— Забирай свои тряпки и проваливай, — выдохнула Инга, не поднимая глаз от телефона.
Пальцы дрожали, когда она набирала сообщение адвокату. Буквы расплывались. За окном кухни серело ноябрьское небо, низкое, давящее на плечи. Запах жареного лука въелся в халат — она готовила с утра, автоматически, не думая. Руки делали, голова молчала.
— Ты что несешь? — Святослав замер в дверях с портфелем в руках. Костюм отглаженный, галстук по линеечке — у него всегда все по линеечке. Даже измена была аккуратной, что-то вроде пункта в деловом расписании: вторник, четверг, суббота — с двадцати трех до часу ночи.
Инга подняла голову. Посмотрела на мужа так, будто видела впервые. Странное чувство — словно пелена спала, и перед ней стоял чужой человек. Сорок четыре года, начинающееся облысение, которое он маскировал укладкой. Брюки чуть коротковаты — всегда экономил на портных, хотя денег хватало.
— То и несу, что слышишь, — она встала, прислонилась к столешнице. — Можешь съехать к своей Кристине. Или к маме. Мне все равно.
Он поставил портфель. Медленно, осторожно. Лицо приняло то самое выражение — терпеливое, снисходительное, которое она ненавидела последние три года.
— Ингуля, мы же договаривались...
— Ни о чем мы не договаривались! — голос сорвался, но она взяла себя в руки. Не кричать. Не сейчас. — Это ты договаривался. С мамочкой своей. О том, как я должна отдать бизнес Артемию. Половину дома. Потому что я, понимаешь ли, недостойная. Из деревни приехавшая.
Слова повисли между ними. Инга видела, как муж подбирает ответ. Он всегда так делал — сначала пауза, потом фраза, отрепетированная в голове.
— Мама просто беспокоится о внуке...
— Твоя мама, — Инга шагнула вперед, — считает меня временным явлением. Так с первого дня и считала. Помнишь, как она при всех сказала: "Ну что ж, Слава нашел себе простушку"? На нашей свадьбе. Я тогда проглотила. Думала — стерпится, слюбится.
Она прошла мимо него к раковине, включила воду. Руки сами потянулись к посуде — вечная привычка что-то делать, когда внутри все кипит. Тарелки, чашки. Губка скользит по фарфору.
— Я тебе не нравлюсь? — спросил он тихо за спиной. — После стольких лет?
Инга обернулась. Вода стекала с рук на линолеум.
— Не знаю. Честно — не знаю. Может, и нравишься. Но я устала быть удобной. Той, которая не возражает. Которая сидит дома, пока ты по четвергам задерживаешься на работе.
Святослав побледнел.
— Ты следила?
— Мне рассказали, — она вытерла руки о полотенце. — Света из соседнего офиса видела вас в "Панораме" на Тверской. В VIP-зале. Свечи, шампанское. Романтика.
Молчание растянулось. Где-то за стеной соседи включили телевизор — новости гудели монотонно, неразборчиво.
— Послушай, — он сделал шаг к ней, — мы можем все обсудить. Спокойно. Я признаю, были ошибки...
— Не подходи.
Он остановился.
— Артемий скоро приедет на каникулы, — сказал осторожно. — Ты хочешь, чтобы он увидел нас в таком состоянии?
Инга усмехнулась.
— Артемию девятнадцать. Он взрослый. И пусть знает правду про папочку. Про то, как папочка с бабушкой решили обобрать маму. Потому что у мамы свой салон красоты. Два, если точнее. И доход приличный. А это ведь совместно нажитое, да?
Она взяла сумку с дивана, достала ключи от машины.
— Я еду в центр. На Маросейку. Встреча с адвокатом. Вернусь поздно. К тому времени хочу видеть твои вещи собранными.
— Инга...
— Все.
Дверь хлопнула. Лифт спускался медленно, со скрипом. В зеркале на стене отражалось лицо — бледное, осунувшееся. Когда она последний раз нормально спала? Две недели назад? Три? С того вечера, как подслушала разговор свекрови с мужем на кухне. Они думали, она в ванной. А она стояла в коридоре и слышала каждое слово.
"Слава, ты должен настоять. Пока не поздно. Пусть переоформит салоны на сына. Дом — пополам. Ей хватит квартиры. Она же из своей Костромской глуши... Привыкшая к малому".
Машина завелась с третьего раза. Нужно было менять аккумулятор еще месяц назад, но все руки не доходили. Инга выехала со двора, свернула на проспект. Пробки. Вечные московские пробки. Люди в соседних машинах — усталые, замкнутые. Каждый в своем коконе из металла и стекла.
Телефон завибрировал. Сообщение от сестры Киры: "Как дела? Давно не созванивались". Инга отложила телефон. Кире рассказать? Не сейчас. Сестра жила в Ярославле, растила троих детей, мужа — дальнобойщика почти не видела. У нее своих проблем хватало.
Адвокат Громова принимала в старинном особняке на Маросейке — высокие потолки, лепнина, паркет скрипучий под ногами. Секретарша проводила в кабинет, предложила кофе. Инга отказалась — в горле стоял ком.
— Садитесь, — Анна Громова была женщиной лет пятидесяти пяти, с короткой стрижкой и внимательным взглядом. — Рассказывайте.
Инга говорила минут двадцать. Без истерик, четко. Про салоны, которые открывала сама — кредиты брала на свое имя, работала по шестнадцать часов в сутки первые три года. Про дом, который купили вместе, но взнос внесла она — бабушкино наследство, пятьсот тысяч. Тогда казалось — это мелочи, зачем считать в семье. Про то, как свекровь уговаривает Святослава отсудить половину бизнеса "для ребенка".
— Документы есть? — спросила Громова, когда Инга замолчала.
— Часть. На дом — есть. На салоны — тоже. Кредитные договоры сохранились.
— Хорошо. Будем работать. Раздел имущества при живом браке — процедура неприятная, но выполнимая. Главное — доказать единоличное участие в создании бизнеса.
Вышла Инга на улицу уже в темноте. Фонари горели желтым светом, прохожие спешили по своим делам. Кто-то смеялся в телефон, кто-то ругался. Жизнь текла мимо — чужая, равнодушная.
Вместо дома Инга поехала в салон на Щукинской — тот, что открыла первым. Маленький, всего четыре кресла, зато уютный. Девочки еще работали — последняя клиентка сидела под феном, листала журнал.
— Инга Владимировна! — мастер Рита обернулась. — Что-то случилось?
— Нет, просто заехала.
Она прошла в подсобку, села на продавленный диванчик. Пахло краской для волос, шампунями. Родной запах. Этот салон был ее первенцем — снимала помещение за тридцать тысяч в месяц, делала ремонт сама вместе с Кирой. Красили стены до трех ночи, клеили обои, таскали мебель. Святослав тогда помогал — приезжал после работы, носил тяжести. Он был другим. Или она думала, что другим?
Телефон разрывался от звонков. Святослав писал каждые десять минут: "Нам надо поговорить", "Я все объясню", "Не руби сплеча". Инга отключила звук.
В одиннадцать вечера она вернулась домой. Квартира была пуста. На столе записка: "Уехал к матери. Ключи оставил в прихожей. Подумай, что ты делаешь".
Инга скомкала бумажку, выбросила в ведро. Легче не стало. Наоборот — пустота накрыла с головой. Двадцать два года вместе. Больше половины жизни. Артемий родился на третьем году брака — крохотный, красный, орущий комочек. Она не спала ночами, качала, кормила, меняла пеленки. Святослав приходил утром с работы, целовал сына в лоб и уходил спать. Говорил: "Ты же дома, тебе проще".
Когда Артемию исполнилось пять, Инга пошла на курсы парикмахеров. Ей было тридцать два, и она поняла — если не сейчас, то никогда. Муж крутил пальцем у виска: "Зачем тебе это? У нас денег хватает". Свекровь поджимала губы: "Кому ты там нужна. В твоем возрасте".
Она училась по ночам, когда сын спал. Практиковалась на подружках, на соседках. Первые деньги заработала через полгода — тысячу пятьсот рублей за стрижку и окрашивание. Принесла домой, положила на стол. Святослав усмехнулся: "Молодец. На хлеб хватит".
Тогда что-то щелкнуло внутри. Тихо, незаметно. Обиды не было — скорее решимость. Она начала копить. Клиентов становилось больше — сарафанное радио работало лучше любой рекламы. Через два года сняла первое помещение под салон.
Инга налила себе воды, села на диван. В квартире тихо. Даже слишком. Она привыкла к присутствию мужа — шаги, покашливание, шум телевизора. Теперь только гудение холодильника на кухне да редкие звуки за стеной.
Утром позвонил Артемий. Голос встревоженный, срывающийся.
— Мам, бабушка говорит, ты выгнала папу. Это правда?
Инга закрыла глаза.
— Арт, мы с отцом... решили пожить отдельно. На время.
— Почему? Что случилось?
— Взрослые вещи. Я потом объясню. Когда приедешь на каникулы.
— Бабушка говорит, ты требуешь денег. Хочешь отсудить все имущество.
Инга сжала телефон.
— Артемий, я ничего не требую. Я просто хочу, чтобы то, что я создала своими руками, осталось моим. Понимаешь?
— Не очень, — он помолчал. — Бабушка плачет. Папа ходит мрачный. А ты говоришь какие-то непонятные вещи.
— Когда тебе исполнилось пятнадцать, — сказала Инга медленно, — мы с папой купили тебе компьютер. Помнишь? Ты копил на него год. Складывал деньги от репетиторства, от подработок. Мы добавили сверху. И ты так гордился — что это твоя заслуга. Что ты сам заработал.
— Помню. Но при чем тут это?
— При том, что салоны — мой компьютер. Я копила, вкладывала, работала до изнеможения. И теперь мне предлагают отдать половину. Потому что я — жена. А значит, должна делиться. Даже если муж к салонам не прикасался.
Молчание в трубке.
— Я не знаю, на чьей стороне быть, — выдохнул наконец Артемий.
— Не надо выбирать. Я твоя мать. Он — отец. Это между нами. Ты тут ни при чем.
Разговор закончился натянуто. Инга отложила телефон, посмотрела в окно. Во дворе дворник сметал листья — рыжие, мокрые, прилипшие к асфальту. Зима наступала стремительно.
Следующие две недели прошли в странной подвешенности. Инга работала с утра до вечера — салоны, встречи с бухгалтером, с адвокатом. Святослав звонил через день, предлагал встретиться. Она отказывалась.
А потом в пятницу вечером он приехал. Позвонил в дверь. Стоял на пороге с пакетом продуктов в руках.
— Можно войти?
Инга посторонилась.
Он прошел на кухню, стал выкладывать покупки — помидоры, сыр, зелень.
— Хотел приготовить ужин. Как раньше.
— Ты никогда не готовил, — заметила Инга, прислонившись к дверному косяку.
— Поэтому и хочу попробовать.
Они молчали. Святослав резал овощи неумело, давил помидоры. Инга смотрела и думала — зачем он пришел? Что хочет доказать?
— Я закончил с Кристиной, — сказал он наконец, не поднимая глаз. — Если тебе важно знать.
— Мне не важно.
— Правда?
— Правда.
Он отложил нож.
— Тогда что важно? Скажи. И я сделаю.
Инга подошла к столу, села напротив.
— Ты не можешь сделать то, что нужно. Потому что для этого надо вернуться назад. На двадцать лет. И прожить их иначе. Видеть меня. Слышать. А не кивать из вежливости, пока я рассказываю про салон. Не закатывать глаза, когда я предлагаю куда-то поехать вместе. Не говорить матери, что я из деревни и не понимаю столичных порядков.
— Я так не говорил!
— Говорил. Три года назад. На даче у родителей. Я стояла под окном и слышала каждое слово.
Его лицо исказилось.
— Господи, Инга... Я не думал...
— Вот именно. Не думал. А я все эти годы старалась доказать — что я не хуже. Что достойна. И знаешь, что я поняла?
Она встала, подошла к окну.
— Я достойна. По умолчанию. Мне не нужно доказывать. Не тебе, не твоей маме, никому. Я построила бизнес с нуля. Вырастила сына. Держала дом. И все это время ты принимал меня как должное. Как мебель, которая всегда на месте.
Святослав смотрел на нее. В глазах плескалось что-то похожее на отчаяние.
— Что мне сделать? — повторил он тихо. — Чтобы ты простила?
— Ничего. Потому что дело не в прощении. Дело в том, что я больше не хочу жить с человеком, который меня не ценит. Который видит во мне придаток. Удобную хозяйку и мать ребенка.
— А любовь? — он встал. — Ты же любила меня когда-то.
— Любила, — согласилась Инга. — Сильно. Но любовь — не щит от неуважения. Я устала терпеть. Устала оправдывать. Устала доказывать, что имею право на собственное мнение и собственные деньги.
Он ушел через час. Недоеденная стряпня осталась на столе. Инга смотрела на закрытую дверь и чувствовала — впервые за много лет ей дышалось свободно.
Развод оформили к весне. Дом разделили пополам — Инга выкупила его долю. Салоны остались за ней — документы подтверждали единоличное вложение средств. Артемий приезжал на каникулы, жил неделю у матери, неделю у отца. Постепенно смирился.
Инга стояла у окна второго салона — того, что на Профсоюзной. За стеклом цвела весна — нежная, робкая. Новая мастер Элла заканчивала последнюю клиентку. Кассы подсчитаны, уборка сделана.
— Инга Владимировна, вы задумались, — сказала Элла, проходя мимо.
— Устала немного, — улыбнулась Инга.
— Отдохнуть бы вам.
— Обязательно. Обязательно отдохну.
Она закрыла салон, села в машину. Аккумулятор наконец поменяла — завелась с первого раза. В телефоне сообщение от сестры: "Когда приедешь к нам? Соскучилась".
"Скоро, — написала Инга. — На майские, наверное".
Дом встретил тишиной. Но теперь эта тишина была другой — не давящей, а спокойной. Своей. Инга включила чайник, достала печенье. Села за стол и вдруг засмеялась — тихо, коротко.
А потом достала блокнот и начала планировать. Третий салон. На Тульской. Помещение уже присмотрела — светлое, просторное. Будет.
Все будет.