— Ну что, познакомимся поближе? — будущая свекровь окинула меня взглядом с ног до головы, будто оценивала товар на рынке.
Я стояла в прихожей с чемоданом в руке и старалась улыбаться. Квартира пахла борщом и нафталином. На стене висели старые фотографии в тяжёлых рамках, а под ногами скрипел паркет.
— Очень приятно, Валентина Петровна, — протянула я руку.
Она не подала своей, а повернулась к сыну:
— Юра, покажи ей, где она будет спать.
«Она». Не Катя, не невестка — просто «она».
Юра виноватым жестом подхватил мой чемодан.
— Пойдём, — шепнул он, целуя меня в макушку. — Мама добрая, просто нужно время.
Добрая. Конечно.
*
Мы познакомились с Юрой четыре месяца назад на корпоративе. Он работал в соседнем офисе, заходил к нам по делам. Высокий, улыбчивый, с приятным голосом. Ухаживал красиво — цветы, рестораны, комплименты. Через месяц сделал предложение.
— Ты уверена? — спросила моя подруга Лена. — Может, рановато?
— А что ждать? — я была на седьмом небе. — Мне двадцать пять, хочу семью, детей. А он такой внимательный, заботливый...
О том, что у Юры была жена, он сказал сразу. Мол, не сложилось, разошлись полгода назад, она вообще уехала к родителям в другой город и больше не появлялась.
— Понимаешь, Лена была очень нервная, — объяснял Юра. — Постоянно что-то не так. То мама не туда вилку положила, то я не так штору задвинул. Истерики, скандалы. Мама говорила — терпи, но я не смог.
Тогда мне это показалось логичным. Бывает, люди не сходятся характерами. А сейчас, стоя в этой квартире, я вдруг подумала: а что, если та Лена была нормальной?
*
Первую неделю я старалась изо всех сил. Мыла посуду после себя, убирала комнату, готовила ужин. Валентина Петровна молча ходила за мной следом и переделывала всё по-своему.
— Тарелки не так сложила, — говорила она, доставая всю посуду из сушилки. — У нас свой порядок.
Или:
— Юре котлеты нужно жарить на сале, а не на масле. Он с детства так привык.
Юра молчал. Обнимал меня по вечерам и шептал:
— Потерпи, солнышко. Мама всегда права, у неё большой жизненный опыт. Скоро привыкнет к тебе.
На второй неделе Валентина Петровна начала давать мне задания.
— Сходи в магазин, — протягивала она список. — Только смотри, сметану бери пятнадцатипроцентную, не двадцать. И творог — самый свежий, проверь дату. А хлеб чёрный, белый Юре нельзя, у него желудок.
Я ходила в магазин. Покупала всё по списку. Возвращалась. Валентина Петровна осматривала пакеты и вздыхала:
— Ну что за сметана? Я же сказала — пятнадцать процентов! Эта двадцать.
— Но пятнадцати не было...
— Надо было в другой магазин сходить.
— Вы не говорили, что нужно в другой.
— А я должна всё разжёвывать? Сама подумать не могла?
Юра ничего не говорил. Ел котлеты на сале, смотрел телевизор и иногда гладил меня по плечу: «Всё хорошо, милая».
*
На третьей неделе я попросила Юру съехать.
— Давай снимем квартиру, — сказала я вечером, когда мы лежали в его комнате на узкой односпальной кровати. — Нам нужно своё пространство.
Юра напрягся.
— Зачем? Здесь же удобно. И денег экономим.
— Но твоя мама... она меня не принимает.
— Глупости, — он потянулся выключить свет. — Мама просто волнуется. Она хочет, чтобы у нас всё было правильно. У неё опыт, она знает, как лучше.
— Юра, но это наша жизнь...
— Катя, не начинай, — в его голосе прозвучала твёрдость. — Я не оставлю маму одну. Ей шестьдесят три года, ей нужна помощь.
Я замолчала. А потом вспомнила, как Валентина Петровна полтора часа разбирала шкаф, доставая оттуда зимние одеяла. Шустро так разбирала, без всякой одышки и «помоги-подай».
*
— Тебе надо уходить, — сказала мне Лена, когда я пожаловалась ей по телефону.
— Но я же его люблю!
— Катюха, ты влюблена. Это разные вещи. А он — маменькин сынок. Такие не меняются.
— Просто надо подождать. Он привыкнет...
— К чему привыкнет? К тому, что у него две женщины в доме? Одна готовит, другая контролирует? Ты же не служанка.
Я знала, что Лена права. Но признаться в этом означало признать, что я совершила ошибку. Что бросила съёмную квартиру, работу в другом районе, всю свою прежнюю жизнь — ради иллюзии.
*
Четвёртая неделя принесла новый сюрприз. Я готовила ужин — картошку с курицей. Валентина Петровна зашла на кухню, посмотрела в кастрюлю и поморщилась.
— Что это?
— Картошка с курицей.
— А где подлива?
— Какая подлива?
— Юра любит с подливой. Лена всегда делала подливу.
Первый раз она назвала бывшую жену по имени. Я оторвалась от плиты.
— Извините, я не умею делать подливу. Научите?
Валентина Петровна фыркнула.
— Поздно учить. Ужин уже испорчен. — Она прошла к холодильнику, достала баночку с маринованными огурцами. — Лена, та хоть готовить умела. И вообще хозяйка была. А ты...
— Что я?
— А ты только красивая. Красота — не главное в семье.
Я почувствовала, как внутри что-то переворачивается.
— Валентина Петровна, а почему Лена ушла?
Свекровь замерла. Потом медленно повернулась ко мне.
— Потому что была неблагодарной. Мы её в семью приняли, всему научили, а она сбежала. Вот так современная молодёжь — никакого уважения к старшим.
— А может, она просто устала?
— От чего устала? От заботы? — свекровь усмехнулась. — Я за ней всё переделывала, подсказывала, помогала. А она обижалась.
«Переделывала. Подсказывала. Помогала». Как знакомо.
Вечером, когда Юра пришёл с работы, я спросила напрямую:
— Почему на самом деле ушла твоя первая жена?
Он замялся, развязывая шнурки.
— Я же говорил. Не сошлись характерами.
— Юра, правду.
Он вздохнул.
— Ну... она не ладила с мамой. Постоянно ссорились. Лена требовала, чтобы мы съехали. Я сказал — не могу оставить маму одну. Она собрала вещи и ушла. Даже развод не оформила толком, уехала в свой город и всё. Номер поменяла, на связь не выходит.
— И ты не попытался вернуть её?
— Зачем? — он посмотрел на меня с недоумением. — Если человек не уважает мою мать, значит, не уважает меня. Мама всегда права, у неё большой жизненный опыт. Она хотела научить Лену быть хорошей женой, а та не оценила.
Я смотрела на этого человека — высокого, улыбчивого, с приятным голосом — и не могла поверить. Неужели я не видела этого раньше? Или не хотела видеть?
*
На пятой неделе произошла катастрофа. Я постирала бельё. Обычное постельное бельё, в обычной стиральной машине, на обычном режиме. Повесила сушиться на балконе.
Валентина Петровна устроила скандал.
— Ты что наделала?! — кричала она, тряся мокрой простынёй. — Это же льняное бельё! Его нельзя стирать в машинке! Только руками, понимаешь? Руками!
— Но на этикетке написано...
— Мне плевать, что там написано! Я тридцать лет это бельё стираю, и только руками! Ты его испортила! Юра!
Юра вышел из комнаты заспанный.
— Что случилось?
— Вот, смотри, что твоя жена сделала! — свекровь совала ему простыню. — Испортила моё бельё! То, что мне ещё моя мама подарила!
Юра посмотрел на меня. Потом на мать. Потом снова на меня.
— Катя, ну зачем ты в машинке стирала? Мама же не любит.
— Но это просто бельё...
— Это не просто бельё! — свекровь всхлипнула. — Это память! А ты не уважаешь нашу семью!
Что-то во мне щёлкнуло. Я посмотрела на эту женщину, которая рыдала над простынёй. Потом на Юру, который стоял рядом и не знал, что делать. И поняла: я повторяю путь Лены.
— Знаете что, — сказала я спокойно. — Я тоже ухожу.
Тишина повисла звенящая.
— Что? — Юра нахмурился.
— Я ухожу. Собираю вещи и ухожу. Прямо сейчас.
— Ты не можешь уйти, — он шагнул ко мне. — Мы же муж и жена!
— Формально — да. Фактически — нет. Фактически у тебя есть только одна женщина в жизни. — Я кивнула на Валентину Петровну. — И это твоя мама.
*
Я собралась за двадцать минут. Вызвала такси. Юра пытался меня остановить, уговаривал, обещал, что всё изменится. Валентина Петровна сидела на кухне и демонстративно вытирала слёзы платком.
— Ну вот, — бросила она мне вслед. — Ещё одна неблагодарная. Всё вам не так, всё вам не эдак.
Я обернулась на пороге.
— Знаете, Валентина Петровна, а ведь вы правы. У вас действительно большой опыт. Опыт разрушения чужих семей. Вы уже двух жён своему сыну выжили. Интересно, сколько ещё будет?
Юра покраснел.
— Ты не имеешь права...
— Имею, — перебила я. — Потому что я пять недель пыталась стать частью вашей семьи. Но мне не нужна семья, где я буду прислугой и вечным источником ошибок.
Я развернулась и вышла. Дверь захлопнулась за мной с каким-то освобождающим звуком.
*
Лена стояла у подъезда. Я узнала её по фотографии.
— Ты... — я замерла. — Что ты здесь делаешь?
Она усмехнулась.
— Забыла кое-какие документы. Хотела забрать, но побоялась подниматься. Думала, мне Валентина в лицо плеснёт чем-нибудь. — Она оглядела меня с ног до головы. — А ты, я смотрю, новая жертва?
— Уже бывшая, — я поставила чемодан.
Лена расхохоталась.
— Боже, как я тебя понимаю! Сколько продержалась?
— Пять недель.
— Я — три месяца. — Она протянула руку. — Лена.
— Катя.
Мы пожали друг другу руки, и я вдруг почувствовала странное облегчение. Я была не одна. Я не сумасшедшая. Это не я плохая жена. Это просто невозможная ситуация.
— Слушай, — Лена достала телефон. — Давай созвонимся. Мне кажется, нам есть о чём поговорить. Я знаю хорошее кафе неподалёку.
— Давай, — я улыбнулась первый раз за пять недель по-настоящему.
Через полчаса мы сидели в уютном кафе на углу, пили кофе, и Лена рассказывала свою историю. Она была такой же, как моя. Одинаковые претензии, одинаковые «мама права», одинаковое «у неё опыт».
— Знаешь, что самое страшное? — Лена размешивала сахар в чашке. — Юра не плохой человек. Он добрый, работящий, внимательный. Но он никогда не станет мужем. Потому что он уже чей-то сын. Навсегда.
— А ты не жалеешь, что ушла?
— Только о том, что не ушла раньше, — она отпила кофе. — Всё думала — может, это я виновата? Может, правда надо было больше стараться? А потом поняла: сколько ни старайся, свекрови будет мало. Потому что ей не нужна помощница. Ей нужно, чтобы сын был только её.
Я кивнула. В горле стоял ком.
— А что теперь?
— Теперь? — Лена улыбнулась. — Теперь я живу одна, работаю, встречаюсь с интересными людьми. Недавно познакомилась с одним мужчиной. Он программист, живёт отдельно от родителей и знает, как пользоваться стиральной машиной. Представляешь? Это как волшебство.
Мы обе рассмеялись.
*
Прошло полгода. Я вернулась в свою старую жизнь — сняла квартиру, устроилась на работу. По слухам, он уже встречается с кем-то новым. Молодая девушка, двадцать три года, тихая, скромная.
Лена предсказала:
— Продержится месяца два, не больше.
Я не знаю, как сложится у той девушки. Может, она окажется сильнее. Может, Юра наконец-то поймёт. Но что-то подсказывает мне — нет.
Однажды утром я стояла в очереди в кофейне, и впереди услышала знакомый голос:
— Две сметаны, пожалуйста. Только пятнадцатипроцентную.
Я обернулась. Валентина Петровна. Рядом с ней стояла девушка с покорным выражением лица.
— Здравствуйте, — сказала я.
Несостоявшаяся свекровь вздрогнула.
— А, это ты. — Она поджала губы. — Катя, кажется?
— Да. Как дела?
— Прекрасно, — она кивнула на девушку рядом. — Вот, знакомься — Наташа. Юрина новая жена. Она очень хорошая, послушная. Не то что вы с Леной.
Наташа опустила глаза. Я посмотрела на неё и увидела себя пятимесячной давности. Уставшую, растерянную, теряющуюся.
Когда Валентина Петровна отошла к прилавку, я тихо сказала:
— Если что — вот мой номер. — Я сунула девушке визитку. — Звони, если понадобится помощь.
Наташа посмотрела на меня удивлённо.
— Зачем?
— Просто поверь. Рано или поздно понадобится.
*
Вечером того же дня мне позвонила Лена.
— Ты не поверишь! — она смеялась. — Я сегодня столкнулась со своей знакомой. Она работает нотариусом. Говорит, Юра с мамой приходили завещание оформлять. На квартиру. Оставляет всё матери, если что.
— Серьёзно?
— Угу. Причём он при этом говорил — мама всегда права, у неё большой опыт. Представляешь? Его женам даже в наследство ничего не достанется!
Мы долго смеялись. Потом Лена серьёзно спросила:
— Не жалеешь?
— О чём?
— Что не осталась. Не попыталась ещё раз.
Я посмотрела в окно. За ним был город, моя съёмная квартира, моя жизнь. Моя свобода.
— Нет, — ответила я. — Ни капли. Знаешь, это был хороший урок.
— Какой?
— Что иногда чужой опыт — даже большой — это просто способ манипулировать. И что единственный по-настоящему важный опыт — это собственный.
— Мудро, — Лена фыркнула. — Ты теперь сама как с опытом.
— Ага. С опытом побега из чужих клеток.
Мы попрощались. Я заварила чай, завернулась в плед и включила фильм. В квартире было тихо, спокойно. На кухне — мой беспорядок. В ванной — мои полотенца, развешанные как угодно. В холодильнике — двадцатипроцентная сметана.
И никто не говорил мне, что я делаю что-то не так.
Свобода, оказывается, пахнет обычным чаем и стиркой в машинке. И это был лучший запах в моей жизни.
Подпишитесь! Будет интересно!