– Серьёзно, Сережа? – Наташа замерла. Её карие глаза расширились от удивления, но внутри уже закипало раздражение. – Ты мне ультиматумы ставишь? В моей собственной квартире?
Сергей стоял, скрестив руки на груди, в своей любимой синей футболке. Его тёмные волосы были растрёпаны, будто он весь день нервно проводил по ним рукой. Наташа знала этот взгляд – упрямый, с лёгкой искрой гнева, которая всегда появлялась, когда он чувствовал себя загнанным в угол. Но сегодня что-то было иначе. В его тоне сквозила не просто решимость, а отчаянная твёрдость, как будто он репетировал эту фразу перед зеркалом.
– Это не ультиматум, Наташ, – Сергей понизил голос, но от этого он звучал только жёстче. – Это факт. Моя мать не может жить одна, ей нужна помощь. И прописка в твоей квартире – единственный выход.
Она выпрямилась, чувствуя, как напрягаются мышцы шеи. Пять лет брака, сотни вечеров за общим столом, разговоры о будущем, о детях, о путешествиях – и вот теперь он стоит перед ней, требуя прописать в её квартире свою мать, Лидию Петровну, женщину, которая с первого дня их знакомства смотрела на Наташу так, словно та украла у неё сына.
– Сережа, – Наташа старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело, – квартира досталась мне от бабушки. Это мой дом. Я не хочу, чтобы кто-то ещё был тут прописан. Мы это уже обсуждали.
– Обсуждали, – кивнул он, но в его голосе появилась горечь. – И каждый раз ты говоришь одно и то же: «Это моё». А я? Я что, не часть твоей жизни? Или моя мать – чужая для тебя?
Наташа отвернулась к окну, чтобы не видеть его обвиняющий взгляд. За стеклом, во дворе, дети носились вокруг качелей, а старушки на лавочке обсуждали что-то, активно жестикулируя. Обычный вечер в спальном районе. А здесь, в их с Сергеем маленькой двушке, разворачивалась настоящая драма.
Она вспомнила, как впервые привела Сергея сюда, в эту квартиру, доставшуюся ей от бабушки. Тогда всё было иначе: они смеялись, мечтали, как будут здесь жить, как сделают ремонт, повесят яркие шторы, заведут кота. Кота так и не завели, а шторы повесили – голубые, которые выбирали вместе. И всё это время Наташа чувствовала, что этот дом – её крепость, её убежище, место, где она может быть собой. А теперь? Теперь её муж требует впустить в эту крепость Лидию Петровну, которая уже однажды перевернула их жизнь вверх дном.
– Сережа, – Наташа повернулась к нему, стараясь подобрать правильные слова, – я не против твоей мамы. Ты знаешь. Но прописка – это серьёзно. Это юридически меняет всё. А если она захочет продать свою долю? Или сдавать комнату?
– Ты что, думаешь, моя мать – мошенница? – Сергей повысил голос, и Наташа невольно вздрогнула. – Она просто хочет быть поближе к нам! Ей одиноко, Наташ. Она не справляется одна.
– Тогда почему бы ей не переехать к твоей сестре? – вырвалось у Наташи. – У Лены же просторная трёшка, и она ближе к центру. Почему именно моя квартира?
Сергей замолчал, и в его молчании было что-то тяжёлое, как будто он сам не до конца верил в свои слова. Он подошёл к окну, постоял, глядя на двор, и наконец сказал:
– Потому что Лена отказалась. Сказала, что у них с мужем и так тесно, с двумя детьми. А у нас – только мы вдвоём.
Наташа почувствовала, как внутри что-то сжалось. Только они вдвоём. Эти слова, которые когда-то звучали как обещание счастья, теперь казались обвинением. Она медленно опустилась на диван, чувствуя, как усталость накатывает волной.
– И что, – тихо спросила она, – я теперь должна пожертвовать своим домом, потому что твоя сестра не хочет брать маму к себе?
– Это не жертва, Наташ, – Сергей сел рядом, но не коснулся её, как делал обычно, когда хотел помириться. – Это помощь. Семейная. Разве мы не семья?
Наташа посмотрела на него – на его знакомые черты, на лёгкую щетину, на морщинку между бровями, которая появлялась, когда он нервничал. Она любила этого мужчину. Любила его смех, его привычку напевать под нос, когда готовил яичницу, его неуклюжие попытки утешить её, когда она плакала. Но сейчас она видела перед собой не просто мужа, а человека, который ставит её перед выбором: либо её дом, либо их брак.
– Я подумаю, – наконец сказала она, поднимаясь с дивана. – Но не жди, что я сразу скажу «да».
Сергей кивнул, но в его взгляде было разочарование.
– Хорошо. Подумай. Но не тяни, ладно? Мама ждёт.
На следующий день Наташа проснулась с тяжёлой головой. Ночью она почти не спала, ворочаясь и прокручивая в голове вчерашний разговор. Сергей ушёл на работу рано, оставив на столе записку: «Прости за вчера. Люблю. Поговорим вечером». Она смотрела на эту записку, на его аккуратный почерк, и чувствовала, как внутри борются любовь и раздражение.
Кухня пахла свежесваренным кофе – Сергей, как всегда, оставил ей полную турку. Наташа налила себе чашку, но даже привычный аромат не приносил утешения. Она села за стол, глядя на голубые шторы, которые теперь казались ей чужими. Всё в этой квартире было её – каждая полка, каждый светильник, каждая трещинка на потолке, которую она знала наизусть. Это было её место. Её бабушка, Анна Ивановна, завещала эту квартиру именно ей, с наказом: «Береги свой угол, Наташка. Это твоя свобода».
Бабушка знала, о чём говорила. Она сама всю жизнь боролась за свою независимость – сначала от властного отца, потом от мужа, который пытался диктовать ей, как жить. И теперь Наташа чувствовала, что предаёт её завет, даже думая о том, чтобы согласиться на прописку Лидии Петровны.
Телефон завибрировал на столе, вырывая её из мыслей. Это была Лена, сестра Сергея.
– Привет, Наташ, – голос Лены звучал взволнованно. – Слышала, у вас там с Сережей буря?
– Откуда знаешь? – удивилась Наташа.
– Он вчера звонил, – Лена вздохнула. – Рассказал про маму. Про прописку. Слушай, я понимаю, что ты злишься. Я бы тоже на твоём месте взбесилась.
– Тогда почему ты отказалась? – Наташа не смогла сдержать лёгкую язвительность. – У вас же места побольше.
Лена замолчала на секунду, и Наташа представила, как она сидит в своей светлой гостиной, окружённая детскими игрушками и книгами.
– Потому что я знаю, как это будет, – наконец сказала Лена. – Мама начнёт всё перестраивать под себя. Она уже пыталась, когда гостила у нас пару недель. Переставляла мебель, критиковала, как я готовлю, даже пыталась учить моих детей, как правильно чистить зубы! Я просто не выдержала.
– И решила, что я должна это терпеть? – Наташа почувствовала, как в горле встаёт ком.
– Нет, Наташ, – голос Лены стал мягче. – Я просто... я не знаю, как это остановить. Мама всегда такая. Она не нарочно, просто... ей кажется, что она лучше знает, как надо.
– А Сергей этого не видит, – горько сказала Наташа. – Для него это просто «помощь маме».
– Он всегда был её любимчиком, – Лена усмехнулась. – Но ты не сдавайся, ладно? Если решишь отказать, я тебя поддержу.
После разговора Наташа долго сидела, глядя в пустую чашку. Лена была права: Лидия Петровна не просто хотела прописку. Она хотела контроль. Наташа вспомнила, как год назад свекровь приезжала к ним на месяц, когда у неё был ремонт в квартире. Тогда она переставила все кастрюли на кухне, выбросила Наташины любимые свечи («Они же пахнут химией!») и каждый вечер учила её, как правильно гладить рубашки Сергея. Наташа терпела, потому что это было временно. Но теперь? Теперь это могло стать её жизнью.
День тянулся медленно. Наташа пыталась занять себя делами – разобрала шкаф, полила цветы, даже начала готовить ужин, но мысли всё время возвращались к словам Сергея: «Либо моя мать, либо я». Она чувствовала себя загнанной в угол. Согласиться – значит потерять контроль над своим домом. Отказать – значит рисковать браком.
Когда Сергей вернулся с работы, в квартире пахло жареной картошкой и укропом. Наташа стояла у плиты, но её движения были механическими, как будто она выполняла чужую работу.
– Вкусно пахнет, – Сергей улыбнулся, пытаясь разрядить атмосферу. – Ты как?
– Нормально, – Наташа не повернулась к нему. – А ты?
Он снял куртку, повесил её на вешалку и подошёл ближе.
– Наташ, я не хотел тебя вчера обидеть, – сказал он тихо. – Просто... мама правда в беде. Ей тяжело одной. Она боится, что останется совсем одна, если мы не поможем.
Наташа выключила плиту и наконец посмотрела на него.
– А ты спросил, чего боюсь я? – её голос был спокойным, но в нём чувствовалась стальная нота. – Ты хоть раз подумал, что будет, если твоя мама переедет сюда? Как это изменит нашу жизнь?
Сергей нахмурился, но не отвёл взгляд.
– Я знаю, она бывает... сложной, – сказал он. – Но она моя мать. Я не могу её бросить.
– А меня можешь? – вырвалось у Наташи.
Слова повисли в воздухе, тяжёлые, как грозовые тучи. Сергей открыл рот, чтобы ответить, но замолчал, словно не знал, что сказать.
– Я не это имел в виду, – наконец выдавил он. – Ты же знаешь, что я тебя люблю.
– Тогда почему я должна выбирать между тобой и моим домом? – Наташа почувствовала, как слёзы подступают к глазам, но сдержалась. – Почему ты не можешь просто сказать своей маме «нет»?
Сергей отвернулся, потирая шею – его привычный жест, когда он нервничал.
– Потому что она не справится одна, – тихо сказал он. – Ты не понимаешь, Наташ. Она не говорит об этом, но я вижу. Она боится одиночества. После смерти папы она изменилась. Стала... уязвимой.
Наташа молчала, переваривая его слова. Впервые за всё время она услышала в голосе Сергея не упрямство, а боль. Она знала, что смерть отца сильно ударила по Лидии Петровне. Но всё равно не могла избавиться от чувства, что её используют.
– Я понимаю, что тебе её жалко, – медленно сказала она. – Но почему решение её проблем должно стать моей проблемой?
Сергей посмотрел на неё, и в его глазах было столько усталости, что Наташа на секунду почувствовала себя виноватой.
– Давай найдём компромисс, – предложил он. – Может, не прописку, а временную регистрацию? На год, например.
Наташа покачала головой.
– Временная регистрация – это тот же контроль, просто с отсрочкой. Я не хочу, чтобы мой дом перестал быть моим.
– А я не хочу, чтобы моя мать осталась на улице! – вспыхнул Сергей.
– Она не на улице, Сережа! – Наташа тоже повысила голос. – У неё есть квартира, пенсия, ты, Лена! Почему всё должно ложиться на мои плечи?
Разговор зашёл в тупик. Они стояли друг напротив друга, разделённые кухонным столом, как двумя разными мирами. Наташа чувствовала, как внутри нарастает решимость. Она не хотела терять Сергея. Но и себя терять она тоже не хотела.
– Я дам тебе время подумать, – сказал Сергей, беря куртку. – Пойду прогуляюсь.
Дверь хлопнула, и Наташа осталась одна. Она медленно опустилась на стул, глядя на остывающую картошку в сковороде. В голове крутилась только одна мысль: что будет дальше?
На следующий день Наташа решила встретиться с подругой Катей, чтобы хоть немного отвлечься. Они сидели в маленьком кафе на углу, где пахло свежей выпечкой и корицей. Катя, яркая блондинка с вечно растрёпанной чёлкой, внимательно слушала, помешивая кофе.
– Он правда сказал, что уйдёт, если ты не пропишешь его мать? – Катя покачала головой. – Это шантаж, Наташ. Чистой воды.
– Я знаю, – Наташа вздохнула, отщипывая кусочек круассана. – Но он говорит, что его мама боится одиночества. И я.. я начинаю думать, что, может, я слишком жёсткая?
– Жёсткая? – Катя фыркнула. – Ты защищаешь свой дом! Это нормально. Если бы он так заботился о своей маме, мог бы сам её к себе прописать. У него же есть доля в её квартире, верно?
Наташа кивнула. У Сергея действительно была доля в квартире Лидии Петровны, но он никогда не говорил о том, чтобы использовать её для решения проблемы.
– Вот именно, – продолжала Катя. – Он просто знает, что твоя квартира – лакомый кусок. Двушка в хорошем районе, без долгов, без ипотеки. А если его мама получит прописку, это уже юридически её часть. И кто знает, что она потом захочет?
– Ты думаешь, они задумали что-то? – Наташа нахмурилась.
– Не знаю, – Катя пожала плечами. – Но я бы на твоём месте проверила всё. И поговорила бы с юристом. На всякий случай.
Юрист. Эта мысль не приходила Наташе в голову, но теперь она казалась очевидной. Она поблагодарила Катю и, вернувшись домой, начала искать контакты знакомого юриста, который когда-то помогал её бабушке с завещанием.
Вечером, когда Сергей вернулся, Наташа была готова к разговору. Но он выглядел ещё более усталым, чем вчера.
– Я говорил с мамой, – сказал он, садясь на диван. – Она плакала. Говорит, что чувствует себя никому не нужной.
Наташа почувствовала укол вины, но быстро отогнала его.
– Сережа, я понимаю, что ей тяжело, – сказала она. – Но я не готова жертвовать своим домом. Я предлагаю другой вариант: мы можем помогать ей деньгами, нанимать сиделку, если нужно. Но прописка – это нет.
Сергей посмотрел на неё долгим взглядом.
– Ты правда не хочешь помочь? – тихо спросил он.
– Я хочу, – ответила Наташа. – Но не ценой своей свободы.
Он встал и направился в спальню.
– Тогда, может, мне правда лучше уйти, – бросил он через плечо.
Наташа замерла, чувствуя, как сердце пропустило удар. Она ждала, что он обернётся, скажет, что пошутил, что они найдут выход. Но он просто закрыл за собой дверь.
И в этот момент Наташа поняла: это не конец разговора. Это начало чего-то гораздо большего. Но что ждёт её впереди – компромисс или разрыв?
Наташа сидела на кухне, глядя на тёмное окно, за которым мелькали огни соседних домов. В руках она сжимала телефон, на экране которого застыло сообщение от юриста: «Приезжайте завтра в 10. Разберёмся с пропиской». Она так и не ответила, только перечитывала эти слова, будто они могли дать ей ясность. Сергей спал в спальне – или делал вид, что спит. После его вчерашнего «может, мне лучше уйти» они почти не разговаривали. Только короткие фразы: «Ужин на столе», «Я задержусь на работе». Тишина между ними была густой, как туман, и Наташа чувствовала, как она душит её.
– Ты чего не спишь? – голос Сергея вырвал её из мыслей. Он стоял в дверях кухни, в мятой футболке и с растрёпанными волосами.
– Не могу, – Наташа пожала плечами, не глядя на него. – Думаю.
Он подошёл к столу, налил себе воды из кувшина и сел напротив. Стакан звякнул о столешницу, и этот звук показался оглушительным в ночной тишине.
– Наташ, – начал он, но замялся, словно подбирал слова. – Я не хочу, чтобы мы ссорились. Правда.
– Тогда почему ты ставишь меня перед выбором? – она наконец подняла глаза. – Ты или твоя мать. Это нечестно, Сережа.
Он вздохнул, потирая виски.
– Я не хотел, чтобы это выглядело так, – сказал он. – Просто... я не знаю, как ещё помочь маме. Она звонила сегодня. Плакала. Говорит, что чувствует себя брошенной.
Наташа почувствовала, как в груди снова шевельнулась вина, но тут же подавила её. Она вспомнила слова Кати: «Это шантаж». И всё же слова Сергея задели её. Лидия Петровна всегда умела манипулировать сыном – Наташа видела это ещё в начале их брака. То она жаловалась на здоровье, то на одиночество, то на соседей, которые «слишком шумят». И каждый раз Сергей бросался её спасать, как рыцарь на белом коне.
– Сережа, – Наташа старалась говорить мягко, – я понимаю, что ты хочешь ей помочь. Но прописка в моей квартире – это не выход. Это мой дом. Моя крепость.
– А я что, не часть этой крепости? – в его голосе появилась обида. – Или я тут просто гость?
Наташа открыла рот, чтобы ответить, но слова застряли в горле. Она хотела сказать, что он её семья, что она любит его, но мысль о прописке Лидии Петровны, о её постоянном присутствии в их жизни, сковывала её.
– Ты не гость, – наконец сказала она. – Но это не значит, что я должна соглашаться на всё, что ты просишь.
Сергей откинулся на спинку стула, глядя в потолок.
– Знаешь, – тихо сказал он, – иногда мне кажется, что ты не доверяешь мне.
– А ты мне? – Наташа наклонилась вперёд, её голос стал резче. – Ты хоть раз спросил, чего я хочу? Или для тебя важно только то, что хочет твоя мама?
Он молчал, и это молчание было хуже любого ответа. Наташа встала, чувствуя, как внутри нарастает буря.
– Я иду спать, – бросила она. – Завтра поговорим.
Но утром разговора не получилось. Сергей ушёл на работу, даже не попрощавшись, а Наташа поехала к юристу.
Офис юриста находился в старом здании. Пахло пылью и кофе, а в приёмной гудел старый кондиционер. Юрист, Игорь Николаевич, пожилой мужчина с густыми седыми бровями, выслушал Наташу внимательно, делая пометки в блокноте.
– Итак, – он отложил ручку, – вы не хотите прописывать свекровь в своей квартире, потому что боитесь потерять контроль над собственностью. Правильно?
– Да, – кивнула Наташа. – Это квартира от моей бабушки. Я единственный собственник. И я.. я не хочу, чтобы кто-то ещё имел на неё права.
Игорь Николаевич поправил очки и посмотрел на неё с лёгкой улыбкой.
– Юридически вы правы, – сказал он. – Прописка не даёт права собственности, но может создать проблемы. Например, если свекровь зарегистрируется, а потом откажется выписываться, вам придётся решать это через суд. Или, скажем, если она начнёт сдавать комнату без вашего согласия.
– Она на такое способна? – Наташа почувствовала, как холодок пробежал по спине.
– Люди разные, – пожал плечами юрист. – Но я бы на вашем месте был осторожен. Особенно если ваш муж так настаивает. Вы уверены, что за этим нет какого-то скрытого мотива?
– Скрытого мотива? – Наташа нахмурилась. – Что вы имеете в виду?
– Ну, – Игорь Николаевич постучал ручкой по столу, – иногда родственники используют прописку как способ закрепить свои права на жильё. Например, чтобы потом претендовать на долю в случае развода или наследства.
– Развода? – Наташа почувствовала, как сердце сжалось. – Мы с Сергеем не собираемся разводиться.
– Конечно, – юрист кивнул. – Но жизнь непредсказуема. Лучше заранее всё продумать.
Наташа вышла из офиса с гудящей головой. Слова юриста крутились в её мыслях, как заезженная пластинка. Развод. Наследство. Скрытый мотив. Она не хотела думать о Сергее как о человеке, способном на обман, но семя сомнения уже было посеяно.
Дома её ждал сюрприз. На кухне сидела Лидия Петровна, попивая чай из Наташиной любимой кружки с ромашками. Её чемодан стоял у двери, а на столе лежала стопка документов.
– Наташа, здравствуй, – свекровь улыбнулась, но в её улыбке было что-то натянутое. – Сережа сказал, ты сегодня дома. Вот, решила заехать.
– Здравствуйте, – Наташа старалась говорить вежливо, хотя внутри всё кипело. – А.. зачем чемодан?
– Ой, да это так, на пару дней, – Лидия Петровна махнула рукой. – У меня в квартире ремонт начался. Трубы меняют. Сережа сказал, вы не против, если я поживу у вас.
Наташа замерла. Сережа сказал? Она медленно поставила сумку на пол, чувствуя, как кровь приливает к вискам.
– Он не говорил мне об этом, – сказала она, стараясь держать голос ровным.
– Ну, наверное, забыл, – Лидия Петровна пожала плечами, но в её глазах мелькнула искорка, будто она наслаждалась ситуацией. – Ты же не против? Я ненадолго.
Наташа глубоко вдохнула, считая до пяти.
– Я поговорю с Сергеем, – наконец сказала она. – А пока... располагайтесь.
Она вышла в коридор, закрыла дверь в ванную и набрала номер мужа. Он ответил не сразу, и в его голосе чувствовалась настороженность.
– Наташ, ты чего? Я на совещании.
– Твоя мама у нас дома, – отчеканила она. – С чемоданом. Говорит, ты разрешил ей пожить у нас. Это правда?
Молчание на том конце линии было красноречивее любых слов.
– Я.. да, я сказал, что она может приехать, – наконец выдавил Сергей. – Ей правда негде жить, Наташ. Это временно.
– Временно? – Наташа почувствовала, как голос дрожит. – А ты не подумал, что мне это может быть неудобно?
– Я думал, ты поймёшь, – в его голосе появилась раздражённость. – Это же моя мама!
– А я твоя жена! – выпалила Наташа. – Или ты уже забыл?
– Наташ, не начинай, – Сергей вздохнул. – Давай вечером поговорим.
Он отключился, а Наташа осталась стоять в ванной, сжимая телефон так, что побелели костяшки пальцев. Она посмотрела на себя в зеркало – бледное лицо, тёмные круги под глазами, сжатые губы. Это была не та женщина, которая пять лет назад смеялась с Сергеем, выбирая шторы. Это была женщина, которая чувствовала себя чужой в собственном доме.
Вечер прошёл в напряжённой тишине. Лидия Петровна расположилась в гостиной, раскладывая свои вещи с такой уверенностью, будто уже была хозяйкой. Она комментировала всё – от пыли на подоконнике до «неправильного» расположения мебели.
– Наташа, а почему у вас диван так близко к окну? – спросила она, переставляя вазу с цветами. – Холодно же будет зимой.
– Нам так нравится, – сухо ответила Наташа, нарезая овощи для салата.
– Ну, дело ваше, – Лидия Петровна пожала плечами. – Но я бы на вашем месте...
– Лидия Петровна, – Наташа повернулась к ней, сжимая нож, – давайте договоримся. Вы у нас в гостях. Не надо ничего переставлять или выбрасывать.
Свекровь вскинула брови, но промолчала. Впервые за всё время Наташа почувствовала, что её слова возымели хоть какой-то эффект.
Когда Сергей вернулся, он выглядел ещё более измотанным.
– Мам, ты как устроилась? – спросил он, целуя Лидию Петровну в щёку.
– Ой, Сереженька, всё хорошо, – она улыбнулась, но бросила на Наташу быстрый взгляд, полный скрытого вызова. – Наташа такая гостеприимная.
Наташа стиснула зубы, но промолчала. Ужин прошёл в натянутой атмосфере. Лидия Петровна рассказывала о своём ремонте, Сергей поддакивал, а Наташа ковыряла салат, думая о том, как вернуть контроль над своей жизнью.
После ужина, когда Лидия Петровна ушла смотреть телевизор, Наташа отвела Сергея в спальню.
– Это не работает, – сказала она, закрывая дверь. – Твоя мама ведёт себя так, будто это её дом. И ты позволяешь ей это.
– Наташ, она только приехала, – Сергей устало потёр глаза. – Дай ей время.
– Время? – Наташа почти сорвалась на крик, но сдержалась. – Сережа, я не хочу, чтобы она жила здесь. И я не хочу её прописывать. Это моя граница.
– А моя граница – моя семья, – отрезал он. – Если ты не можешь принять мою маму, то, может, мне правда лучше уйти.
Наташа замерла, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Она ждала, что он отступит, извинится, но он смотрел на неё с такой решимостью, что стало страшно.
– Ты серьёзно? – тихо спросила она.
– Серьёзно, – он кивнул. – Я не могу бросить маму. А ты, похоже, не можешь принять её.
Наташа почувствовала, как внутри что-то ломается. Она повернулась к шкафу и достала пустую спортивную сумку.
– Что ты делаешь? – Сергей нахмурился.
– Помогаю тебе, – ответила она, бросая в сумку его футболки. – Ты же сказал, что уйдёшь. Вот, собираю вещи.
– Наташ, ты чего? – он шагнул к ней, но она отстранилась.
– Я устала, Сережа, – её голос дрожал, но она продолжала. – Устала быть плохой женой, плохой невесткой, плохой хозяйкой в своём собственном доме. Если ты выбираешь свою маму, а не меня, то... то я не буду тебя держать.
Сергей смотрел, как она складывает его вещи, и в его глазах мелькнуло что-то новое – не гнев, не обида, а страх.
– Наташ, подожди, – он схватил её за руку. – Я не хочу уходить. Я просто... я запутался.
Она остановилась, но сумку не выпустила.
– Тогда разберись, – сказала она. – Потому что я не готова жить так, как будто мой дом – это гостиница для твоей мамы.
Он отпустил её руку и сел на кровать, закрыв лицо руками.
– Я не знаю, как всё исправить, – тихо сказал он. – Я правда не знаю.
Наташа посмотрела на него, на его сгорбленные плечи, на его усталое лицо. Ей хотелось обнять его, сказать, что всё будет хорошо. Но она знала, что это неправда. Пока Лидия Петровна здесь, ничего не будет хорошо.
– Подумай, Сережа, – сказала она. – Но недолго. Потому что я тоже буду думать. И не факт, что мои мысли тебе понравятся.
Она вышла из спальни, оставив его одного. В гостиной Лидия Петровна смотрела сериал, громко комментируя поступки героев. Наташа прошла мимо, чувствуя, как её дом перестаёт быть её домом. Но в этот момент она поняла: она не сдастся. Не сейчас. Не как.
А что будет завтра? Сможет ли Сергей выбрать между женой и матерью? Или Наташе придётся сделать выбор за него?
Наташа стояла у окна, глядя на серый московский двор, где ветер гонял опавшие листья. В квартире было непривычно тихо – Лидия Петровна уехала к себе, заявив, что «ремонт закончен», хотя Наташа подозревала, что это лишь повод сбежать от напряжённой атмосферы. Сергей сидел на диване, уткнувшись в телефон, но его пальцы не двигались, словно он просто притворялся занятым. Последние дни они почти не разговаривали – только короткие фразы о бытовых мелочах. Наташа чувствовала, как невидимая стена между ними растёт, и это пугало её больше, чем ультиматумы мужа.
– Сережа, – она повернулась к нему, сжимая подоконник, – нам надо поговорить. Серьёзно.
Он поднял глаза, и в его взгляде мелькнула усталость, смешанная с тревогой.
– Я знаю, – тихо сказал он, откладывая телефон. – Я ждал, когда ты будешь готова.
Наташа глубоко вдохнула, собираясь с мыслями. Она репетировала этот разговор в голове десятки раз, но теперь, когда момент настал, слова казались тяжёлыми, как камни.
– Я не пропишу твою маму, – начала она, стараясь говорить спокойно. – И не потому, что я её не люблю или не уважаю. Это мой дом, Сережа. Моя бабушка завещала его мне, чтобы у меня всегда было место, где я чувствую себя в безопасности. А твоя мама… она делает так, что я чувствую себя чужой здесь.
Сергей открыл рот, чтобы возразить, но Наташа подняла руку, останавливая его.
– Дай мне договорить, – её голос дрогнул, но она продолжила. – Я пыталась понять тебя. Пыталась понять, почему ты так защищаешь её. Но каждый раз, когда ты ставишь её интересы выше наших, я чувствую, что теряю тебя. И это… это невыносимо.
Он опустил глаза, и Наташа заметила, как его пальцы сжались в кулаки.
– Я не хочу тебя терять, Наташ, – тихо сказал он. – Но я не могу бросить маму. Она… она боится остаться одна. После папы она изменилась. Я вижу, как ей тяжело.
Наташа кивнула, чувствуя, как внутри борются жалость и раздражение.
– Я понимаю, – сказала она. – Но почему её страх должен стать моим? Почему я должна жертвовать своим домом, чтобы ей было спокойнее?
Сергей молчал, и в этом молчании Наташа услышала ответ. Он не знал. Он был разорван между долгом перед матерью и любовью к жене, и это разрывало его самого.
– Я говорил с Леной, – наконец сказал он. – Она согласна помочь. Может, мама поживёт у них какое-то время. Но… она хочет быть ближе к нам. К тебе.
– Ко мне? – Наташа невольно усмехнулась. – Сережа, твоя мама смотрит на меня, как на врага. Она переставляет мои вещи, критикует, как я готовлю, как я живу. Это не забота. Это контроль.
Он вздохнул, потирая шею – его привычный жест, когда он нервничал.
– Я знаю, она бывает… сложной, – признал он. – Но она не со зла. Она просто привыкла всё держать в своих руках.
– А я не хочу, чтобы она держала в своих руках мою жизнь, – отрезала Наташа. – И если ты не можешь это понять, то… то, может, ты прав. Может, тебе лучше уйти.
Слова вырвались сами собой, и Наташа тут же пожалела о них. Сергей посмотрел на неё, и в его глазах было столько боли, что у неё сжалось сердце.
– Ты правда этого хочешь? – тихо спросил он.
– Нет, – честно ответила она, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. – Я хочу, чтобы мы были семьёй. Но не ценой моего дома. Не ценой меня самой.
Он встал, подошёл к ней и осторожно взял за руку. Его пальцы были тёплыми, знакомыми, и Наташа на секунду вспомнила, как они держались за руки, гуляя по парку в их первый год брака.
– Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя чужой, – сказал он. – И я… я поговорю с мамой. По-настоящему. Обещаю.
Наташа посмотрела на него, пытаясь понять, верит ли она ему. Она хотела верить. Но внутри шевельнулось сомнение – то же, что посадил юрист, говоря о «скрытых мотивах».
– Хорошо, – наконец сказала она. – Но это твой последний шанс, Сережа. Я не буду жить в доме, где я не хозяйка.
Он кивнул, и в его взгляде было что-то новое – не упрямство, не обида, а решимость.
На следующий день Лидия Петровна снова появилась на пороге. На этот раз без чемодана, но с привычной уверенностью в движениях. Она держала в руках пакет с пирожками, которые пахли так, что Наташа невольно вспомнила детство – её бабушка пекла такие же, с капустой и яйцом.
– Наташа, здравствуй, – свекровь улыбнулась, но в её улыбке чувствовалась напряжённость. – Сережа сказал, вы хотите поговорить.
Наташа кивнула, чувствуя, как сердце колотится. Она не ожидала, что разговор случится так скоро. Сергей стоял рядом, и его присутствие придавало ей смелости.
– Проходите, Лидия Петровна, – сказала она, указывая на кухню. – Присядем.
Они сели за стол, и Наташа заметила, как свекровь нервно теребит край скатерти. Это было так непохоже на её обычную самоуверенность, что Наташа даже растерялась.
– Мама, – начал Сергей, – мы с Наташей хотим, чтобы всё было честно. Я знаю, тебе тяжело одной. Но мы не можем прописать тебя здесь. Это Наташин дом, и она имеет право решать, что с ним делать.
Лидия Петровна вскинула брови, но промолчала, глядя на сына.
– Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя брошенной, – продолжал он. – Мы будем помогать тебе – деньгами, делами, чем угодно. Но прописка… это не выход.
– И что, – голос свекрови дрогнул, – вы меня выгоняете? Я же не чужая вам!
– Никто вас не выгоняет, – твёрдо сказала Наташа, удивляясь собственной смелости. – Но я не готова делить свой дом. Это моё пространство, Лидия Петровна. Моя крепость. Вы же понимаете, что такое иметь свой угол?
Свекровь посмотрела на неё, и в её глазах мелькнуло что-то похожее на понимание. Но тут же она выпрямилась, и её голос стал резче.
– А ты понимаешь, что значит быть одной? – спросила она. – После сорока лет брака, когда твой муж умирает, а дети разлетаются по своим жизням? Ты хоть представляешь, каково это – сидеть в пустой квартире, где каждый угол напоминает о прошлом?
Наташа почувствовала укол сочувствия. Она представила Лидию Петровну в её маленькой однушке, окружённой старыми фотографиями и тишиной. Но это сочувствие не могло перечеркнуть её собственные границы.
– Я понимаю, – тихо сказала она. – И мне правда жаль, что вам тяжело. Но это не значит, что я должна отдать вам свой дом.
Лидия Петровна молчала, глядя в стол. Сергей взял её за руку.
– Мам, – мягко сказал он, – мы не бросаем тебя. Мы будем рядом. Но Наташа права – у каждого должно быть своё пространство.
Свекровь вдруг подняла глаза, и Наташа увидела в них слёзы.
– Я не хотела быть обузой, – тихо сказала она. – Просто… я боюсь, Сережа. Боюсь, что останусь совсем одна.
Наташа почувствовала, как её решимость дрогнула. Она впервые видела Лидию Петровну такой – не властной, не контролирующей, а просто женщиной, которая боится одиночества. Но она тут же напомнила себе слова бабушки: «Береги свой угол, Наташка». И эти слова дали ей силы.
– Лидия Петровна, – сказала она, – мы найдём способ помочь вам. Но не через прописку. Может, вы переедете ближе к нам? Или мы наймём вам помощницу? Мы придумаем что-то.
Свекровь кивнула, вытирая глаза платком.
– Хорошо, – наконец сказала она. – Я подумаю.
Прошла неделя. Лидия Петровна вернулась в свою квартиру, но теперь звонила реже и говорила мягче. Сергей сдержал обещание – он каждый вечер звонил матери, иногда заезжал к ней, помогал с делами. Но в их с Наташей дом больше не вторгался никто.
Однажды вечером, когда они сидели на кухне, попивая чай, Сергей вдруг сказал:
– Знаешь, я горжусь тобой.
Наташа удивлённо посмотрела на него.
– За что?
– За то, что ты не сдалась, – он улыбнулся, и в его улыбке была прежняя теплота. – Я был идиотом, Наташ. Думал, что могу просто решить за нас двоих. Но ты заставила меня понять, что семья – это не только моя мама. Это мы с тобой.
Наташа почувствовала, как внутри разливается тепло. Она взяла его за руку.
– А я горжусь тобой, – сказала она. – Ты смог поговорить с мамой. Это было нелегко.
Он кивнул, глядя на голубые шторы, которые они когда-то выбирали вместе.
– Мама, кстати, нашла квартиру в нашем районе, – сказал он. – Небольшую, но уютную. Говорит, хочет быть поближе, но не лезть в нашу жизнь.
Наташа улыбнулась. Это было больше, чем она могла надеяться.
– Это хороший компромисс, – сказала она. – И знаешь… я рада, что мы прошли через это. Вместе.
Сергей сжал её руку, и в этот момент Наташа почувствовала, что их дом снова стал их крепостью. Не идеальной, не без трещин, но их.
Рекомендуем: