Они почти дошли до входной двери, когда за их спинами раздался голос Валентины Сергеевны.
Мария невольно вздрогнула. Звук прорвался сквозь густую пелену усталости, словно колокольный звон сквозь туман. Илья тоже замер, его плечи напряглись, будто он готовился к новой неприятной неожиданности.
Валентина Сергеевна стояла в дверях своего кабинета. Опираясь на тёмный костыль с резной ручкой, она смотрела на них с привычным, всевидящим выражением, с каким обычно взирала на нерадивых читателей, сдавших книги с десятилетним опозданием. В её глазах читалась усталая мудрость человека, видевшего слишком многое.
— Дорогая, — сказала она, обращаясь к Марии, чьё лицо всё ещё было белым от перенапряжения, — в наших стенах за века и не такое прятали. Но надо точно знать, где и что искать. И, что ещё важнее, — её голос стал чуть суше, приобретя металлическую ноту, — чем это кормить, а чем — нет, чтобы случайно не вырастить нечто подобное в собственном фонде.
Её пронзительный взгляд скользнул по тому месту на полу, где только что растворилась Тень. Мария проследила за этим взглядом, там не осталось ни следа, ни даже намёка на недавнюю угрозу. Лишь тусклый блик от ночной настольной лампы дрожал на полированной поверхности паркета.
Валентина медленно, с сожалением покачала седой головой:
— Переборщила ты с подпиткой, деточка. Своим ярким, необузданным светом привлекла мотылька, а прилетела и присосалась… этакая крупная, прожорливая ночная бабочка.
Илья, всё ещё бледный как стена, не мог оторвать растерянный взгляд от пустого, казалось бы, пространства. Он сглотнул, прежде чем найти в себе дар речи. Его голос звучал глухо:
— Валентина Сергеевна… вы… вы тоже это видели? Эту… тень?
— Видела, милок, — она кивнула с невозмутимостью, будто он спросил её о расписании работы читального зала. — Я Вижу многое, что другим, к счастью или к сожалению, не дано. Как и наша Машенька. И, как я погляжу, теперь и ты, Илюша, удостоился чести.
Она сделала несколько шагов вперед, и в воздухе мгновенно запахло лавандой и старой кожей - аромат, который всегда сопровождал Валентину Сергеевну, словно невидимый шлейф её многолетней службы в библиотеке.
— Ну, что поделать. Раз уж втянут в нашу братию, значит, так тому и быть. Не стоять же нам тут, как трём привидениям, в потёмках.
С этими словами она развернулась с удивительной для её возраста и костыля лёгкостью и скрылась в глубине своего кабинета, явно ожидая, что они последуют за ней без лишних разговоров.
Мария и Илья, словно загипнотизированные школьники, послушно поплелись вслед. Их шаги глухо отдавались во внезапно ставшей огромной тишине библиотеки, каждый шаг эхом разносился между стеллажами. Луна, громко фыркнув, как бы выражая своё мнение об этой медлительности, гордо возглавила это немое шествие. Её хвост подрагивал в такт шагам, а голубые глаза сверкали в полумраке, словно два маленьких фонаря.
Кабинет Валентины Сергеевны был не особо просторным, но поразительно упорядоченным пространством. Он был до потолка завален стопками книг, папками и свитками, однако в воздухе витал не хаос, а многовековой, выверенный до мелочей порядок. Каждая вещь находилась на своём месте, каждая папка лежала строго параллельно соседней, словно в этом кабинете время подчинялось иным законам, законам систематизации и знания.
На стенах висели старинные карты звёздного неба, потёртые схемы расстановки книжных фондов и несколько выцветших фотографий в рамках, лица людей, чьи имена давно канули в Лету, но чьи труды продолжали жить в этих стенах. В углу стоял массивный дубовый стол, покрытый слоем воска, который придавал дереву глубокий, тёплый оттенок. На нём, ни пылинки, ни лишнего предмета: только старомодный чернильный прибор, стопка аккуратно сложенных листов бумаги и лупа с костяной ручкой.
Валентина Сергеевна молча указала им на два потёртых, но добротных кожаных кресла. Мария опустилась в одно из них, ощутив, как мягкая кожа слегка прогнулась под её весом. Илья сел рядом, его пальцы нервно теребили край рукава.
Сама Валентина устроилась за своим громадным столом. Она села прямо, положив костыль рядом, и сложила руки перед собой. В этот момент она выглядела не просто пожилой библиотекаршей, она превратилась в хранительницу древних знаний, в жрицу этого храма книг и тайн.
В кабинете царила особая тишина, живая, наполненная шёпотом страниц, дыханием времени, едва уловимым скрипом кожи. За окном уже окончательно стемнело, и редкие фонари на улице отбрасывали на пол причудливые тени, похожие на древние иероглифы.
— Так, — Валентина Сергеевна включила лампу и сложила руки на столе, её узловатые пальцы с толстыми перстнями, перебирали листы бумаги. Свет настольной лампы дрогнул, отразившись в стёклах очков.— Начнём, что ли, с азов, раз уж событие такое приключилось.
Мария невольно втянула голову в плечи. В воздухе ещё витал едва уловимый запах озона: последнее напоминание о недавней схватке. Она сжала пальцы в кулаки, стараясь унять дрожь, но волнение всё равно пробивалось наружу, оно сквозило то в учащённом дыхании, то в беспокойном взгляде, скользящем по книжным стеллажам.
— То, что на вас сегодня напало, — это не дух в чистом виде, не призрак, — продолжала Валентина ровным голосом, будто говорила об обыденной вещи. — Это сгусток окаменевшей негативной энергии, «отпечаток», если угодно. Его оставили здесь давным‑давно, во время пожара в сороковом году.
Она сделала паузу, словно давая слушателям прочувствовать вес этих слов. В тишине каждое слово звучало отчётливо, раскатываясь эхом по комнате.
— Обычно он дремлет… Но ты, Машенька, — она посмотрела на Марию поверх очков, и в этом взгляде не было упрёка, лишь спокойная уверенность знающего человека, — своим пробуждением устроила тут такой мощный энергетический фейерверк, что он проснулся, потянулся и понял, что изрядно проголодался. А питается он, как ты, к счастью, правильно догадалась, низкими вибрациями. Страхом. Отчаянием. Унынием.
Илья, до этого молчавший, подался вперёд. Его лицо всё ещё хранило следы недавнего потрясения, но в глазах уже загорался живой интерес, смесь страха и неподдельного восхищения.
— А как… как она это сделала? — спросил он тихо, почти шёпотом. — Она его… просто прогнала? Силой мысли?
Валентина Сергеевна мягко покачала головой, и на её губах промелькнула едва заметная улыбка, не насмешливая, а скорее отеческая.
— Не прогнала, мой хороший, — поправила она. — Лишила пищи. Показала ему, что его обеденный стол накрыт не здесь и не для него. Это и есть основа основ, альфа и омега нашего ремесла. Не заклинания, не свечки, не пентаграммы мелом. Воля. Уверенность. Непоколебимое знание.
Её проницательный взгляд вновь остановился на Марии. В этом взгляде читалось признание, молчаливое подтверждение того, что Мария сделала первый шаг на длинном пути.
— Ты интуитивно, сердцем, всё сделала верно. Но одной интуиции, поверь мне, старой женщине, мало. Нужна школа. Система.
С этими словами она поднялась, с удивительной для её возраста лёгкостью, и подошла к одной из самых дальних полок. Не глядя, она сняла с полки небольшую книгу, потрёпанную временем, в тёмном, почти чёрном переплёте без каких‑либо опознавательных знаков и протянула её Марии.
— «Основы защиты и обороны для начинающих Хранителей», — прочла Мария вслух название, начертанное на обложке причудливыми, выцветшими серебристыми чернилами. Буквы мерцали в свете лампы, будто напоминая о своей скрытой силе.
— Учебник, — просто сказала Валентина Сергеевна, протягивая ей книгу. — Один из многих.
Она вернулась к столу, села, сложила руки перед собой и обвела взглядом собеседников.
— Наша библиотека, Илья, — она повернулась к нему, и её голос зазвучал с нотками торжественности, — это не просто собрание книг. Это… архив. Сокровищница знаний, видимых и невидимых. И арсенал. Для тех, кто умеет читать не только буквы, но и «пустоту» между строк.
Атмосфера в кабинете изменилась. Каждая книга, папка, свиток, собранные здесь, дышали историей, ожидая, когда их тайны раскроются перед достойными людьми.
— Мы — Хранители, — продолжила Валентина Сергеевна, и в её голосе прозвучала непоколебимая уверенность. — А наш долг — защищать знание, порядок и хрупкую грань между мирами от тех, кто хочет его нарушить. Или просто съесть, как этот бедный, неразумный и вечно голодный отпечаток.
Мария крепче сжала книгу в руках. Её пальцы ощущали шероховатую поверхность переплёта, прохладную и в то же время тёплую. Она чувствовала, как внутри неё разливается адреналин от осознания своей роли.
Я — Хранительница. Встреча с Луной не случайность, не ошибка. Это мой путь.
Кошка, до этого мирно дремавшая у ног хозяйки, подняла голову и тихо мяукнула. В голове Марии пронеслась фраза: «Всё только начинается».
Илья молча, с широко открытыми глазами, переваривал услышанное. В его взгляде читалась не просто растерянность, это было полное крушение привычной картины мира. Он привык мыслить алгоритмами, выстраивать логические цепочки, проверять гипотезы. А теперь всё, что он считал незыблемой реальностью, рассыпалось на части, уступая место чему‑то невероятному, но очевидному, потому что он сам только что видел это своими глазами.
— И вы… вы всё это время знали? — выдохнул он наконец, глядя на Валентину Сергеевну как на волшебницу, сошедшую со страниц тех самых книг, которые он читал в далеком детстве. Его голос дрогнул, будто он боялся, что всё это сон, который рассеется от первого резкого звука или одного неловкого движения.
— Всё это время, милок, — подтвердила она с лёгкой усталой улыбкой. Её пальцы мягко постукивали по поверхности стола, выбивая размеренный, почти медитативный ритм. — И наблюдала. Ждала, когда наша Мария сама начнёт прозревать, откроет свои внутренние очи.
Она на мгновение замолчала, её взгляд с лёгким укором переместился на Луну, которая, заскучала у ног Марии и свернулась калачиком на стопке засекреченных папок. Её мордочка выглядела до неприличия самодовольной.
— Хотя, — продолжила Валентина Сергеевна, — не обошлось и без посторонней, весьма настойчивой помощи. Но кошки, — её голос смягчился, приобрёл тёплые, почти ласковые оттенки, — всегда были нашими верными союзниками. У них зрение, и не только физическое, получше нашего, грешного.
Луна громко и самодовольно мурлыкнула в ответ, словно говоря: «Наконец‑то признали очевидное. Можно было и раньше». Её глаза блеснули в полумраке, а хвост слегка подрагивал, то ли от удовольствия, то ли от предвкушения новых приключений.
Мария, всё это время молчавшая, сжала в руках драгоценный учебник. Она чувствовала странное, заполняющее ее душу облегчение, как будто с её плеч свалилась гора неопределённости.
«Я не одна, — пронеслось в её голове. — Моё „безумие“ имеет структуру, традицию, историю. И, самое главное, наставника».
— Так что же теперь? — спросила она вслух, поднимая взгляд на Валентину Сергеевну.
— Теперь — учиться, — твёрдо, как удар молотка, сказала Валентина Сергеевна. Её слова прозвучали не как предложение, а как неизбежность. Она строго посмотрела на Илью. — Двоим.
Её взгляд был пронизывающим, словно она видела его насквозь, все сомнения, страхи, но и ту искру любопытства, что уже разгоралась в его душе.
— Раз уж ты в курсе наших дел, и раз уж… — она многозначительно, почти с улыбкой, посмотрела на букет ромашек, торчащий из сумки Марии, — у тебя появилась личная, я бы сказала, глубокая заинтересованность в безопасности нашей новой Хранительницы, тебе тоже придётся освоить азы. Хотя бы для того, чтобы в следующий раз не стать ей… ну, скажем так, обузой на поле боя.
Илья выпрямился в кресле. Его поза резко изменилась, исчезла сутулость, плечи расправились, а взгляд, отбросив последние следы растерянности, стал ясным и решительным. Он больше не выглядел компьютерным червём, столкнувшимся с необъяснимым. Теперь он был человеком, принявшим вызов.
— Я готов. Что мне нужно делать? — его голос звучал твёрдо, без тени сомнения.
— Вот и прекрасно, — Валентина Сергеевна одобрительно кивнула, как генерал, принявший присягу у новобранца. Её лицо озарилось тёплой, почти материнской улыбкой. — А теперь, деточки, идите‑ка по домам. Вы сегодня и так пережили и совершили достаточно для одного вечера.
Она открыла толстый, похожий на судовой журнал фолиант с металлическими застёжками, достала из чернильницы перо с самым что ни на есть настоящим пером и склонилась над бумагой.
— А мне, — продолжила она, не поднимая головы, — надо запротоколировать сегодняшний инцидент с отпечатком. Всё должно быть учтено.
На прощание она добавила, не отрывая взгляда от бумаги:
— Не волнуйся, Мария. Теперь ты под надёжной защитой. И не только моей, поверь.
Мария вышла из библиотеки, держа в одной руке старый учебник, а другой слегка опираясь на предложенную руку Ильи. Вечерний воздух был прохладным, но она не чувствовала холода, внутри неё разгоралось новое пламя, тёплое и устойчивое.
Город вокруг жил своей жизнью: где‑то вдали слышался гул машин, мерцали огни витрин, а над головой раскинулось звёздное небо — бесконечное, таинственное, полное невысказанных тайн.
Мария глубоко вдохнула. Она чувствовала себя… принятой. Её странный, пугающий дар нашёл, наконец, своё место, свою цель. Её мир, который так неожиданно и пугающе раздвинулся, теперь обрёл новые, прочные, надёжные стены.
И за этими стенами, она знала, стояли как минимум двое: мудрая, как сама история, женщина с костылём, чьи глаза видели больше, чем положено человеку; белая, как первый снег, кошка с бездонными, всевидящими глазами, в которых отражались все тайны мира.
Рядом с ней шёл Илья и его рука была твёрдой, надёжной.
Он не отступил, не отвернулся.
Он остался.
Луна, следовавшая за ними по пятам, вдруг остановилась, подняла морду к звёздам и издала тихий, почти неслышный звук, не то мурлыканье, не то вздох удовлетворения.
«Всё только начинается», — повторила она.