— Ну и где ты шаталась полдня? Муж работает, а ты опять по магазинам таскаешься? Всё на его плечах!
Валентины Павловны разнёсся по двору. Свекровь стояла под козырьком подъезда пятиэтажки — руки в боки, взгляд колючий, как репейник.
Алина остановилась на середине двора. В правой руке тяжёлые пакеты с продуктами врезались в ладонь, левой она держала за ручку трёхлетнего Егорку.
— Я в поликлинике была. С Егором. Потом в магазин зашла, — тихо ответила Алина, продолжая идти к подъезду.
— В поликлинике она была! — фыркнула свекровь. — А записываться заранее не пробовала? Чтобы не полдня там сидеть? Или это слишком сложно для твоих мозгов?
Алина молча прошла мимо, придерживая дверь подъезда, чтобы Егорка успел проскочить. В горле встал ком — не от обиды, она к ней уже привыкла, а от усталости. От этой ежедневной, изматывающей необходимости оправдываться за каждый шаг.
— Я с тобой разговариваю! — Валентина Павловна пошла следом, её голос эхом отразился от стен подъезда.
Алина поднималась по лестнице, слушая, как сзади цокают каблуки свекрови и продолжается монолог о её никчёмности.
***
Полгода назад их жизнь перевернулась за одну ночь. Алина проснулась от запаха гари — в съёмной квартире на втором этаже начался пожар из-за неисправной проводки. Они с Павлом успели выбежать, схватив только документы и ребёнка. Всё остальное сгорело.
Валентина Павловна приехала среди ночи, увидела их — растерянных, в пижамах, с заплаканным ребёнком на руках.
— Живите у меня, конечно! Мы же семья! Куда вам ещё идти с ребёнком?
Тогда эти слова казались спасением. Алина даже расплакалась от благодарности. Павел обнял мать:
— Спасибо, мам. Это временно, пока мы новую квартиру не найдём.
Первую неделю всё было терпимо. Валентина Павловна пекла блины, играла с Егоркой, рассказывала семейные истории. Но потом маска радушной хозяйки начала спадать.
Сначала были мелкие замечания:
— Алина, ты опять полы не помыла как следует. Вот здесь, в углу, видишь пыль?
— Что за привычка оставлять чашки в раковине? Помыла бы сразу!
— Ребёнок опять ночью плакал. Приучила к рукам, вот и результат!
Потом пошли упрёки покрупнее. Валентина Павловна вдруг вспомнила, что квартира-то её, и она имеет право голоса во всём. В том, что готовить на ужин, во сколько укладывать Егорку спать, какие мультики ему смотреть.
— Это МОЙ дом, — повторяла она при каждом удобном случае. — Я тут хозяйка!
Павел работал менеджером в логистической компании, уходил в семь утра, возвращался после девяти вечера. Он видел мать час-полтора в день, когда та специально ждала его с ужином, мило улыбалась и жаловалась полушутя:
— Устала я сегодня с Егоркой. Алина опять по магазинам бегала.
— Мам, ну что ты, — отмахивался Павел. — Алина молодец, она же с ребёнком целый день.
Но зерно сомнения было посеяно. И Валентина Павловна умело его поливала.
Алина терпела. Молча вытирала слёзы в ванной, когда Валентина Павловна при гостях рассказывала, какая она неумёха. Кусала губы, слушая упрёки в том, что сидит дома, хотя ребёнку всего три года, и садик они пока не нашли.
— Я в твои годы и работала, и за ребёнком смотрела, и дом в порядке держала! — любила повторять свекровь. — А ты одного ребёнка не можешь воспитать нормально!
***
Тот вечер начался как обычно. Алина укладывала Егора спать, тихо напевая колыбельную. Павел ещё не вернулся с работы. Из кухни доносился голос Валентины Павловны — она разговаривала по телефону с подругой. Дверь была приоткрыта, и её голос, обычно нарочито громкий, сейчас звучал приглушённо, доверительно:
— Да что ты, Людка! Какое там счастье! — вещала свекровь. — Не знаю, куда мой Пашка смотрел. Нашёл себе иждивенку. Сидит дома, ребёнком прикрывается. Живут за мой счёт, даже за коммуналку не платят!
Алина замерла. Они с Павлом каждый месяц предлагали оплатить часть коммунальных услуг, покупали продукты, но Валентина Павловна гордо отказывалась: «Не нужны мне ваши деньги!»
— И главное, неблагодарная какая! — продолжала свекровь. — Делаю замечание — губы надует. Я ей добра желаю, учу, как правильно, а она обижается!
Алина тихо закрыла дверь в детскую. Прошла в комнату, которую они с Павлом занимали. Села на кровать и впервые за все эти месяцы не заплакала. Внутри поднималась злость — чистая, холодная, дающая силы.
Она открыла ноутбук, зашла на сайт объявлений. Комната в коммуналке — пятнадцать тысяч. Однокомнатная квартира на окраине — двадцать пять. Не так уж и дорого. Если начать шить на заказ, как раньше...
До декрета Алина работала в ателье, а дома шила игрушки — для души. Подруги часто просили сделать что-то для их детей, предлагали деньги, но она отказывалась. Теперь эти отказы казались глупостью.
Она открыла папку с выкройками, которые чудом сохранились в облаке. Медведи, зайцы, совы... Её руки помнили каждый шов.
***
Всю ночь после подслушанного разговора Алина не спала. Лежала рядом со спящим Павлом и смотрела в потолок, где от уличного фонаря дрожали тени. К утру решение окрепло, как бетон на морозе.
Весь следующий день она методично готовилась. Отвела Егорку к соседке на первом этаже — милая бабушка иногда присматривала за ним. Съездила посмотреть две комнаты из объявлений. Одна оказалась сырой и тёмной, вторая — вполне приличной, с ремонтом из девяностых, но чистой.
Вечером Алина накрыла на стол — макароны с котлетами, салат из свежих овощей. Валентина Павловна смотрела сериал в зале, звук телевизора приглушённо доносился через стену. Павел вернулся в половине восьмого, раньше обычного.
— Пахнет вкусно, — улыбнулся он, вешая куртку.
Алина налила ему чай, села напротив.
— Я ухожу. С Егоркой. Мы снимем комнату.
Павел замер с вилкой на полпути ко рту:
— Что? Алин, ты с ума сошла?
— Нет. Я уже нашла комнату. Завтра вношу предоплату.
— Но... куда ты пойдёшь? На какие деньги? У мамы хотя бы крыша над головой!
— Вот именно. Над головой. Но уже дышать нечем, Паш.
Дверь распахнулась так резко, что звякнула посуда. Валентина Павловна влетела на кухню:
— Что значит "уходишь"? Кто тебе разрешил?!
Алина медленно повернулась к свекрови. Руки не дрожали — впервые за все эти месяцы.
— Я не прошу разрешения, Валентина Павловна. Я вас ставлю в известность.
— Ах ты, неблагодарная! — свекровь схватилась за край стола. — Я вас приютила, кормлю, пою!
— И каждый день напоминаете об этом, — тихо ответила Алина.
— Да как ты смеешь!
— Смею. Потому что я его мать. И я решаю, что для него лучше.
Павел вскочил, заметался между женой и матерью:
— Мам, успокойся. Алин, давай поговорим спокойно...
Алина вышла из кухни, оставив мужа и свекровь в звенящей тишине. Только часы продолжали отсчитывать секунды её последних дней в этом доме.
***
Три дня пролетели в тяжёлой тишине. Павел почти не разговаривал, уходил на работу раньше обычного. Валентина Павловна демонстративно игнорировала невестку, громко хлопая дверьми и гремя посудой.
Утро отъезда началось с грозы. Не на улице — в квартире. Алина складывала последние вещи в большую клетчатую сумку, когда Валентина Павловна встала в дверях:
— После всего, что я для вас сделала! Предательница! Змея подколодная!
Свекровь была в своём любимом цветастом халате, волосы растрёпаны, глаза красные — то ли от слёз, то ли от бессонницы.
Павел нервно ходил из комнаты на кухню и обратно, теребя пачку сигарет в кармане. На кухне остывал нетронутый завтрак — яичница прилипла к сковороде, чай покрылся плёнкой.
— Мам, может, хватит? — вяло попытался он.
— Молчи! Твоя жёнушка решила, что она тут самая умная!
Алина молча застегнула молнию на сумке. Егорка сидел на кровати в курточке, прижимая к груди потрёпанного мишку — единственную игрушку, уцелевшую после пожара.
— Мам, мы теперь домой пойдём? — спросил он звонким голоском.
Алина замерла. В этом простом детском вопросе была вся правда. Дом — это не стены, не квадратные метры. Это место, где можно спокойно дышать, где твой ребёнок не вздрагивает от криков.
— Да, солнышко. Домой.
Она подхватила сумки, взяла сына за руку. Прошла мимо застывшего в коридоре Павла, мимо багровой от гнева свекрови. Открыла дверь и вышла, не оглядываясь.
***
Комната в старой коммуналке оказалась маленькой, но светлой. Окно выходило во двор, где росла старая берёза. Соседи — пожилая пара и студентка — оказались тихими и вежливыми.
Первую неделю было трудно. Егорка скучал по папе, просыпался ночью, плакал. Алина обнимала его, пела колыбельные и сама едва сдерживала слёзы. Деньги таяли быстрее, чем планировалось.
Но потом стало легче. Подруга из декретного сообщества дала контакт женщины, которая искала мастера для пошива развивающих игрушек. Первый заказ, второй, третий. К концу месяца Алина шила по ночам, но денег хватало на всё необходимое.
Павел звонил каждый день. Сначала уговаривал вернуться, потом просто спрашивал, как дела.
Через две недели он появился на пороге с чемоданом. Вид помятый, небритый.
— Можно я у вас поживу?
В маленькой комнате в коммуналке стало тесно втроём, но как-то уютно. Павел устроился на вторую работу — подрабатывал по вечерам доставкой. Алина расширила ассортимент игрушек, завела страничку в социальных сетях. Егорка пошёл в садик и быстро завёл друзей.
Валентина Павловна, оставшись одна, сначала торжествовала — покажет им всем, как без неё! Но квартира опустела. Некого было поучать, не на кого ворчать. Она звонила подругам, жаловалась на неблагодарную невестку, но даже они начали уставать от её причитаний.
***
Год пролетел незаметно. Двухкомнатная квартира на окраине была съёмной, но значительно просторнее комнаты в коммуналке. На кухне варился борщ, в большой комнате стоял стеллаж с разноцветными тканями и готовыми игрушками. Страничка "Алинины зверята" в соцсетях набрала три тысячи подписчиков.
Телефон завибрировал — видеозвонок. На экране появилось лицо Валентины Павловны. За год она заметно постарела, седые волосы аккуратно уложены, но без прежнего лака.
— Здравствуй, Алина. Можно с Егоркой поговорить?
— Он в садике, Валентина Павловна. Вечером перезвоним.
— Хорошо. Спасибо. И... за фотографии спасибо. Он так вырос.
В голосе свекрови не было прежнего металла — только усталость и что-то похожее на смирение.
Вечером Алина сидела у окна, дошивая очередного зайца. В соседних домах зажигались огни. Павел мыл посуду, Егор рисовал за своим столиком.
— Мам, а баба Валя к нам приедет?
— Может быть, в гости.
— А жить?
— Нет, солнышко. У каждого свой дом.
Алина улыбнулась. Свобода — это не когда уходишь из чужого дома. Это когда строишь свой и больше не боишься, что кто-то отберёт ключи.
Рекомендуем к прочтению: