Познакомился с Анатолием Заболоцким на съемках фильма „Печки-лавочки“ летом 1970 года. Хотя, что значит — познакомились… Главный оператор картины, заслуженный деятель искусств Белорусской ССР, правая рука самого Шукшина и студент местного института. Просто визуально стали узнавать друг друга и здороваться.
Смотреть, как работают на площадке, никому не заповедано. Видел чуть больше, поскольку назначили меня помощником режиссера. Мне Заболоцкий показался излишне резким, хмурым, очень требовательным к окружению. И еще — просто тенью Василия Макаровича. Оно и понятно: работали вместе впервые, притирались друг к другу.
Однажды проник в кинозал, где показывали отснятый материал. Туда посторонним вход был строго запрещен. Шукшин с Заболоцким отбирали дубли и горевали о большом количестве брака при проявке. Было видно, что это уже единомышленники.
Порой они спорили перед тем, как прозвучит команда „Мотор!“. После дубля Заболоцкий вопросительно смотрел на режиссера: этого не было в сценарии. Василий Макарович же постоянно импровизировал. Сам автор: хочу — изменю фразу, хочу — добавлю движение. А камере сложно следить за перемещением в кадре…
Закончились по осени съемки. Группа уехала, и лишь через четыре года вновь встретился с Заболоцким. На сей раз у квартиры Шукшиных на улице Бочкова после смерти Василия Макаровича. Анатолий Дмитриевич был в каком‑то оцепенении, с красными глазами и совсем без голоса. Узнал меня, поинтересовался, останусь ли на похороны. Прохрипел: „Вы там, на родине, начинайте увековечивать его память…“
Что мог, будучи зеленым журналистом, то делал. Ходил по высоким кабинетам и уверял, что наш земляк достоин музея и памятника. Отвечали отказом. Больше старался помогать Марии Сергеевне, матери, и сестре — Наталье Макаровне. Племянники Василия Макаровича учились в Новосибирске, а две женщины остались, что называется, без мужиков.
Через пару лет в Бийск неожиданно прилетел Заболоцкий. Удалось ему выпросить на Беларусьфильме документальный фильм о матери Шукшина. Меня активно включили в работу — помогал свет держать. На другой день Заболоцкий нашел машину, и мы отправились в Сростки, на Пикет, где снимались последние кадры „Печек-лавочек“.
Был март, но снега на горушке было так много, что мы брели туда по пояс. Более того, груженые. Мне достался тяжеленный штатив, сам нес камеру. Великолепная зрительная память помогла Заболоцкому найти точное место и снять‑таки этот прекрасный кадр, затем сделать фильм „Слова матери“.
Не любят у нас документальное кино. Ленту стал показывать во время своих странствий и выступлений по стране. Люди плакали, благодарили за честный рассказ о жизни, о том, как яро оберегает память своего друга.
С тех пор Заболоцкий стал практически ежегодно бывать на традиционных Шукшинских чтениях. Иной раз ему давали выступить перед огромной аудиторией. Оратор он, конечно, не особо, да еще и задевал краевое начальство серьезно.
А потому перестали и приглашать, и тем более давать слово для выступления. Скандалистом между собой называли. Но это не мешало ему приезжать в Бийск и Сростки, дружить с родней и поклонниками творчества Шукшина.
Алтай стал для него второй родиной. Деревня Сыда, где он появился на свет, ушла под воду Красноярского водохранилища…
В 1980 году, осмелев, я приехал к Заболоцкому с другом, которого хотел пристроить в столице. Актер Бийского драмтеатра Геннадий Воронин был, несомненно, талантлив. Заболоцкий оставил его у себя пожить, а после и устроил в театр в Минске. Там он начинал свой путь в кино.
Затем Геннадий, что называется, вышел в люди. Снялся в фильме „Праздники детства“, закончил Высшие курсы кинорежиссеров и сценаристов, поставил четыре фильма. Нюх у Заболоцкого на людей талантливых. Им он и помогал постоянно.
После смерти Шукшина попытался было работать с другими режиссерами, но не получилось. Ленты выходили, операторскую работу хвалили, но не было взаимопонимания как с Шукшиным. Из депрессии вывел писатель Василий Белов. Он предложил проиллюстрировать его книгу „Лад“ о народном творчестве. Это было бальзамом на душу, и с Беловым сложились сердечные отношения.
А за „Ладом“ последовали иные издания. Именитые русские писатели наперебой просили Заболоцкого проиллюстрировать свои книги. И один за другим появлялись настоящие книжные шедевры, оформленные так, что хочется такую книгу взять в руки.
„Им овладело беспокойство, охота к перемене мест…“ Вслед за Пушкиным так можно сказать и о Заболоцком. Зачастил на Алтай к лебединым озерам, на Камчатку к диким медведям, побродил во всей Руси великой.
Есть в его книге „Тяжесть креста“ и несколько слов о музее, созданном Греховой. Когда настали сложные времена, своим участием Анатолий Дмитриевич поддерживал основателя музея, привлекал к проблеме сохранения культурного наследия творческие силы страны. Тучи над ведомственным музеем все сгущались…
Сколько порогов обила Елена Анатольевна — и не сосчитать. Сегодня даже не верится, да и вспоминать не хочется, кто и на каком уровне власти отказывал музею в праве на существование. Помощь неожиданно и быстро пришла от главы города Анатолия Мосиевского.
От кого‑то он услышал об интересном музее и попросил показать его. Буквально на следующей неделе вопрос с местоположением нового объекта культуры был решен. Он занял достойное место в красном здании у моста.
Даже не верится, что Заболоцкому девяносто. Когда бываю в Москве, хоть на пару часов непременно загляну в его берлогу в Дегтярном переулке. Домом назвать его жилище трудно. Здесь практически музей и филиал Госфильмофонда, горы книг, буклетов и всего необходимого для творчества.
Не раз говорил он в кругу друзей и даже написал в своей книге „Хронология жизни в профессии“, что кинооператор — профессия рабская. Он целиком подчинен воле режиссера. Когда однажды Шукшин назвал его „мой оператор“, Заболоцкий взбрыкнул, что, мол, только пока работаем вместе. Василий Макарович быстро смягчился и впредь называл его только по имени. Так родилась дружба и замечательный творческий тандем.
Накануне юбилея сняли о нем документальный фильм „Заболоцкий. Жизнь в профессии“. Но не так смонтировала ленту автор и режиссер. Тогда, невзирая на возраст и ухудшающееся зрение, Заболоцкий выучил новейшую компьютерную программу и перемонтировал картину.
В ленте он считает своей важнейшей заслугой документальные съемки Ефимии Ефимовны в картине „Калина красная“. Так считает художник. Но не стоит забывать, что на его счету еще 15 художественных, несколько документальных лент, 57 проиллюстрированных номеров „Роман-газеты“, сорок проиллюстрированных книг. Достойный багаж.
Сегодня Анатолий Дмитриевич продолжает бороться за свою версию фильма и разбирает гигантский архив, в котором запечатлена эпоха.
Александр Лукиных
