Продолжение повести о двух археологах, которых боги Олимпа отправили прямиком на Троянскую войну.
Один очнулся среди ахейцев, другой — во дворце Приама. И оба пока не догадываются, что стали участниками эксперимента богов, скучающих без рейтингов и зрительских лайков.
Золотой рассвет над морем. В песке лежит античный шлем, рядом — смартфон, экран вспыхивает словами «Сеанс связи с Олимпом установлен». Ветер поднимает пыль, молния мелькает в облаках. Атмосфера — древняя легенда встречает научную фантастику.
Кроме того, мы обогатили традиционный жанр «попаданчества» — юмором, сатирой, гэгами и лузлами.
Но и это — не единственный эксперимент. Помимо нашего персонального ИИ Дядьки Никитича, нашу поветь иллюстрируют и другие генерирующие рисунки нейросети.
Соколов у ахейцев
Пробуждение археолога
Сначала Андрей Соколов решил, что попал в музей. В тот самый, где экскурсоводы так увлечённо кричат на неспокойных детей, что кажется, будто сейчас и динозавр из угла рявкнет, чтобы попросить тишины.
Однако здесь кричали не экскурсоводы.
И не дети.
И даже не динозавры.
Очень похоже на рёв тираннозавра Рекса, пытающегося выбраться из-под груды песка, из которого, как оказалось, в основном и состоит Древняя Греция.
А песок, как выяснилось, — это главный строительный материал Эллады. Видимо, древние греки знали толк в минимализме: «У нас есть песок? Отлично, строим Парфенон!»
Помимо песка, будем честны, в Элладе XIII века до нашей эры было ещё кое-что. В изобилии водились боги, цари и герои.
Над очнувшимся археологом возвышались трое загорелых, мускулистых мужчин в бронзовых шлемах, словно они только что сбежали со съёмок фильма «Троя», но по дороге не только потеряли реквизит и сценарий, но ещё и зашли в бар, где и спустили остатки здравого смысла на чаевые бармену.
Один держал копьё так, будто боялся, что оно сейчас укусит его за руку, другой жевал сухарь с такой сосредоточенностью, что можно было подумать, он участвует в чемпионате мира по медитации над едой, а третий с неподдельным интересом изучал каску Соколова, на которой всё ещё красовался логотип «МГУ. Археология и антропология». Судя по его выражению лица, он уже прикидывал, сколько за этот «артефакт» дадут на чёрном рынке Спарты.
— Эй, странный муж, ты жив? — спросил первый, причём на таком приличном древнегреческом, что Соколов невольно подумал, не преподавал ли этот парень раньше в каком-нибудь университете античной филологии. Хорошо хоть не заговорил гекзаметром — этого бы Соколов точно не выдержал.
Хотя, если честно, гекзаметр в его голове уже начал складываться сам собой:
«О, боги, как же попал я сюда, где копья звенят и песок насыпан в ботинки, и мужи в дивных сияющих шлемах ко мне обращаются, Зевс-громовержец? То были, Афина не даст мне соврать, санитары психушки, куда я попал в сильнейшем нервном расстройстве, и их принимал я за воинов славных, стражей царя в древней Элладе...»
— Зависит от контекста, — пробормотал Соколов, поднимаясь и стряхивая песок с колен, словно это был его утренний ритуал после кофе и просмотра новостей. — А... где я?
— В лагере славных ахейцев, у Микен семивратных, где же ещё! — радостно заявил копейщик с таким энтузиазмом, будто только что выиграл золотую медаль в номинации «Самый жизнерадостный воин года». — Нас прислал сам великий Агамемнон! Ты только представь, он сказал: «Идите туда, найдите странного мужика, который выглядит так, будто только что выпал из другой эпохи, и приведите его сюда!» Мы, конечно, сначала подумали, что он шутит, но, видимо, нет. Наверное, про тебя ему Афина шепнула!
Его товарищ радостно заржал, как будто только что победил в шоу «Кто хочет стать женихом Пенелопы за минуту до того, как Одиссей натянет свой лук» и повторил: — Нас прислал сам великий Агамемнон! Афина шепнула!
Видно было, что второй парень всегда работает вторым номером и немножечко тормоз.
Если это розыгрыш студентов, подумал Соколов, то они явно не просто перешли границы приличия, а снесли их катапультой.
— Агамемнон? — переспросил он, всё ещё надеясь, что это сон. — Тот самый?
— А ты думал, какой? Не певец шансона с Лемноса, а наш, настоящий, из Микен! — копейщик засмеялся, как будто только что придумал лучший анекдот года и получил ангажемент на стендап.
— А ты думал, какой? Настоящий, из Микен!, — повторил за доминирующим самцом его тормознутый дублёр.
Воздух вокруг пах дымом, потом, жареным мясом и... абсурдом. Причём последний ощущался так густо, что хотелось взять нож и нарезать его на порции.
— Мне бы поговорить с вашим начальством, — сказал Соколов, стараясь не выдать, что его культурный шок уже давно был на грани истерики. — С кем-то компетентным.
— Значит, тебе к самому царю.
И Соколов отправился в путь — точнее, его повели. Мимо костров, шатров, жарящихся на вертелах туш баранов и толп полуголых воинов, которые так старательно натирали бронзовую броню оливковым маслом, что казалось, они готовятся не к войне, а к кастингу на звание «Секс-символ Эллады».
Археологу так и хотелось положить на масляные щиты сыр, маслины, помидоры черри и организовать Греческий салат.
«Скользкие парни эти древние греки», — подумал Соколов.
Ахейская бюрократия: писцы и Агамемнон
Царь Агамемнон оказался не столь величественным, как ожидалось. На первый взгляд — прораб на стройке: раздражённый, потный, ругался матом на микенском диалекте, размахивая руками так, будто пытался отпугнуть назойливых мух. Вокруг сидели подчинённые, которые что-то записывали на глиняных табличках и бычьих кожах с таким видом, будто рачительная жена составляла список покупок для страдающего склерозом муженька.
— Кто это? — спросил он, указывая пальцем на странного незнакомца, словно тот только что украл его любимую чашу для вина и собирался использовать её как горшок для фикуса.
— Нашли у моря, без сознания, — ответил копейщик, который явно мечтал, чтобы его самого нашли где-нибудь на пляже, в блаженной отключке, желательно с коктейлем Мохито в руке, в объятиях блондинки с низкой социальной ответственностью. — Говорит странно, но вроде свой.
Агамемнон посмотрел подозрительно, как будто перед ним стоял новый претендент на трон или, что хуже, на его обед.
— Из какой ты фаланги?
— Я из академической среды, — осторожно ответил Соколов, чувствуя, что его ответ может вызвать как минимум недоумение, а как максимум — бронзовым мечом по голове.
— Из Академии? Значит, стратег? Или писец?
— Писец — троянцам, если верить Гомеру, а я — археолог!
— Архео... что? Это как жрец, но с лопатой?
— Учёный, который копает древности.
— Ага! — рассмеялся царь, словно услышал лучший стендап года. — Так ты шпион! Копаешь древности — значит, копаешь под нас! Чей ты шпион, Приама? — Колись!
Хитроумие Одиссея
Ситуацию спас хитроумный Одиссей, известный тем, что умел пить вино не проливая, даже стоя на голове, и был признанным олимпийским чемпионом по похмелью, сарказму и искусству увиливать от мужских обязанностей у себя на Итаке, отбиваясь от харассмента любвеобильной Пенелопы:
— Не кипятись, Агамемнон, — сказал он, лениво потягивая вино — с видом человека, который только что придумал очередную военную хитрость. — Пусть живёт. Может, хоть для анекдотов сгодится. А то наши писцы уже начали шутки из позапрошлого года пересказывать. Скоро дойдут до тех времён, когда Зевс ещё пачкал штанишки и молниями в титанов промахивался. Позор, честное слово.
— Так ты учёный? — уточнил Одиссей, прищурившись, словно проверяя, не шутка ли это. — Отлично. Нам как раз не хватает людей, которые выглядят умными и говорят загадками. Получишь от нас социальный лифт и карьерный рост вплоть до Пифии у Дельфийского оракула! С этого дня ты — советник по инновациям при царском дворе, но дальше двора — не заходи! Дворовым советником будешь!
— По каким именно инновациям? — удивился Соколов, явно не понимая, куда его занесло.
— По любым, — отмахнулся Одиссей, сделав вид, что это самый очевидный ответ на свете. — Главное, чтобы звучало умно. А если что-то пойдёт не так — будем винить тебя и принесём в жертву богам. У нас это национальный вид спорта. Его даже в программу олимпийских игр скоро включат!
Бараны рулят
Так Соколов стал советником по инновациям при царе Агамемноне. Он быстро понял, что внедрение новых идей среди воинов — это как пытаться объяснить Гераклу, что сила — это не всегда решение всех проблем. Особенно, если ты сам даже не можешь поднять камень одной рукой, не говоря уже о том, чтобы вычистить Авгиевы конюшни, ну или убить кого-нибудь.
Да и кого убивать? Соколов мог разве что случайно наступить на муравья, и то извинялся бы минут пять.
Попытка внедрить систему учёта припасов по образцу таблицы Excel закончилась полным провалом. Писцы с подозрением смотрели на таблицы и спрашивали: «Почему просто не орать через весь лагерь? Это же интереснее!» Один из них даже предложил записывать всё не на глиняных табличках, а на камнях, чтобы потом ими метать в нарушителей дисциплины. «Это сразу два в одном, 2С: бухгалтерия (двойная) — и учёт, и наказание!» — гордо заявил он.
«Писец, какие писцы у древних греков», — думал Соколов, в очередной раз вспомнив маленького пушного зверька.
Инновационный рацион питания тоже вызвал бурю эмоций. Когда Соколов предложил разнообразить меню в греческой армии и внедрить сухие пайки, воины посмотрели на его писанину, как автор «Илиады» — на текст песни Стаса Михайлова. «Ничего лучше баранины на гриле не придумано! — возмущённо заявил один из них. — А если ты такой умный, то почему не царь?»
Один особо креативный гоплит даже предложил сделать барана символом царской власти, добавив: «Ну, а что? Баран — это сила, упорство и... да, немного тупости, но кто из нас без греха?». Видимо, намекая на царские рога, которые, как говорят, украшали голову Агамемнона благодаря стараниям прекрасной Клитемнестры.
Древние греки также категорически не приняли греческий салат с греческим сыром фета. «Где баранина?!» — кричали они, размахивая ложками. А когда Соколов предложил греческий национальный танец сиртаки как способ поднятия боевого духа, воины решили, что это новый вид пыток. «Танцы? В бою? Да мы лучше с медузой Горгоной поцелуемся!» — заявили они, дружно отказавшись от нововведений.
Соколов понял, что инновации в древней Греции — это как попытка научить циклопа смотреть в оба.
Катапульту, построенную по его расчётам, Гефест взорвал лично, заявив, что она «оскорбляет его чувство прекрасного».
«Тут не техника нужна, а стиль! Ты посмотри на это чудовище, оно же выглядит, как пьяный кентавр после банкета с нимфами! Есть же уже оружие — меч, копьё, лук, что ты за ерунду придумал?» — заявил он, размахивая молотом, словно дирижёр, управляющий оркестром из кузнечных наковален.
Однако бог войны Арес с ним не соглашался, но не потому, что поддерживал новшества Соколова, а из чистого упрямства. «А мне нравится катапульта! Она такая... брутальная!» — бурчал он, пытаясь запустить камень во дворец царя, но вместо этого попал себе по ноге.
Боги шалят
Никто из ахейских мужей, кстати, даже глазом не моргнул, когда боги появлялись среди них. Ну а что тут такого? Как будто сосед зашёл за солью, только этот сосед с молниями, копьём, лирой или трезубцем.
Вот, например, Посейдон. Тот вообще был частым гостем на побережье: на морских курортах Древней Греции и в рыбацких деревнях.
Высунет из моря свою бородатую голову и начинает давать советы рыбакам: «Опять мелочь ловите? Я же говорил, на червя надо! Или хотя бы на мотыля! Вы что, меня не слушаете? Я же бог морей, а не какой-то там рыбнадзор!».
На курортах, в пятизвёздочных отелях с системой «всё включено», это означало не только скромный «шведский стол», где преобладала баранина в разных вариациях, но и возможность общения с олимпийской тусовкой. А по вечерам в ресторанчике на террасе пиликал (или бренчал?) на лире сам маэстро Аполлон.
Иногда Аполлон, с видом великого творца, откладывал лиру (всё равно никто не верил, что он на ней играет) и, подмигнув публике, усаживался за старенький рояль на табуретку. Греки и туристы бросали ему в шляпу бронзовые монетки, а кто-то даже один раз кинул жетон для метро и фишку в 50 тетрадрахм для Афинского казино.
Аполлон, не теряя самообладания, объявлял: «А сейчас, специально для нашего финикийского гостя из солнечного Вавилона, царя Ашшур-Банапала-Тиглат-Паллисара-Абу-Хериб-Назир-Нипала-Ур-Адад-Ишкура, — (извините, полное имя вавилонского монарха буду произносить до самого столпотворения, поэтому — лишь уменьшительно-ласкательное),— прозвучат арии Елены “О, Адонис!” и Париса “Раз три богини спорить стали” из оперетты “Прекрасная Елена”, музыка Оффенбаха! Исполняется впервые и, возможно, в последний раз!»
У Аполлона была своя маленькая, но крайне шумная группа фанаток, которые, не скупясь на эмоции, кричали: «Жги, божественный!» и забрасывали его ножками барашка, виноградом и даже однажды — половинкой дыни. А чтобы добавить огонька, они поднимали вверх зажжённые палочки кипариса, которые, впрочем, больше дымили, чем горели.
Аполлон, не обращая внимания на дымовую завесу, продолжал играть, как настоящая рок-звезда.
Иногда его увлечение достигало пика, и тогда Зевс, скромно сидящий на галёрке, с молниеносной грацией поджигал рояль и подключал лиру к электричеству. Аполлон, погружённый в экстаз, выдавал на инструменте мощный тяжёлый рок, выл в микрофон и с размахом падал на колени. Он играл на электро-лире, закинув её на колено, на бок, держа над головой и даже за спиной. Его белокурая грива трепетала в такт движению, когда он запрокидывал голову назад. Кульминацией выступления становилось эффектное разбивание табуретки о сцену.
Афродита, богиня любви, была настоящей душой компании у свах. Любила посидеть, поболтать, обсудить, кто с кем и зачем. А вот Гермес... Ох, Гермес. Этот парень был как Дзен-канал, только без кнопки «отписаться».
Летает на своих крылатых сандалиях и раздаёт советы направо и налево. Даже самый терпеливый ахеец в какой-то момент начинал искать, чем бы его огреть.
«Ты неправильно носишь корону, царь! Да, я понимаю, что ты сын царя и внук царя, но я же бог, мне виднее!» — кричал он Агамемнону, уворачиваясь от очередного копья.
Бывало и так, что боги вступали в связи со смертными женщинами и заделывали им детишек. И тогда — рождались герои. Особенным ходоком и любителем клубнички слыл Зевс, который для этих целей прикидывался то лебедем, то золотым дождём, однако ахейские девицы и бабоньки всегда распознавали громовержца, не слывшего большим мастером по маскировке.
Ахейские дамы сразу понимали, кто перед ними, и только вздыхали: «Ох, опять Зевс. Ну ладно, заходи, громовержец, чайник уже ставлю».
Частенько ревнивая супружница Зевса Гера уводила греховодника с очередного ложа, ухватив его за бороду и говоря очередной молодухе: «Ты в следующий раз гони старого козла! Героя ты конечно от него родишь, но кому нынче нужны герои-то? Нет, чтобы матери помочь: козу подоить, дрова нарубить, герой-то только чуть подрастёт, так сразу и на подвиги потянет! И пойдёт по миру шляться, подвиги совершать, и поминай, как звали!»
Кто ты, воин?
На шатре Соколова висела табличка: «Советник по инновациям. Приём с рассвета до первой молнии». И молнии, кажется, сверкали над шатром консультанта всё чаще. Возможно, Зевс тоже был недоволен его инновациями.
Иногда к нему заглядывал Ахилл.
— Ну что, нашёл способ победить Трою без войны? Может, вай-фай проведёшь? А то мой Instagram завис.
— Да тут и без проводов электричества хватает, — бурчал Соколов, глядя на разряженные облака.
Ахилл смеялся так заразительно, что даже его плащ начинал развеваться от хохота. Он был абсолютно уверен: исход войны зависит исключительно от того, насколько эффектно этот плащ трепещет на ветру.
«Если мой плащ выглядит как на обложке модного журнала, победа уже в кармане, — уверял он, пританцовывая перед зеркалом и поправляя складки. — Остаётся ждать, когда изобретут журналы, но это ведь плёвое дело! Немного подождать, и Троя наша!»
Соколов, пытаясь вразумить героя и внушить ему хоть каплю здравого смысла, цитировал культовую фразу из фильма «Троя»: «Кто ты, воин?!», и напоминал герою греков, что он, Ахиллес — сын Пелея, а значит, обязан победить Гектора.
Но Ахилл лишь махал плащом и отвечал: «С этим вопросом — к Брэду Питту, а мне столько денег не платят!».
Дорогой дневник, и фанат богера, Одиссей
Соколов вёл дневник, записывая туда свои наблюдения и самые странные моменты жизни в военном лагере греков и во дворце царя Микен. Иногда ему казалось, что кто-то его читает. И этот «кто-то» знал, где он находится.
Однако просмотров его записи собирали немного, поскольку техподдержка его блога, который он вёл на песке — не баловала, и давала очень мало показов. Ну, выйдет из пены морской Афродита и прочитает, высунет из волны башку Посейдон, и полюбопытствует, спешащий по своим делам Гермес, пролетая над постом блогера на крылатых сандалиях, прочтёт по диагонали, и хмыкнет... На песке буквы долго не задерживались, их смывала морская вода.
Что же касается царя, то Агамемнон монетизировал ЖЖ своего консультанта почти исключительно жареной бараниной, разбавленным вином и оливковым маслом, лишь изредка балуя Соколова бронзовой монеткой.
Однако был у археолога и самый преданный читатель, это был хитроумный Одиссей, который всегда знал всё — и даже больше. Говорили, что он даже знал, где в лагере прячут печеньки, и где царь держит ночью вставную челюсть.
Дождавшись, пока Агамемнон положит в бронзовый стакан свои зубы из морского жемчуга, подарок на днюху царю от Посейдона, Одиссей прокрадывался на кухню и уничтожал съестные припасы и вино из царских погребов.
В остальное же время он весьма хитроумно выпрашивал сладости у царской поварихи, доброй толстухи, жалеющей одинокого, скитающегося по свету мужчинку, который никак не приплывёт на свой остров Итака, под тёплый бочок супруги Пенелопы.
«На, вкусненького, горемыка!», — говорила повариха, суя Одиссею в рот конфету или наливая тарелку борща.
Одиссей без зазрения совести жрал и изобретал в уме Троянского коня или ещё какую-нибудь хитроумную пакость...
Греческие воины знали всё, и за глаза называли царя Итаки не хитроумным, а хитропопым.
«Здравствуй, дорогой дневник...», — однажды выцарапал Соколов бронзовым наконечником стрелы на глиняном черепке, но дальше дело застопорилось, ведь места для других букв не оставалось.
«Ну что ж, минимализм нынче в моде», — подумал советник по инновациям, рассматривая своё произведение, и добавил: «Это будет арт-хаус, челлендж или флешмоб! Вот найдут коллеги — археологи будущего эту черепушку, то-то удивятся!»
Михаил у троянцев
Игнорируемая Кассандра
Михаил Горин очнулся под звуки лиры и аромат жареного барашка, который витал в воздухе. Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая небо в золотисто-розовые тона. Рядом слышались голоса, смех и звяканье посуды, словно он оказался на празднике, который давно уже в разгаре.
К нему подбежала девушка с золотыми локонами, одетая в белоснежный хитон, украшенный тонкой золотой вышивкой:
— О боги! Он жив! — воскликнула она, её глаза светились искренним волнением.
— Ну... это как посмотреть, — прохрипел Горин, пытаясь собрать мысли. — А вы... из какого театра? Софокл, Еврипид, или что-то более современное, продвинутое? Богомолов, Серебренников?
Девушка нахмурилась, слегка склонив белокурую головку:
— Театр? Я Кассандра, дочь Приама.
— Пророчица, которую никто не слушает? — уточнил Михаил, оглядывая её с лёгким недоверием и тут же теряя к ней интерес. — Ну, это многое объясняет. Особенно ваш карьерный кризис.
— Именно, — вздохнула она с грустью, опустив глаза. — Радуюсь каждому собеседнику. Вы хотя бы отвечаете. Обычно меня просто игнорируют. Даже чат-боты.
Эту реплику Кассандры Горин, впрочем, проигнорировал. Ирония, конечно, зашкаливала.
Явление Приама
В этот момент появился сам царь Илиона Приам — высокий, величественный старик с густой седой бородой и глазами, полными древнего скепсиса. Его шаги были тяжёлыми, но осанка оставалась царственной.
— Кто ты, воин? — спросил он, окинув Горина оценивающим взглядом, словно бы не замечая дочурку.
— Появился из ниоткуда, отец, — ответила Кассандра. — Возможно, бог. Или курьер доставки жареной баранины из сети быстрого питания "Нектар и амброзия". Сейчас трудно различить, но я бы предпочла еду, богов у нас и так полно, куда не плюнь, обязательно попадёшь в бога, царя или героя.
С этими словами Кассандра плюнула, и попала в отца.
Однако папаша даже не взглянул на своё белокурое чадо. Даже родной батя не замечал бедняжку!
— Царь Приам — болван! — в отчаянии крикнула наказанная богами Кассандра. — Может, хоть это пророчество сбудется?
Отец не повёл и ухом. Кажется, у него был иммунитет к предсказаниям дочери.
Приам хмыкнул, его губы слегка изогнулись в саркастической улыбке, как будто он услышал бородатый пошлый анекдот про то, что делал Ясон между Сциллой и Харибдой.
— Отлично! Назначим тебя летописцем. Мы живём в легендарное время, а у нас ни одного нормального хрониста. Один рифмует “Ахилл — дебил”, другой — завёл канал на Дзене и строчит в техподдержку, протестуя против отмены монетизации постов на дорийском диалекте. Это позор!
— Летописец? — переспросил Горин, всё ещё ошеломлённый. — А можно мне хотя бы трудовой договор? Вообще-то я самозанятый фрилансер!
— Трудовой договор? — Приам прищурился. — Это что-то из ваших варварских обычаев? У нас тут всё проще: пишешь — ешь баранину, не пишешь — отправляешься к Аиду пешим туром, а если отказываешься потрудиться ради Илиона — отправляешься к Харону экспресс-доставкой.
Так Михаил Горин стал летописцем при дворе Приама, хотя всё ещё не понимал, как оказался в этом сториз.
Прибыл Гектор
Позже, когда вечернее пиршество уже подходило к концу, к Горину подошёл Гектор — высокий и мощный воин, с серьёзным выражением лица, но немного туповатый:
— Говоришь, ты из будущего? Тогда скажи: мы победим? — его голос был твёрдым, но в глазах мелькала искра сомнения.
Михаил задумался на мгновение, а затем с лёгкой улыбкой ответил:
— Это зависит от сценариста и продюсера.
— От кого? — Гектор нахмурился, не понимая.
— От богов! — быстро поправился Горин, стараясь не выдать лишнего.
— Вот! — воскликнула Кассандра, которая стояла неподалёку и внимательно слушала разговор. — Я же говорила! Всё предопределено!
Но никто даже не посмотрел на режущую правду-матку Кассандру.
Парис и Елена
Приам тяжело вздохнул, проведя рукой по бороде, словно пытаясь найти ответы на вопросы, которые давно его терзали. Старик сомневался, стоит ли за невестку, украденную у Менелая младшеньким, отдавать грекам на растерзание город.
Парис, лениво раскинувшись на мягких подушках, зевнул, явно скучая от всей этой философии.
— Может, хватит уже? — пробормотал он, потягиваясь так, будто собирался дотянуться до Олимпа. — Лучше расскажите, кто из богов сегодня за нас. А то я уже запутался — такое ощущение, что они сами не знают, за кого болеют в своих фан-зонах.
Елена, сидевшая рядом, с грацией кошки поправила свою причёску, ловя отражение в полированном бронзовом зеркале.
— Парис, дорогой, — заметила она, не отрываясь от своего отражения, как будто оно могло сбежать, — главное, чтобы я была на твоей стороне. Остальное — мелочи. А чем тут валяться, потренировался бы с копьём и мечом. Серьёзно, ты хоть понимаешь, что через две главы тебе с Менелаем сражаться? Или надеешься, что он поскользнётся на банановой кожуре при виде твоей смазливой мордашки? Ты вообще в курсе, где растёт ближайший от Трои банан? Не ближе Египта, а наши боги не особенно ладят с Амоном, Гором, Сетом и прочими, так что бананов не будет!
Тем временем Кассандра аккуратно вывела на песке большим пальчиком своей очаровательной босой ножки:
«Если вы это читаете — не тащите коня в город. Никогда».
Закончив, она задумчиво посмотрела на надпись, надеясь, что хоть кто-то обратит на неё внимание.
Как обычно, всем было ни до её предсказаний, ни до неё самой. Просто всем было до фонаря!
— Всем до меня как до фонаря!, — крикнула бедняжка.
— Как быстро темнеет..., — пробормотал Приам. — Пусть слуги внесут фонарь!
Раб с чашей вина и бараньей ногой на подносе наткнулся на царскую дочь, уронил ношу и недоумённо захлопал глазами.
— Вот растяпа!, — прокомментировал Парис. — Споткнулся на ровном месте! Наверное, опять думал о том, как я прекрасен.
— Отец! Меня все игнорируют!, — в отчаянии закричала Кассандра.
— Кто-то что-то сказал, или у меня в ухе звенит?, — поинтересовался Приам. И продолжил: — Ну вот и вечер. Пора царю, то есть мне, начать приём просителей. Кто там первый?
— Я, папа! Почему ты меня не замечаешь?!
— Следующий!, — рявкнул Приам, глядя сквозь дочурку.
Между Микенами и Троей
Знаки и символы
Соколов прижился среди ахейцев.
Он рассчитал норму баранов на время осады Трои и на финальный банкет после взятия города, и составил табличку, зашифровав свои мысли:
= 547 ЕСЛИ(жертвы>победы;“всё плохо”;“идём на Трою” %# 123...0).
Археолог был пацифистом, и эти загадочные письмена обозначали: «Если бараны одинаковы что в Элладе, что в Трое, то к чему эта дурацкая война?», с хештегом #пройдётзиманаступитлетоспасибопутинузаэто
Одиссей восторгался:
— Магия букв, колдовство цифр, волшебный хештег! Ты — настоящий учёный!
Горин адаптировался в Трое: рассказывал про парламенты, демократии и интернет.
Приам слушал внимательно:
— И ты уверен, что это просуществует хотя бы тысячу лет?
— Ну... интернет, может, да, — мялся Горин. — А вот парламенты... сильно сомневаюсь.
Оба археолога иногда смотрели на небо и видели один и тот же знак — глаз и молнию. Этот символ повторялся снова и снова, словно пытаясь что-то сказать. Они не могли объяснить его происхождение, но чувствовали, что он связан с их приключениями.
Олимпийские игры
На Олимпе включили прямую трансляцию.
— Итак, дорогие боги и богини, господа и дамы, товарищи и гражданки! — объявил Гермес. — В левом углу арены — консультант по инновациям Соколов! В правом — летописец царя Горин! Ставки принимаются до первой молнии!
Афина хотела посмотреть драмеди.
Арес предвкушал кровавый военный триллер.
Афродита улыбалась:
— Пусть Горин побудет при Елене. У нас давно не было приличной мелодрамы.
Боги на связи
Ночью Соколов проснулся от шёпота:
— Приём... приём...
Над ним в воздухе висела фигура в крылатых сандалиях.
— Кто вы?
— Гермес. Бог связи. У нас для тебя апдейт.
— Апдейт?
— Версия “Олимп 2.0”. Мы наблюдаем за тобой и твоим коллегой.
— Михаил жив?
— Более чем. Только не говори ему, что я был. Пусть сюжет развивается естественно.
— Сюжет?!
— Конечно. Но пока мы не определились с жанром!
И Гермес исчез.
На полированным бронзовом щите, который забыл в шатре Соколова Ахиллес, вспыхнула надпись:
“СЕАНС СВЯЗИ УСТАНОВЛЕН. МИХАИЛ ГОРИН: ONLINE.”
В ту же секунду в Трое проснулся Горин.
Перед ним стояла Кассандра:
— Я видела сон. Двое людей из будущего свяжутся — и это изменит войну.
— Двое?, — на этот раз деву не проигнорировали.
— Да. Но связь между вами опасна. Если боги вмешаются — реальность треснет.
В небе ударила молния.
Из облаков донёсся голос Зевса:
— Начинается вторая фаза эксперимента.
Гром гремел, лагерь ахейцев гудел, в Трое выли собаки. Агамемнон в своём дворце в Микенах уронил бронзовый стакан со вставной челюстью. Одиссей на царской кухне торопливо доедал вчерашние щи.
На Олимпе зазвучала лира Аполлона, сгенерированная мелодия ИИ Suno стелилась над облаками, и Гермес торжественно объявил:
— Дамы и господа, “Экспедиция XIII”. Третья глава — окончена!