Мила отчаянно закашлялась и проснулась. Посмотрев на мерцающее, зеленоватое табло электронных часов, что стояли на комоде напротив кровати, с удивлением обнаружила, что спала всего каких-то полчаса. А уже такое успело привидеться. Она тихо поднялась, чтобы не разбудить мужа, накинула пеньюар, и, осторожно прикрыв дверь в спальню, вышла на кухню. Приглушённый свет кухонной вытяжки разлился по комнате мягким желтоватым сиянием. Мила присела за стол, налила себе воды в чашку, бросила дольку лимона, отпила несколько глотков. Дыхание пришло в норму. Сон. Точнее кошмар, от которого она пробудилась, всё ещё стоял перед глазами. Миле с раннего детства снились яркие и образные сны, многие из которых становились в буквальном смысле вещими. Уже тогда, будучи маленькой девочкой, Мила заметила эту связь грёз и реального мира, повзрослев же и научившись глубже понимать и анализировать сны и происходящие затем события, Мила окончательно убедилась, что по ночам она не просто спит, она проживает вторую жизнь. Одна – та, что видна всем. Школа, подружки, помощь родителям по дому, походы в библиотеку и альбом с рисунками по вечерам, позднее - студенчество, первая всепоглощающая любовь, замужество, рождение дочери. А вторая – незримая, ночная, когда душа её, освобождённая от оков тела, начинала путешествие по неведомым мирам. И эта, вторая, жизнь нравилась Миле куда больше. Как же ей, будучи подростком, не хотелось просыпаться, когда в шесть утра раздавалась над ухом металлическая трель будильника! Но нужно было подниматься в школу. Мила была девочкой ответственной и серьёзной. Опаздывать было не в её правилах. В выходные, конечно, поспать можно было подольше, часиков до десяти, но потом мама будила её: «Доча, вставай, дел много. Сегодня баня». «Баня» означало, что маме и Миле предстоит генеральная уборка в доме, смена постельного белья, стирка, приготовление воскресного обеда, который должен быть пусть и не каким-то изысканным, но более праздничным чем в будни, чтобы побаловать всю семью. А ещё был двор и огород, и там тоже работы хватало для всех. Как хотелось урвать ещё хоть минутку, особенно, если она не успела завершить там, во сне, что-то важное. Но мама оставалась непреклонна. Со временем Мила поняла, что умеет возвращаться следующей ночью в то же самое место сна, на котором он оборвался, заказывать сновидение. Тогда ещё не было интернета, да и соответствующую литературу вряд ли можно было отыскать в провинциальном городке, и Мила ещё не знала, что то, чем она обладает называется осознанными сновидениями. Ей просто было забавно и интересно жить там, в стране грёз, и она не считала себя какой-то провидицей, хотя и понимала, что она не такая, как все, ведь помимо снов было и другое – бабушкины рассказы про то, что была в их роду знахарка-ведунья, бабушкина тётка, Мелания, и что умела она многое, людей лечила, и маленькая Мила, почти не дыша, слушая в сумерках эти истории, с удивлением узнавала в тётке Мелании себя. Только то, что ведунья делала сознательно, у Милы считалось за игру, развлечения, которыми она забавляла себя на досуге. Были светлые существа, которых Мила видела то на берегу реки, то под куполом старого храма, когда ходила с бабушкой к причастию, то среди деревьев – лес начинался почти сразу за их домом, то в саду, то прямо в собственной комнате. Были и другие – тёмные, от их появления Мила пугалась, ощущая мо.гиль.ный холод, мурашки и лёгкое покалывание в кончиках пальцев. Она научилась справляться с этим, контролировать эмоции, предчувствуя появление существ. И, конечно же, ни одной живой душе не рассказывала об этом. Были и третьи «гости» – ус.оп.шие. Некоторых она знала лично, это были родственники, соседи, друзья, иных – нет. Иногда они просили о чём-то, порой давали знаки, ус.оп.шие вообще редко говорили напрямую, чаще иносказательно, это Мила тоже узнала не сразу, но в основном просто молчали, стоя чуть в стороне и глядя на Милу, а потом таяли лёгкой дымкой, растворялись, как облако.
Вот и сегодня ей приснился сон, едва только уставшие веки успели сомкнуться, и она погрузилась в дрёму. Она стояла босая, в одной ночной рубашке до пят в незнакомом месте. Её окружала почти полная тьма и высокие чёрные деревья, подпирающие макушками небо, тревожно шелестели, хотя ветра не было. Стылый воздух стлался клочьями тумана по земле. Пахло лежалой листвой, влажными корнями, болотом, и чем-то древним, как в музеях или библиотеках. Множество деревьев. Поэтому Мила не сразу разглядела что она не в лесу, как она решила изначально, а на клад.би.ще. Судя по покосившимся крестам и едва заметным мо.гиль.ным холмикам, клад.би.ще было старым, почти заброшенным. Мила прислушалась к себе и ощутила, что так и есть – здесь давно не хо.ро.нят. Зачем она здесь? Она переступила с ноги на ногу, не решаясь сдвинуться с места и тут увидела её. Фигуру, торопливо шагающую между мо.г.ил. Сначала ей показалось, что это ребёнок, фигура была невысокой, но какой-то странной для ребёнка. Приглядевшись, поняла, что это сгорбленная почти пополам старуха с корзинкой в руке. Во второй бабка держала палку, на которую опиралась. Мила приблизилась – сделала всего шаг, но во сне расстояние и пространство имели иные свойства – и потому сразу же очутилась практически рядом со старухой. Та остановилась на перекрестии тропинок между мо.ги.л, вынула из корзины бутыль, полила на землю, бросила горсть монет, глухо, без единого звука упавших ей под ноги, забормотала что-то несвязное. «Откуп принесла для Хозяйки погоста», - догадалась Мила. Значит, старуха пришла творить непотребное. Да и что ещё делать человеку в такой час на клад.би.ще? Закончив с подношением, старуха поклонилась на все четыре стороны и направилась дальше. У одной из мо.г.ил, памятник на которой почти наполовину провалился в землю, она снова остановилась, забормотала, положила угощение для по.кой.ного, по.хо.ро.ненного здесь, достала из складок балахона небольшой предмет, перемотанный крест-накрест нитками, завернула его в чёрный платок, и принялась прикапывать в изножье мо.ги.лы. Милу пронзила острая мысль – этот небольшой предмет каким-то образом связан с ней, с Милой. Но почему? И кто эта старуха? Кому она перешла дорожку, чтобы на неё решили навести такую порчу? Старуха словно почуяла что-то, вскинула голову и осмотрелась. В хвором, бледном сиянии выплывшей из-за туч полной луны Мила увидела, что один глаз ведьмы затянут бельмом. Зыркнув зрячим оком и поведя носом, как собака, она уставилась в сторону Милы, и та интуитивно сделала шаг назад. Бабка отвернулась и продолжила работу. Но чувствовалось, что теперь она встревожена и неспокойна. Движения её были торопливы и пару раз она уронила нож, которым шерудила в земле. Наконец, ведьма закончила и удовлетворённо кивнула. Мила же внезапно почувствовала себя плохо, стало трудно дышать, словно рот набили землёй. Она дёрнулась, закашлялась, под ногами хрустнула ветка и ведьма вновь резко повернула голову в её сторону. Но тут высокая белая фигура, из тех «светлых», которых Мила видела на протяжении всей жизни, загородила её, встав перед нею. Неизвестно, видела ли «светлого» старуха, но, передумав идти в сторону Милы, она вдруг развернулась и засеменила быстрым шагом прочь с по.гос.та. Мила же всё кашляла и кашляла, пытаясь прочистить горло, хватая ртом воздух и вдруг – проснулась.
Муж крепко спал. Сон у Володи был хорошим, да и вставал он рано, поэтому после десяти вечера уже начинал зевать и засыпал. Дочка Милы от первого брака жила не с ними, девушке в этом году исполнилось девятнадцать лет, она училась на третьем курсе университета и осталась жить в их квартире, когда Мила вышла замуж и перебралась к мужу. Мила работала инструктором ле.чеб.ной физкультуры в центре реа.би.ли.тации с детками, работу свою любила и, наверное, поэтому результаты её занятий давали такие результаты, что многие родители стремились попасть со своими детьми именно к ней. Она не гордилась этим, не превозносилась над коллегами, просто считала, что вкладывает душу в работу, оттого так и получается. Постоянно училась чему-то новому, ездила на семинары и курсы, не стеснялась просить совета у старших опытных коллег, если это было нужно, и сама в ответ всегда готова была прийти на помощь, подсказать, направить, и в коллективе её уважали. Они и с Володей познакомились, благодаря её работе. Несколько лет назад Мила приехала в областной центр на курсы повышения квалификации, в тот же институт направили с места работы и Володю. Он её сразу заприметил в коридоре, на третий день подошёл познакомиться. Неловко смущаясь, несмотря на то что давно уже был не юноша, попросил номер телефона. Несколько вечеров они просто гуляли в парке, рядом с институтом, говорили о себе, о жизни, обо всё на свете, как старые друзья. Ничего лишнего себе не позволили, даже за ручки не подержались, а потом разъехались каждый в свою сторону, но общение продолжили – переписки, звонки. Каждый молчал о том, что их дружба давно переросла в сердце в нечто большее, но, наверное, боялись признаться в этом даже самим себе. Когда тебе уже не восемнадцать и за плечами неудавшиеся браки, несложившиеся отношения, обиды и разочарования, сложно поверить снова и открыть свою душу, а вдруг вновь растопчут? Уж лучше и не начинать вовсе. Так проще. Но всё же час икс наступил. И однажды, в Новый год, когда куранты уже пробили двенадцать, и Мила с дочерью Катей подняли бокалы с соком, ал.ко.го.ль не приветствовали ни та, ни другая, даже на праздники, вдруг зазвонил телефон. Это был Володя. «Хотел самый первый поздравить тебя с Новым годом! Тебя и Катюшу!», - услышала она в трубке мягкий голос, Володя улыбался, но чувствовалось, что он взволнован чем-то. «Спасибо большое, Вова, и тебя с праздником! Первее тебя только президент оказался!», - Мила рассмеялась своей шутке, но Володя словно и не расслышал. На какие-то доли секунды последовала короткая пауза, а потом Володя выпалил: «Мила, выходи за меня замуж!». Пауза затянулась. Мила смотрела на экран телевизора, где артисты, в мишуре и блёстках, исполняли какую-то песню, выплясывая на сцене, и видела лишь, как они беззвучно открывают рты. Время остановилось. «Мила?», -голос Володи привёл её в чувство. Мила глянула на дочь, которая с аппетитом наворачивала салат, и вышла в другую комнату. Подойдя к окну, она прислонилась пылающим лбом к морозному стеклу. Там, внизу, соседи шумной толпой запускали салют, дети радостно визжали и прыгали, хлопая в ладоши, взрослые смеялись, обнимали друг друга. «Володя, это шутка?», - наконец произнесла она, - «Не смешно». «А разве шутят такими вещами? Я уже давно должен был сказать тебе эти слова. И вот решился. Можешь не отвечать сейчас. Только не говори сразу «нет», хорошо? Подумай, прошу тебя. Я подожду. Я умею ждать». Весной они расписались. На торжестве были самые близкие – Катя, Артём, двое друзей и жених с невестой. Несмотря на то, что для обоих это был не первый брак, они решили, что Мила будет в свадебном платье, а Володя в строгом костюме и белой рубашке. Надо сказать, что в предыдущих отношениях свадеб у них не было, просто скромно расписались в будничной одежде, и потому сейчас, осознанно и с глубоким чувством вступая в семью, оба хотели, чтобы было «по-настоящему». Так и поступили. Нежные, красивые, они смотрели друг на друга тёплым взглядом и светились от счастья. Дети радовались за родителей, поздравляли новобрачных. Только вот чужое счастье не всем в радость. Кому-то от него и тошно бывает. Добрый человек за весь мир радуется, а завистливый и тёмный, что гнилое яблоко скукоживается да злобой исходит, шипит. Так и у Милы с Володей нашлись «доброжелатели». Но оба знали, что их семья – это крепость, и вместе они справятся с любым испытанием, не позволят сломать то, что пришло к ним лишь в эти годы, когда виски обоих тронула седина.
Мила прошлась по квартире, размышляя, к чему был сон. В горле до сих пор саднило. Нехорошее что-то происходит. Голова ещё думала, а руки уже сами делали нужное. Достав из комода чёрную свечу и нитки, Мила принялась обматывать нить вокруг свечи и приговаривать защитные слова, создавая оберег, прося духов Рода помочь ей. Когда свеча уже догорала на кухню вышел Володя.
- Ты чего не спишь, маленькая? Поздно уже, - встревоженно спросил он жену, - Стряслось что-то? Я проснулся, а тебя рядом нет.
Пламя свечи заплясало вдруг, создавая на стенах причудливые изогнутые тени. Одна из них была рогатой. Мила покосилась на неё и тут же отвела взгляд.
- Всё хорошо. Просто не спится. Ты же меня знаешь.
- Знаю, ведьмочка ты моя, снова колдуешь? – засмеялся Володя. Он и сам был недалёк от мистики, сталкивался по жизни с неизведанным не раз, и прекрасно знал, что «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», как сказал ещё великий Шекспир. И, конечно же, в своё время Мила честно открылась ему, рассказав о своих способностях, которые лишь усилились к сорока годам. Но и знал так же Володя, что никогда Мила не причинила и не причинит никому зла. Она могла почистить дом, свести боль, приманить удачу, снять сглаз… Но не стала бы применять свою силу во вред кому бы то ни было.
- Вова! Ты же знаешь, - начала было Мила.
- Знаю, всё знаю, - он склонился к жене, поцеловал её в макушку, зарывшись носом в мягкие пшеничные волосы, - Так что всё-таки произошло? Свеча чёрная, значит оберег ставишь? Я уже всё выучил, между прочим!
- Сон дурной приснился, - она поцеловала мужа в плечо, - Идём спать, свеча уже догорела. Сейчас только брошу всё в воду.
Володя скоро уснул вновь, а Мила ещё долго лежала, не сомкнув глаз, глядя на кусочек звёздного неба в окне. Что-то готовится против них нехорошее. Нужно быть начеку.