Предыдущая часть:
Ольга напряженно прислушалась. Из-за забора доносились приглушенные, но злые голоса, свет фонарей мелькал, и слышны были шаги по гравию, словно кто-то обыскивал участок.
Елена Ивановна толкнула дверь сарая пошире. В узком луче фонарика, который свекровь направила внутрь дрожащей рукой, Ольга увидела Машу. Девочка сидела на старом мешке в углу, поджав коленки к самому подбородку. На ней была только тонкая пижама, лицо все в царапинах от колючих веток малины, а на коленке свежая ссадина.
Увидев свет и двух женщин, она инстинктивно вжалась глубже в стену, пытаясь стать еще меньше и незаметнее.
— Машенька, тихо-тихо, не бойся, — проговорила Ольга как можно ласковее, медленно приседая на корточки, чтобы не напугать её ещё сильнее. — Девочка моя, ты меня помнишь, да?
Она не мигала, взгляд был стеклянным, отрешенным, но дрожь, которая била её всю, вроде бы чуть-чуть стихла — может, узнала, а может, просто замерла от страха.
— Она даже не плачет ни капли, — прошептала Елена Ивановна, сглотнув ком в горле. — Ни единого звука, просто дрожит вся, как маленький звереныш в ловушке. Господи, что же они с ней там сделали, эти люди?
Ольга медленно протянула руку вперед.
— Машенька, здесь тебя никто не тронет, не обидит. Мы тебя ни за что не отдадим им обратно.
Она говорила тихо, но уверенно, как привыкла успокаивать испуганных детей в больнице во время процедур. За забором снова раздались голоса, все ближе. Сердце Ольги ухнуло вниз. Свекровь ахнула тихо и погасила фонарик. Темнота в сарае сгустилась, стала почти осязаемой, тяжелой. Ольга инстинктивно шагнула вперед, заслонив собой малышку. Она вглядывалась в темноту, туда, где был вход, и прислушивалась к грубым шагам, которые приближались прямо к калитке свекрови.
— Открывайте калитку! — рычал за забором Андрей, стуча по доскам.
Елена Ивановна, бледная как полотно, но собранная, вышла наружу, плотнее запахнув плед.
— Кто там ломится? Что за шум посреди ночи, людей будите? — её голос слегка подрагивал, но она старалась держаться.
— У нас дочь сбежала куда-то. Откройте, проверим! — продолжал напирать мужчина грубо.
— Дочь? Какая еще дочь? Я давно сплю, ничего не видела и не слышала. Ищите её у себя в огороде, а не у меня по двору шастаете.
Свекровь отвечала с подчеркнутой обидой в голосе, мастерски изображая разбуженную и ничего не понимающую пожилую женщину. Ольга слышала, как Козловы шипели что-то друг другу раздраженно. Потом шаги начали удаляться.
— Ушли, кажется, пока, — прошептала Елена Ивановна, возвращаясь в сарай. — Но мне кажется, они не угомонятся так просто. Что теперь делать-то, Оля?
Ольга смотрела на Машу. Девочка медленно подняла голову от колен. В её глазах, огромных и темных, был уже не только страх, а отчаянная, немая мольба о помощи. Она резко, почти судорожно, показала рукой в сторону соседского дома — это был жест полного отторжения, полной ненависти. А потом сжала маленькую ладошку в кулак и прижала его к груди.
Свекровь ахнула от неожиданности.
— Не отдам её, — тихо, но с железной твердостью в голосе сказала Ольга. — Ни за что на свете не отдам эту девочку этим людям.
Решение созрело в голове в долю секунды. Закон, возможные последствия, собственный страх — все это отступило перед этим детским, немым криком о спасении.
— Я заберу её с собой в город, — выдохнула Ольга. — И прямо сейчас, пока они не вернулись.
Ольга завернула дрожащую Машу в теплый плед и усадила её на заднее сиденье такси, прикрыв сверху еще чем-то для маскировки. Они выехали за пределы дачного поселка в полной темноте, минуя все освещенные улицы, чтобы не привлекать внимания. Сердце колотилось так сильно, что мешало нормально дышать. Каждый встречный патруль, каждый свет фар сзади казался началом погони.
Дома, в пустой квартире, Маша словно окаменела полностью. Она сидела на краю дивана в гостиной, не реагируя ни на ласковые слова, ни на стакан теплого молока, ни на предложение умыться и переодеться. Взгляд её был устремлен в одну точку на полу, как будто она отключилась от всего вокруг.
Только когда под утро проснулся Дима, произошло что-то вроде чуда. Мальчишка, еще сонный, с растрепанными волосами, увидел маленькую гостью и широко улыбнулся, без всякого страха.
— Ого, мам, а это кто такая? Прямо как фея из моих сказок на ночь.
Он подошел ближе осторожно, не пугаясь её странной неподвижности и молчания.
Маша медленно повернула голову в его сторону. Их взгляды встретились, и в её глазах впервые за все это время мелькнуло что-то неуловимое, похожее на искорку любопытства. А может, это было просто признание родственной детской души? Она не ответила на его улыбку, но и не отпрянула в сторону, как раньше.
А уже утром разразился настоящий гром. Козловы, не найдя дочь нигде, ворвались в кабинет к участковому с криками. Их вопли о похищении ребенка были слышны, наверное, на весь участок. Дмитрий, выслушав их внимательно, с каменным, непроницаемым лицом пообещал разобраться во всем по полной.
Он приехал к Ольге днем, но не с обыском и не с толпой, а один.
— Ольга, — сказал мужчина, войдя и сразу увидев Машу, которая сидела на диване рядом с тихо рисующим Димой. — Ну и что же ты тут наворотила?
— Она сама к нам прибежала ночью. Ну не могла же я её просто так прогнать обратно, — начала оправдываться Ольга, чувствуя себя виноватой.
— Знаю, они далеко не ангелы, эти люди, — перебил её Дмитрий. Его умные глаза выглядели усталыми, но в них не было осуждения. — Но по всем формальностям это выглядит как похищение. Они её законные опекуны, все документы у них на руках в порядке. А ты для них — абсолютно чужой человек.
— И что теперь мне делать? — прошептала Ольга, чувствуя, как почва уходит из-под ног.
— Обращаться в полицию официально, — развел руками Дмитрий. — И желательно, чтобы девочка сама рассказала, что она сбежала от них. Но, как мы оба знаем, это ведь невозможно в её случае.
— Она может писать! — вдруг воскликнула Ольга, осененная идеей.
Дмитрий на миг замер, а потом медленно кивнул в ответ.
— Хорошо, тогда завтра все вместе отправляемся в отделение. Но будь готова к тому, что Козловы за неё вцепятся мертвой хваткой и не отпустят просто так.
Он ушел, оставив Ольгу наедине с растущей тревогой и этой немой девочкой, которая смотрела на неё с бездонной глубиной в глазах, полной доверия и надежды. В полицейском отделении на следующий день было душно и напряженно, как перед грозой. Следователь сидел за своим столом, а напротив Ольги и Маши, словно тени, стояли Козловы вместе с нанятым адвокатом.
Их лица были настоящими масками праведного гнева и якобы родительской боли.
— Гражданка Гордеева умышленно похитила нашу несовершеннолетнюю дочь, воспользовавшись её особым психологическим состоянием, — прошипел Андрей с нажимом. — Мы требуем немедленного возврата ребенка к нам и возбуждения уголовного дела против неё.
Ольга пыталась говорить о страхе Маши, о её отчаянных жестах, о наследстве, которое могло быть мотивом, но её слова тонули в потоке сложных юридических терминов и гневных возражений адвоката. Козловы изо всех сил изображали из себя любящих и глубоко обеспокоенных родителей.
— Пусть она скажет сама, если уж может, — язвительно бросил Андрей в какой-то момент, зная прекрасно о немоте девочки.
И тут Маша вдруг пошевелилась на стуле. Она посмотрела сначала на следователя, потом на Ольгу. В её глазах читался не страх, а какая-то недетская, твердая решимость. Она потянулась к чистому листу бумаги и карандашу, которые лежали на столе. Её маленькая рука заметно дрожала, но буквы выходили чёткими, угловатыми, печатными: "Они злые, я их боюсь. Они меня обижают. Помогите".
Тишина в кабинете повисла тяжелая, как нож над головой. Следователь замер, вчитываясь в эти слова. Адвокат резко побледнел. Татьяна издала какой-то приглушённый звук, а Андрей побагровел от злости.
— Это клевета чистой воды! Полный бред! — заорал он, вскакивая. — Это она её научила всему, внушила, что мы плохие родители. Ребенок травмирован сильно, вы что, не видите?
Но чаша весов уже качнулась в другую сторону. Следователь посмотрела на Машу, потом на Козловых уже с новым, жёстким вниманием, полным подозрения.
— Показание принято к сведению полностью. Ребёнок будет временно размещён в детском доме до окончания полной проверки всех обстоятельств дела. А вы, гражданка Гордеева, напишите подписку о невыезде. Вы же, — указала она на Козловых, — обвиняетесь в незаконном удержании несовершеннолетнего. Дело передаётся в суд для дальнейшего рассмотрения.
Козловы вышли из кабинета, швырнув на Ольгу взгляды, полные лютой, неприкрытой ненависти. Их план трещал по всем швам, но они явно не собирались сдаваться так просто. Ольга же чувствовала лишь глубокое опустошение внутри.
Она подписала все бумаги, но пальцы плохо слушались от напряжения. Машу, молчаливую и покорную, увели сотрудники опеки в отдельную комнату. Дома Ольгу ждал Алексей, но не для поддержки или утешения. Он стоял посреди гостиной, и лицо его выражало брезгливую, холодную ярость.
— Поздравляю тебя, героиня дня, — зашипел он сразу. — Уголовка на подходе, похищение ребенка — ты совсем с катушек слетела. Теперь ты не только позор на всей работе, но и настоящая преступница в глазах всех. — Он швырнул на стол толстую папку с бумагами. — Вот документы на развод, все готово. Я не собираюсь тонуть вместе с тобой в твоих бесконечных проблемах и тащить на себе клеймо мужа какой-то психопатки. Подписывай без разговоров. И Дима остается жить со мной. Ты ему больше не мать после всего этого. Ты — сплошной позор для семьи.
Ольга не могла вымолвить ни слова от шока. Развод? Откуда взялась такая ненависть? Мысли крутились в голове беспорядочным, хаотичным потоком. Она, конечно, чувствовала давно, что в их семье что-то пошло не так, но даже подумать не могла, что все зашло настолько далеко и плохо.
— Алексей, — наконец выдохнула она с трудом. — Что ты такое говоришь? Как так получилось?
Ольга смотрела на него сквозь слезы, которые уже текли по щекам. Эта внезапная жестокость, этот удар в спину именно сейчас, когда она и так была полностью сломлена, казались невыносимыми, как пытка. Она взяла ручку в руки. Теперь рука не дрожала совсем. Пустота внутри оказалась сильнее любой боли.
Продолжение: