я.
– А ее родную сестру как звали?
– Хм… Кажется, Каролина Шнипельбаум.
Дядя Вадим посмотрел на меня с иронией.
– Звучит, как псевдоним для актрисы. Она, случайно, к высокому искусству театра и кино не имела отношения?
– Вряд ли. Всю жизнь проработала библиотекарем. Мне Леонид рассказывал, что когда она приезжала в Москву, то могла на пару дней пропасть на Новом Арбате, – всё искала какие-то древние книги для своей коллекции. Рылась на развалах, у старьёвщиков, выискивала фолианты. Хобби у нее такое было.
– Какая интересная тётка, – усмехнулся Огарков. – А почему фамилия такая? Да имя тоже…
– Так это их папа, Сергей, постарался. Старшую Изольдой назвал, младшую Каролиной. Фамилия у нее от мужа. Он умер лет на десять раньше нее.
– Принял. Что ж, молодые люди. Предлагаю вам пока пройти и прогуляться. Места у нас тут не слишком привлекательные, зато воздух свежий, – поблизости ни одного завода не осталось. Вернётесь через двадцать минут. Я пока поищу.
Мы кивнули, я поднялась, вышли из автомастерской. Прошлись немного и всё это время не разговаривали, потому что оба волновались. Потом вспомнила, что забыла включить телефон. Достала его и хотела нажать кнопку, но Роман остановил:
– Не делай этого. Отследить могут.
– А тебя?
– У меня второй аппарат, с симкой, оформленной на другого человека, которому я доверяю. Не волнуйся, это не женщина.
Спустя положенное время мы вернулись обратно. У Огаркова появились новости. Но прежде чем их рассказать, он принёс мне чашку чёрного чая, от которого пахло ещё и малиной.
– Вот, позволил себе предположить, что вам эта ягода нравится, – улыбнулся дядя Вадим. – Положил чайную ложечку. Моя супруга варила.
Я сделала пару глотков. Напиток оказался очень вкусным.
– Спасибо.
– Весьма рад, что смог порадоваться. Ну, теперь к делам. Как я и предполагал, господин Северов махнул в Холминск, где ему от тётки досталась в наследство квартира. Точнее, не ему, поскольку она была завещана его матери. Так что банк при всём желании отыскать не сможет. То есть если захочет, то сумеет, но ведь надо знать, в каком направлении копать.
– В общем, решил Северов всё-таки в России затеряться, – заметил Орловский.
– Да, только не слишком старался, – ответил Огарков. – Выбрал способ с наименьшими трудностями.
– Ну да, только маму забыл предупредить, – заметила я. – Иначе бы она заявление о пропаже сына в полицию не накатала.
– А вот здесь вы, Алина, скорее всего, не правы, – парировал дядя Вадим. – Наверняка Изольда Сергеевна в курсе, куда рванул ее сын. Просто выгодно, чтобы вы оказались виноваты в похищении. Посудите сами: это же объясняет, отчего Северов не может вернуть долг банку. Потому что его схватили и увезли в неизвестном направлении.
– Да, но долг-то, получается, на его матери повиснет? – спросил Орловский.
– Прежде чем это случится, много времени пройдёт. Сначала потребуется доказать, что Леонид Северов отправился на тот свет, если же он без вести пропал, то это совсем другой юридический поворот. В общем, хитро придумано. Вернее, почти. Надо было ему глубже в землю закапываться. Я не в буквальном смысле, – поспешил Огарков меня успокоить.
– Понимаю, – улыбнулась я.
– Вот и славно. Что ж, молодые люди. Позавтракать со мной не предлагаю, поскольку работы много, уж простите великодушно. Держите в курсе и звоните, если в том будет нужда. Очень приятно было с вами, милая барышня, познакомиться, – сказал дядя Вадим, бережно взяв мою руку и чуть прикоснувшись губами к ладони.
Я смутилась, почувствовав, как жар разливается по щекам. Орловский заметил это, его губы тронула короткая, понимающая усмешка. Мол, я же тебе говорил, он со странностями. Но мне это показалось не просто странным, а очень милым и ненавязчивым, жестом человека, который не играет по общим правилам. Мы попрощались с Огарковым, сели в машину и отправились на поиски Северова.
Каждый километр отделял нас от Москвы и уводил в новую реальность. Солнце, поднимаясь выше, окрашивало небо в ослепительно-золотой цвет, но его свет, холодный и обманчивый, совсем не грел. Внутри внедорожника царила тишина, нарушаемая лишь ровным, монотонным гулом двигателя и шуршанием покрышек по асфальту. Я украдкой смотрела на Романа: его лицо, освещённое резким утренним светом, казалось высеченным из камня – ни единой лишней эмоции. Он много часов провёл на ногах, но усталости в его глазах не было, только холодная, стальная и расчётливая решимость.
– Ты всю ночь не спал?
– Сон для меня сейчас – непозволительная роскошь, – отрубил он, не отрывая взгляда от бегущей навстречу ленты магистрали. – Надо быть на месте до полудня. Чем раньше найдём Северова, тем меньше времени у твоего отца на поиски и подготовку.
– Думаешь, он уже в курсе? – мне не хотелось верить в это.
– Пока еще слишком рано, – Роман покачал головой. – Часов в десять горничная придёт тебя звать на завтрак, а там уже всё остальное завертится. В любом случае, у нас с тобой есть большая фора, надо ее использовать по максимуму. В том, что твой отец отыщет Северова, где бы тот не скрывался, у меня сомнений нет. У подобных Леднёву людей всегда имеется мощная, разветвлённая служба безопасности, состоящая, как правило, из бывших сотрудников правоохранительной системы. У тех – свои связи, старые друзья, доступ к закрытой информации. Так что если уж мы так быстро сумели выяснить, куда рванул Леонид, им также труда не составит.
Часы в пути тянулись мучительно медленно. Пейзаж за окном постепенно менялся: широкие многополосные трассы сменялись узкими региональными дорогами, а затем и вовсе разбитыми грунтовками с колдобинами и асфальтовыми заплатами. Бескрайние поля, густые перелески, деревни с незнакомыми, словно сказочными названиями проносились мимо, мелькая и растворяясь в дымке. Наконец, после шести часов пути, в гуще веток мелькнула и появилась покосившаяся, выцветшая от времени табличка: «Холминск».
Городок был именно таким, каким я его представляла: тихим, сонным, словно навсегда застывшим где-то в позапрошлом веке. Деревянные дома с облупившейся краской, покосившиеся от старости заборы, редкие прохожие провожали наш внушительный внедорожник медленными, подозрительными взглядами. Здесь никто не выказывал ни малейшей суеты и спешки, и явно не было места для наших московских драм и тревог.
Роман свернул с главной улицы на узкую, петляющую между домами, как ручей. Ехали медленно, почти ползком, сверяясь с навигатором, который то и дело старался нас запутать. Улица Лесная оказалась скорее грунтовой просекой, уходящей вглубь старого, сумрачного соснового бора. Дома стояли далеко друг от друга. Порой – аккуратные и покрашенные, но чаще утопающие в буйных зарослях травы и кустарника.
– Семнадцатый, – прошептал Роман, останавливая машину.
Домишко стоял метрах в пятидесяти от дороги за невысоким, покрытым зелёным бархатным мхом забором. Старый, но на удивление крепкий, с тёмным, почти чёрным деревом стен и плотно занавешенными окнами. Вокруг царила абсолютная, звенящая тишина. Не было видно следов машины, никого из людей и даже тропинки к калитке. Казалось, дом давно и безнадёжно пустует.
– Он здесь, – без тени сомнения сказал Роман, выключая двигатель. – Идеальное убежище для того, кто хочет исчезнуть в глуши.
– Что теперь? – сердце забилось в груди чаще и громче.
– Идём к нему. Тихо и осторожно, как по льду. Если сбежал от кредиторов, он на взводе. Если в чём-то серьёзном замешан, тем более.
Выйдя из машины, мы инстинктивно пригнулись и бесшумно пошли по траве к калитке. Она отворилась с оглушительным скрипом, разорвавшим давящую тишину. Мы замерли, прижавшись к шершавым доскам забора, но из дома не последовало никакой реакции. Двор был пуст, только буйно разросшийся бурьян да груда поленьев под навесом.
Роман двинулся первым. У низкого крыльца резко замер, подняв руку. Из приоткрытой двери тянуло спёртым воздухом, пахло перегаром, затхлостью и чем-то кислым. Теперь и я услышала – из глубины дома доносился храп. Он вырывался с усилием, будто человек задыхался. Орловский толкнул дверь. Та тяжело поддалась, открыв вид на тёмные сени. Храп на секунду прервался, но тут же продолжился снова.
Мы миновали прихожую и оказались в гостиной. Здесь, в полумраке из-за плотно завешанных старым тряпьём окон, на продавленном диване лежал человек. Футболка на нём была заляпана, одна нога свесилась на пол. В пальцах левой руки – пустая бутылка из-под пива. Лицо выглядело одутловатым и серым. «Боже, до чего же ты докатился!» – подумала я.
– Северов, – резко сказал Роман, не прикасаясь к нему.
Тот не реагировал. Тогда Орловский наклонился и грубо встряхнул моего бывшего за плечо. Леонид с трудом открыл глаза. Мутный, ничего не понимающий взгляд скользнул по нам. В нём не было ни единой мысли, только тяжёлое, животное отупение. Он бессмысленно облизнул пересохшие губы и прохрипел что-то невнятное.