Вечер опускался на маленький дачный поселок липкой, комариной духотой. Лиза стояла на крыльце, машинально обмахиваясь кухонным полотенцем, и смотрела, как муж Андрей тащит с автобусной остановки два огромных клетчатых баула. Рядом семенила его сестра Света, а за ней, волоча по пыльной дороге видавший виды самокат, плелся ее десятилетний сын Пашка. Они приехали. Опять.
Андрей, завидев жену, расплылся в широкой, виноватой улыбке. Он был крупным, добродушным мужчиной, и эта его улыбка всегда обезоруживала Лизу. Но не сегодня. Сегодня внутри у нее все сжалось в тугой, звенящий комок.
— Лизок, встречай гостей! — бодро крикнул он, сгружая баулы у калитки. — Мы тут вам гостинцев привезли, деревенских!
Света, худенькая, бледная, с вечно испуганными глазами, тоже попыталась улыбнуться, но вышло жалко. Пашка же, не говоря ни слова, прошмыгнул мимо Лизы в дом, оставив на свежевымытом крыльце пыльные следы от кроссовок.
Лиза молча открыла калитку. Пропустила свояченицу, помогла мужу затащить неподъемные сумки. Из одной пахло укропом и кислыми яблоками, из другой — чем-то затхлым, будто старой одеждой. В доме тут же стало тесно и шумно. Пашка включил на полную громкость телевизор, Света заметалась по кухне, пытаясь пристроить банки с соленьями.
— Лиза, а куда мне огурчики поставить? А грибочки? Ой, а это что у тебя, компот? А можно Пашеньке? — ее голос, тонкий и назойливый, как комариный писк, сверлил мозг.
Андрей, сделав свое дело, плюхнулся на диван и блаженно вытянул ноги.
— Ух, устал! Дорога — жуть. Светк, ты там чайник поставь, что ли.
Лиза смотрела на этот балаган, и терпение, которое она копила последние полгода, с того самого момента, как Света с сыном впервые приехали «погостить на недельку», лопнуло. Она молча вышла во двор, Андрей пошел за ней, чувствуя неладное.
— Лиз, ты чего? Все в порядке? — он осторожно коснулся ее плеча.
Она резко обернулась. В глазах стояли злые слезы.
— Ты что своей родне пообещал? Что я вас всех кормить буду? — уточнила Лиза у мужа и прикрыла калитку изнутри, отрезая себя от шума в доме.
Андрей растерялся. Он всегда терялся, когда Лиза вот так взрывалась — редко, но метко.
— Да ты чего, Лиз? Они же погостить. У Светки ремонт в квартире, ты же знаешь. Куда ей с ребенком? Не на улицу же.
— Ремонт? Андрей, этот «ремонт» длится уже полгода! Они за это время у нас в общей сложности месяца три прожили! Я работаю в колл-центре, по двенадцать часов выслушиваю чужие проблемы, прихожу домой, чтобы отдохнуть, а у меня тут что? Табор! Пашка носится, все ломает. Света вздыхает и жалуется на жизнь. А ты лежишь на диване, потому что ты устал!
— Ну я же работаю, — обиженно пробормотал Андрей. — На заводе, не в офисе бумажки перебираю.
— А я, по-твоему, не работаю? Я прихожу и становлюсь к плите, чтобы накормить всю вашу ораву! Продукты покупаю я! Коммуналку плачу я! Света за все это время хоть копейку в дом принесла? Хоть раз хлеба купила? Нет! Только «гостинцы» свои возит, от которых в холодильнике места нет!
Она говорила сбивчиво, глотая слова и слезы. Все, что копилось, вырывалось наружу. Как на прошлой неделе Пашка залил ее ноутбук соком, и пришлось отдавать последние деньги за ремонт. Как Света без спроса взяла ее единственное нарядное платье на встречу с подругами и посадила на него жирное пятно. Как они с Андреем уже несколько месяцев не могут просто побыть вдвоем, поговорить, посмотреть фильм в тишине. Их маленькая уютная дача, их крепость, превратилась в проходной двор.
— Лиза, ну перестань. Она же сестра моя, родная кровь. У нее сейчас сложный период. Игорь ее бросил, денег нет, с работой не клеится. Надо помочь человеку, войти в положение.
— Войти в положение? Андрей, мы сами не шикуем! Мы на море копили три года! Помнишь? Хотели в сентябре поехать, в бархатный сезон. И где эти деньги? Часть ушла на ремонт ноутбука. Часть просто... растворилась. Потому что кормить четверых — это не то же самое, что двоих. Я уже молчу про то, что я забыла, когда себе что-то покупала.
Он молчал, виновато опустив голову. Он все понимал. И то, что Лиза права, и то, что сестру выгнать не может. Этот внутренний конфликт делал его несчастным и пассивным. Ему было проще сделать вид, что все в порядке, чем принимать чью-то сторону.
— Я поговорю с ней, — наконец пообещал он. — Честно, поговорю. Скажу, чтобы как-то... ну... участвовала.
— Когда ты поговоришь? Завтра? Через неделю? Когда она в очередной раз приедет «на недельку», которая растянется на месяц? — Лиза с горечью усмехнулась. — Знаешь, я так больше не могу. Это мой дом. И я хочу чувствовать себя здесь хозяйкой, а не прислугой.
Она развернулась и ушла в дом, оставив его одного стоять у калитки.
Ночь была тяжелой. Они лежали в своей спальне, разделенные невидимой стеной обиды. Лиза слышала, как за стеной, в гостиной, ворочается на диване Света, как кашляет во сне Пашка. Своего дома у нее больше не было. Была коммунальная квартира, в которую ее загнал собственный муж из своей безграничной доброты. Доброты, которая была направлена на всех, кроме нее.
Утром Лиза встала с головной болью. На кухне уже хозяйничала Света. На плите что-то кипело, пахло подгоревшим молоком.
— Ой, Лизонька, доброе утро! Я тут Пашеньке кашку решила сварить, а она убежала, — затараторила она, виновато соскребая пригоревшую пенку со дна кастрюли. — Ты не ругайся, я сейчас все отмою.
Лиза молча достала из холодильника йогурт. Есть не хотелось. Хотелось собрать вещи и уехать. Куда угодно. К маме в деревню, к подруге на другой конец города. Лишь бы не видеть этого всего.
Андрей вышел на кухню хмурый. Он бросил на Лизу быстрый взгляд, налил себе кофе и уселся за стол.
— Я сегодня задержусь, — буркнул он, не глядя на нее. — Смена длинная.
— Хорошо, — так же холодно ответила Лиза.
Завтрак прошел в гнетущем молчании, которое нарушал только Пашка, громко чавкающий своей кашей.
Весь день на работе Лиза не могла сосредоточиться. Голоса клиентов в наушниках сливались в один монотонный гул. Она думала о вчерашнем разговоре. Может, она была слишком резка? Но ведь она сказала правду. Сколько можно терпеть? Она вспомнила, как они с Андреем покупали эту дачу. Влезли в кредиты, во всем себе отказывали. Как сами клеили обои, красили полы, как радовались каждой мелочи — новому чайнику, занавескам в цветочек. Это было их гнездо, их мир. А теперь этот мир был разрушен.
Вечером, возвращаясь домой, она решила, что нужно что-то делать. Так жить нельзя. Она зайдет, соберет вещи Светы и Пашки, выставит их за дверь и скажет Андрею: «Выбирай. Или я, или твоя сестра». Мысль была страшной, но придавала сил.
Она вошла в дом, готовая к бою. Но в доме было необычно тихо. Телевизор не работал. Из гостиной доносился тихий, сдавленный плач. Лиза заглянула в комнату. Света сидела на диване, сжавшись в комок, и плечи ее мелко дрожали. Рядом лежал Пашка, укрытый пледом до самого подбородка. Лицо у него было красное, лоб блестел от пота.
— Что случилось? — тихо спросила Лиза, и вся ее решимость куда-то улетучилась.
Света вздрогнула и подняла заплаканные глаза.
— Я не знаю... Он с обеда горит. Температура под сорок, не сбивается ничем. Я «скорую» вызвала, они сказали, вызовов много, ждите.
Лиза подошла и коснулась лба мальчика. Он был огненный. Дышал тяжело, со свистом.
— Давно он так?
— Часа три уже. Я ему и парацетамол дала, и обтирала... Ничего не помогает. Лиз, мне страшно...
И в этот момент Лиза увидела перед собой не наглую родственницу, не нахлебницу, а просто перепуганную до смерти мать. В ее глазах был такой ужас и такая беспомощность, что у Лизы сердце сжалось от жалости. Вся злость, вся обида отошли на второй план. Перед ней был больной ребенок, которому нужна помощь.
— Так, без паники, — сказала она тоном, которым обычно успокаивала истеричных клиентов по телефону. — Где градусник? Уксус есть? Вода? Сейчас будем обтирать.
Следующие два часа пролетели как одна минута. Они вместе со Светой растирали мальчика слабым раствором уксуса, меняли холодные компрессы на лбу. Лиза действовала четко и слаженно, как будто делала это всю жизнь. Она звонила в «скорую» каждые пятнадцать минут, требуя, чтобы к ним приехали быстрее. Света молча и послушно выполняла все ее указания, глядя на нее с надеждой и благодарностью.
Когда наконец приехала «скорая», молодой уставший врач быстро осмотрел Пашку и сказал:
— Подозрение на пневмонию. Надо в больницу, срочно. Собирайтесь.
Света заметалась по комнате, хватая то одно, то другое. Руки у нее дрожали.
— Я... я не знаю, что брать...
— Я соберу, — твердо сказала Лиза. — Ты одевайся и Пашку собери.
Она быстро нашла в шкафу детские вещи, положила в пакет сменное белье, полотенце, кружку, мыло. Схватила из холодильника бутылку воды.
Когда они уже выходили, на пороге появился Андрей. Он смотрел на врача, на бледного Пашку на руках у фельдшера, на плачущую Свету и ничего не понимал.
— Что... что случилось?
— Пашку в больницу забирают, — коротко объяснила Лиза. — Я поеду с ними. Ты оставайся дома, я буду звонить.
В машине «скорой» Света вцепилась в руку Лизы и не отпускала всю дорогу.
— Спасибо тебе, Лизонька... Я бы одна с ума сошла... Прости меня за все.
Лиза только молча сжала ее ладонь в ответ.
В приемном покое была суета. Пашку сразу забрали на рентген, потом в палату. Свете разрешили остаться с ним. Лиза просидела в холодном больничном коридоре до полуночи, пока не вышел врач и не сказал, что состояние мальчика тяжелое, но стабильное. Воспаление легких подтвердилось.
— Вовремя вы его привезли, — сказал доктор, строго глядя на женщин. — Еще несколько часов, и могло быть поздно.
Лиза вышла из больницы на ватных ногах. Ночной город дышал прохладой. Она позвонила Андрею, все рассказала. Он слушал молча, только голос дрожал.
— Я сейчас приеду за тобой, — сказал он.
Он ждал ее у ворот больницы. Когда она села в машину, он просто обнял ее и долго молчал, уткнувшись лицом в ее волосы.
— Прости меня, Лиз, — наконец прошептал он. — Я такой дурак.
— Все хорошо, — тихо ответила она, чувствуя, как напряжение последних дней отпускает ее. — Главное, чтобы Пашка поправился.
Домой они ехали молча. Но это было не то гнетущее молчание, что утром. Это было молчание двух близких людей, которые поняли что-то очень важное без слов.
В пустом доме было непривычно тихо. Лиза прошла на кухню, машинально убрала со стола забытую чашку, вытерла следы от подгоревшего молока на плите. Она посмотрела на клетчатые баулы, сиротливо стоящие в углу. И впервые за долгое время не почувствовала раздражения. Только усталость и странное опустошение.
Андрей подошел сзади и обнял ее за плечи.
— Спасибо тебе. Ты сегодня... ты спасла их. И меня тоже.
— Я ничего не спасала, — покачала головой Лиза. — Просто так надо было.
— Нет. Ты. Я видел, какая Света была растерянная. А ты... ты была как скала. Я понял сегодня, какой я был слепой идиот. Я взвалил на тебя все, а сам спрятал голову в песок. Думал, само рассосется.
Он говорил, а Лиза слушала и понимала, что лед в ее душе тает. Она повернулась к нему.
— Андрей, я просто очень устала. Я люблю тебя, но я не могу быть сильной за всех. Я хочу, чтобы у нас был свой дом, своя жизнь. Чтобы мы принимали решения вместе.
— Так и будет, — твердо сказал он. — Я обещаю. Как только Пашка поправится, я серьезно поговорю со Светой. Найду ей какую-нибудь подработку для начала. Помогу с ремонтом, сам съезжу, проконтролирую рабочих. Хватит ей сидеть на шее. Ей нужно самой на ноги становиться. А мы... мы поедем на море. Обязательно поедем. Даже если придется снова взять кредит. Ты заслужила этот отдых.
Он смотрел на нее так, как не смотрел уже очень давно — с нежностью, восхищением и безграничной любовью. И Лиза поняла, что все будет хорошо. Что они справятся.
Следующие две недели были похожи на военные действия. Лиза и Андрей по очереди ездили в больницу, возили Свете еду и чистые вещи. Андрей действительно взял все в свои руки. Он съездил к сестре на квартиру, нашел бригаду, которая за вменяемые деньги согласилась доделать ремонт. Договорился через знакомых, чтобы Свету взяли уборщицей в офис рядом с ее домом — на первое время, пока не найдет что-то получше.
Света изменилась. Она больше не плакала и не жаловалась. В ней появилась какая-то тихая решимость. Она безмерно благодарила Лизу при каждой встрече, смотрела на нее с таким обожанием, что Лизе становилось неловко.
Когда Пашку выписали, они приехали к ним на дачу — забрать вещи.
— Лизонька, Андрей, я не знаю, как вас благодарить, — говорила Света, укладывая вещи в те же самые клетчатые баулы. — Если бы не вы... Я вам так обязана.
— Глупости не говори, — отмахнулся Андрей. — Мы семья. Должны помогать друг другу. Но и наглеть не должны.
Он сказал это мягко, но Света все поняла и покраснела.
— Я все поняла. Я больше не буду. Вот, возьмите, — она протянула Лизе несколько смятых купюр. — Это немного, но это все, что у меня есть. На коммуналку.
Лиза посмотрела на Андрея. Он кивнул.
— Спасибо, Света, — сказала Лиза и взяла деньги. — Они нам пригодятся.
Провожали их всей семьей. Пашка, похудевший и повзрослевший за время болезни, на прощание вдруг подошел к Лизе и крепко обнял ее.
— Спасибо, тетя Лиза, — прошептал он.
Лиза растерялась и погладила его по голове.
Когда машина такси скрылась за поворотом, они с Андреем еще долго стояли у калитки. Во дворе пахло яблоками и увядающей листвой. Было тихо и спокойно.
— Ну что, хозяйка? — улыбнулся Андрей, обнимая ее. — Принимаешь свой дом обратно?
— Принимаю, — улыбнулась она в ответ, прижимаясь к его плечу. — Только он не мой. Он наш.
Вечером они сидели на крыльце, пили чай с мятой и смотрели на звезды. Впервые за много месяцев им было так хорошо и спокойно вдвоем.
— Знаешь, о чем я подумала? — сказала Лиза. — Может, не надо нам никакого кредита на море. Поедем в следующем году. А сейчас просто... побудем дома. В тишине.
Андрей посмотрел на нее, и в его глазах была такая нежность, что у Лизы защемило сердце.
— Как скажешь, любимая. Как скажешь. Для меня главное, чтобы ты была рядом.
Он накрыл ее ладонь своей большой, теплой рукой. И Лиза поняла, что счастье — это не поездка на море и не отсутствие проблем. Счастье — это когда тебя понимают, ценят и любят. Когда твой дом — это действительно твоя крепость, потому что рядом есть человек, который всегда встанет на твою сторону и подставит плечо. Даже если для этого ему придется пойти против всего мира. Или хотя бы против собственной родни.
Читайте также: