Я наблюдаю за спящим Сергеем и понимаю, что замечаю лишь его тихое посапывание — совершенно не похожее на храп Марка.
Тихо. Аккуратно. Почти неслышно. А Марк... Марк храпел. Громко, на всю квартиру, с разбойным присвистом. Я тогда пинала его ногой во сне; он ворчал, переворачивался — и все начиналось по новой. А сейчас — идеальная тишина. Идеальный сон. Идеальный Сергей. И каменный комок в горле.
Эта проклятая игра «найди десять отличий» стала моей тайной болезнью. Сергей аккуратно складывает носки — Марк швырял их в угол. Сергей любит овсянку на завтрак — Марк пил кофе с сигаретой. Сергей смеется грудным, спокойным смехом — Марк хохотал, заливаясь, до слез, до кашля, захлебываясь жизнью.
И каждый раз в голове раздается предательский щелчок: «А Марк...»
Черт. Черт, черт, черт. Я ненавижу себя. Отворачиваюсь к стене, сжимаю веки, пытаюсь уснуть. Тщетно. В голове — музей нашего с ним безумия. Разбитая тарелка в ссоре. Пьяные поцелуи под дождем. Его пальцы на моей шее — не чтобы задушить, а чтобы просто почувствовать пульс. «ЖИВАЯ? ДА, Я ЖИВАЯ!»
Я вся сжимаюсь. Открываю глаза. На часах — ровно два. Символично? Час призраков.
Сергей спит. Его лицо мирное, доброе. Он не знает, что творится у меня в голове. Он верит мне. И от этой мысли мне становится так гадко, так противно самой себе, что хочется выть. Я — та самая токсичная, я — та, что не ценит хорошего. Я — слабая. Словно он, Марк, сидит здесь, на краю кровати и шепчет мне на ухо: «Я же говорил. Ты без меня — никто. Серая мышка в норке с мистером Правильным».
И вот тогда... тогда во мне все обрывается. Тишина. Холод. Решение.
Я беру телефон. Экран слепит в темноте. Я не ищу его номер. Я помню его наизусть. Помнить наизусть — это мучительно.
Я пишу. Не «привет». Не «скучаю». Не «помнишь?..». Это было бы банально. Это было бы простительно.
Я пишу правду. Три слова. Три пули.
— Я тебя боюсь.
Отправляю. Сердце не бьется — оно замерло, превратилось в ледышку. Совершенный поступок. Абсолютная глупость. Или... очищение.
И вот тут — кульминация моего безумия. Я медленно, очень медленно поворачиваюсь к Сергею. Он спит. Он так беззащитен в своем сне. И я... я подношу к его лицу светящийся экран. Прямо к его закрытым векам.
Смотри. Смотри, какой я монстр. Смотри, что я творю с нашей тихой гаванью. Я не просто пишу бывшему в два часа ночи — я делаю тебя свидетелем. Проснись. Ну пожалуйста, проснись и останови меня.
Но он не просыпается. Он просто посапывает. Совсем не так, как Марк.
Я опускаю руку. Сообщение доставлено. Тишина. Ад начался.
***
Телефон жжет ладонь. Я жду. Секунда. Две. Десять. Или минута? Время сплющилось, стало липким и тягучим, как смола.
И тут — вибрация. Короткая, как конвульсия. Сердце проваливается в тартар. Он ответил. Так быстро. Словно ждал. Словно сидел в своей берлоге с телефоном в руке и знал.
Я чуть не роняю телефон, открываю сообщение. Глотаю воздух, готовясь к урагану, к сарказму, к его коронному: «Ну что, мышка, испугалась?»
Но там... текст. Длинный. Слишком длинный для двух часов ночи. Для него.
Глаза бегают по строчкам, мозг отказывается складывать буквы в слова, а слова — в смыслы.
«Диан... Я уже почти заснул. И тут твое сообщение. Сижу, смотрю на него и не верю. Ты... боишься меня?»
У меня перехватывает дыхание. Что?
«Это ведь ты разбила мне сердце, когда ушла в тот вечер. Без слов. Просто собрала сумку, пока я был в душе. Оставила одну свою сережку на тумбочке. Я ее до сих пор храню, представляешь? Идиот».
По спине бегут мурашки. Холодные, колючие. Сережку? Какую сережку? У меня память вычеркнула эту деталь, выжгла весь тот вечер дотла, оставив только общую картину: ссора, крики, разбитая посуда, его лицо, искаженное яростью.
«Ты помнишь тот последний вечер? — продолжает он. — Ты кричала. Ты бросила в меня той самой тарелкой, синей, с цветами. Она до сих пор с отколотым краем где-то на антресолях валяется. Я все эти годы пытался понять... что я сделал не так? Какой-то промах, какое-то слово? А ты... ты просто ушла. И вот теперь, спустя три года, пишешь, что боишься. Меня. Боится та, которая могла в гневе посуду о стену крушить».
Я отбрасываю телефон, как раскаленный уголь. Он глухо стучит об одеяло. Нет. Неправда. Он врет. Он перевирает. Так и было... или нет?
Я закрываю глаза, вжимаюсь в подушку. И проваливаюсь в тот вечер.
Да, я кричала. До хрипоты. Потому что он молчал. Молчал два дня. А я... я металась, как тигрица в клетке, требуя ответа, внимания, хоть чего-то. И да... тарелка. Синяя, с ромашками. Я швырнула ее не в него. Нет. Я швырнула на пол. Рядом с его ногами. Чтобы он хоть как-то среагировал. Осколок брызнул... и попал ему в щиколотку. Кровь. Одна маленькая капля.
Он так и не пошевелился. Только посмотрел на меня. С ненавистью? Или... с болью? С отвращением?
— С тобой невозможно говорить, когда ты в таком состоянии, — сказал он тихо. И ушел в душ.
А я... я собрала вещи. В истерике, с трясущимися руками. И ушла. Оставив одну сережку. Потому что вторая валялась где-то среди осколков.
Господи. Так кто же тут был монстром?
Я снова смотрю на экран. На последнюю строку его сообщения.
— Я все эти годы думал, что ты меня ненавидишь. А оказалось — боишься. Но чего, Диан? Чего ты боишься? Правды?
Слезы подступают комом. Горячие, соленые, горькие. Это не слезы тоски. Это слезы стыда. Ослепляющего, всепоглощающего.
Я все перепутала. Я сделала из себя жертву, чтобы не видеть палача в зеркале. Мой страх... это не страх перед ним. Это страх перед самой собой. Перед той, кем я могу стать.
И самое ужасное — он, этот «токсичный» Марк, оказался единственным, кто задал мне единственный важный вопрос. Тот, на который у меня нет ответа.
***
«Чего ты боишься, Диан?»
Эти слова висели в темноте раскаленным клеймом. Чего? Я водила по ним взглядом снова и снова, словно пыталась прочесть шифр к самой себе.
Не его. Нет. Его ярость, его молчание, его смех — все это было внешним. Как гроза за окном. Страшно, но понятно. А это... это было внутри. Это тихое, подлое шевеление где-то в глубине черепа. Знакомое. О, да... Я узнавала его.
Это был тот же самый страх, что гнал меня на кухню в три ночи, чтобы вымыть уже чистую плиту. Тот, что заставлял яростно листать ленту, лишь бы не оставаться наедине с тишиной. Тот, что шептал: «Сергей слишком скучен для тебя, ты засохнешь», а через пять минут: «Ты слишком сумасшедшая для него, он тебя бросит».
Это был не страх перед Марком. Это был страх перед собой. Перед той самой Дианой, что могла в ярости разбить тарелку. Которая могла уйти, хлопнув дверью, оставив за собой осколки и недосказанность. Которая сейчас, вот прямо сейчас, сидела в кровати с хорошим человеком и в своем воображении крушила его идеальный мирок, потому что ей было скучно. Потому что ей нужен был накал. Потому что в тишине она слышала этот голосок.
И он спрашивал: «Чего?»
В голове пронеслись готовые сценарии. Написать Марку: «Извини, я была не права». Развернуться к Сергею, разбудить его слезами и признаниями, устроить ночную исповедь — новую драму, новый виток.
Нет.
Это был бы тот же самый побег. Тот же самый цирк. Просто с другим актером.
Я вдруг с дикой ясностью поняла: я не могу доверять себе. Своей памяти. Своим чувствам. Они — обманщики. Они подстроили мне всю эту ночь. Они заставили меня написать то сообщение. Они годами рисовали Марка монстром, лишь бы я не взглянула на чудовище в зеркале.
Мне нужен был переводчик. Проводник. Кто-то, кто помог бы разобраться в этом внутреннем хаосе.
Пальцы сами потянулись к телефону. Я вышла из чата с Марком, не стала писать Сергею. Я пролистала длинный список контактов, пропуская «Мама», подруг, работу... И нашла: «Анна Петровна. Психолог».
Было три часа ночи. Совершенно неадекватное время.
Но я уже отправила одно сумасшедшее сообщение сегодня. Какая разница?
Я открыла наш старый чат. Последнее сообщение было от нее, полгода назад: «Диана, помните, что дверь всегда открыта».
Я набрала новое. Медленно. Вдумчиво. Без истерики.
— Анна Петровна, доброй ночи. Простите за безумный час. Это Диана Раневская. Я... кажется, готова. Готова говорить не о них, а о себе. О той части себя, которая всего боится и все ломает. Если у вас будет окно на этой неделе — я приду. В любое время.
Я не ждала ответа. Я нажала «отправить» и... выключила телефон. Полная темнота. Тишина.
Впервые за эту ночь — тишина не давила. Она была просто тишиной.
Я положила холодный, безмолвный кирпичик телефона на тумбочку и перевернулась на бок. К спине Сергея. Я не обняла его. Я просто придвинулась ближе, чувствуя исходящее от него тепло. Знакомое. Реальное.
Война не закончилась. Она только началась. Но я наконец-то поняла, кто настоящий враг. И первый выстрел в его сторону был сделан.
***
P.S. Понравилась история? Если у вас есть желание и возможность, вы можете поддержать мой канал и помочь создавать новые произведения. Любая сумма — это важный сигнал для меня. [☕️ Поддержать проект]