Иногда, чтобы найти свой путь, нужно потерять всё. Молодой Виктор Громов, получив в армии страшный диагноз, сбежал с родной Камчатки, считая себя сломленным. Но судьба, приведшая его водителем трамвая в Свердловск, готовила ему неожиданную встречу, которая перевернёт всю его жизнь... с первого взгляда.
Пролог
Иногда жизнь разбивается в дребезги, как оконное стекло от случайно брошенного камня. А потом из осколков складывается новая картина, совсем не похожая на ту, что была прежде. Лена знала это лучше многих. Стоя у окна в своей скромной однокомнатной квартире, она смотрела на унылый свердловский двор и размышляла о странных поворотах судьбы. Завтра ей предстояло встретиться с человеком, которого она не видела десять лет. С женщиной, родившей ее, но так и не ставшей матерью. В кармане её стареньких джинс зазывно звенел новый, только что купленный телефон — подарок отца на двадцатилетие. "Настоящий, с цветным экраном!" — с гордостью говорил Виктор, хотя сам едва понимал, как им пользоваться. Лена провела пальцами по холодному пластику и вспомнила, как всё начиналось. Как начинался он — её папа, её главный человек в жизни. История, которую она носила в сердце, начиналась задолго до её рождения, в далёких шестидесятых, на другом конце страны...
***
Камчатка, 1967 год.
Ветер гулял по Петропавловску-Камчатскому с безразличной силой, заставляя ёжиться даже бывалых моряков. Для Виктора Громова этот ветер был голосом детства — он помнил его шепот в кронш деревьев за окном, его вой в морозные ночи, его ласковое дыхание в редкие солнечные дни. Сейчас, стоя на палубе уходящего парохода, Виктор чувствовал, как ветер пытается удержать его, вернуть обратно, на знакомые улицы, где каждый второй человек знал его в лицо.
Он уезжал. Не домой после армии, как ожидали все, а в неизвестность. В кармане его гимнастерки лежало медицинское заключение, которое он уже выучил наизусть: "Функциональное бесплодие вследствие осложненного паротита". Сухие строчки, перечеркивающие будущее, о котором он мечтал. Дети, своя большая семья — всё это оказалось недостижимым.
— Громов! — окликнул его старшина при увольнении, глядя на Виктора с не читаемым выражением. — Ты уверен, что не хочешь вернуться домой? На Камчатке такие парни как ты нужны.
Виктор молча покачал головой. Он не мог вернуться побежденным. Не мог смотреть в глаза соседям, которые всегда считали его крепким парнем с надежным будущим.
Пароход дал прощальный гудок. Виктор сжал перила, глядя на удаляющийся берег. Камчатка медленно превращалась в темную полосу между серым морем и серым небом. Он не знал тогда, что больше никогда не увидит родной дом, вулканы, засыпанные снегом, и горячие источники, где любил купаться зимой.
Путь до Владивостока занял несколько дней. Оттуда — бесконечная поездка на поезде через всю страну. Виктор смотрел в окно, как меняются пейзажи: сначала тайга, потом бескрайние степи, потом Уральские горы. Он чувствовал себя частицей, затерянной в огромной стране, и эта мысль почему-то успокаивала. Если он так мал, то и его горе — тоже.
Свердловск встретил его промозглой осенью 1968 года. Город показался Виктору огромным, шумным и абсолютно безразличным. Он снял угол в коммуналке на окраине и через неделю устроился водителем трамвая. Работа была монотонной, но давала ощущение стабильности. Он водил свой маршрут из дня в день, запоминая лица постоянных пассажиров, отмечая про себя их привычки и особенности.
Особенно он запомнил старушку с авоськой, всегда выходившую на остановке у рынка ровно в десять утра. И парня в кепке, который вечно опаздывал, в последний момент запрыгивая на подножку. И молодую пару, державшуюся за руки и смотревшую друг на друга так, словно вокруг никого не было.
Виктору было двадцать четыре, но он чувствовал себя намного старше. Армия и последовавшее за ней разочарование добавили ему возраст в душе. Иногда по вечерам он сидел на подоконнике своей комнаты и смотрел на темнеющее небо, думая о том, что жизнь, вероятно, уже состоялась — такая, ровная и предсказуемая, без особых радостей и потрясений.
Он еще не знал, что самое большое потрясение — и самая большая радость — ждали его совсем скоро. Что однажды утром, обычным осенним днем, в его трамвай войдет ангел.
***
Тот осенний день начался как любой другой. Виктор проснулся под противный треск будильника, выпил стакан чая с бутербродом с колбасой и вышел в промозглую свердловскую погоду. Небо было затянуто сплошной серой пеленой, с которой медленно сыпался моросящий дождь, больше похожий на влажную пыль. На трамвайном депо он получил свой привычный вагон №7 маршрута №13 — старый, видавший виды, с скрипящими дверями и потёртыми сиденьями, но верный как пёс.
Рабочее утро пролетело в привычном ритме: пассажиры входили и выходили, звякали монеты в кассе, за окном мелькали знакомые улицы с типовыми панельными домами. Виктор работал автоматически, его мысли блуждали где-то далеко — в камчатских лесах, в армейской казарме, в безрадостном будущем, которое ему виделось серым и однообразным.
И вот, на остановке у Медгородка, всё изменилось.
Двери вагона открылись, и в него вошла Она.
Позже Виктор будет сто раз перебирать в памяти этот момент, пытаясь понять, что именно зацепило его взгляд. Может, то, как она встряхнула зонтик, и капли дождя брызнули радужным ореолом вокруг её фигуры. Или как неуверенно улыбнулась, пропуская вперед старушку с тележкой. Или просто её глаза — огромные, светло-серые, как камчатское небо перед дождём.
Она была одета в скромное пальто цвета хаки, на голове — традиционная белая косынка медработника. В руках она держала не потрёпанную жизнью сумку, как у большинства пассажиров, а аккуратный саквояж из коричневой кожи.
Девушка прошла вглубь вагона и села у окна, положив саквояж на колени. Виктор украдкой наблюдал за ней в зеркало заднего вида. Она казалась совсем юной, лет восемнадцати, не больше. В её движениях была какая-то особая грация, лёгкость, несмотря на заметную усталость — темные круги под глазами, чуть опущенные плечи.
На следующей остановке в вагон ввалилась шумная компания подростков с громким транзисторным приёмником. Они заняли места рядом с девушкой, их громкий смех и похабные шутки явно смущали её. Виктор видел, как она прижалась к окну, стараясь отодвинуться подальше.
И тут случилось то, что Виктор потом назовёт судьбой.
Один из парней, размахивая руками для выразительности рассказа, случайно задел её саквояж. Замок расстегнулся, и содержимое высыпалось на грязный пол вагона. Среди прочего на пол выкатился новый, только что купленный фонендоскоп — тот самый, с блестящими оливками и гибким резиновым шлангом.
— Ой, простите! — с притворным раскаянием воскликнул парень, даже не пытаясь помочь собрать вещи.
Девушка, вся вспыхнув, бросилась на колени, торопливо складывая разбросанные предметы обратно в саквояж. Виктор видел, как дрожат её руки, как на глазах наворачиваются слёзы унижения.
Что-то в нём взыграло — может, остатки камчатской удали, может, врождённое чувство справедливости. Резко дернув ручной тормоз, он встал с своего места и прошел по салону.
— Эй, пацаны, — его голос прозвучал неожиданно громко и властно. — А ну-ка, извинились по-человечески и помогли барышне вещи собрать.
Парни замерли, оценивающе глядя на Виктора. Он был не выше и не шире их, но в его осанке, во взгляде было что-то, что заставляло считаться. Возможно, сказывалась армейская закалка.
— Мы нечаянно, — пробурчал зачинщик, но всё же наклонился, чтобы поднять валявшуюся рядом расчёску.
— Нечаянно слышал, а извиниться по-человечески? — не унимался Виктор. — И музыку убавьте, в общественном месте находитесь.
К его удивлению, подростки послушались. Транзистор умолк, они быстро собрали рассыпавшиеся вещи и на следующей же остановке поспешили выйти, бросая на Виктора недовольные взгляды.
Вагон затих. Виктор поднял с пола фонендоскоп — тот самый, блестящий, новенький. Аккуратно протёр его рукавом своей форменной куртки и протянул девушке.
— Держите, — сказал он мягко. — Кажется, не пострадал.
Она подняла на него глаза — те самые, серые и бездонные. И улыбнулась. Это была робкая, благодарная улыбка, но именно в этот момент Виктор понял — что-то в его жизни изменилось навсегда.
— Спасибо вам, — её голос оказался тихим, мелодичным, с лёгким уральским говорком. — Это мой первый рабочий день, я только что его купила... Было бы ужасно, если бы он сломался.
— Первый рабочий день? — Виктор невольно улыбнулся в ответ. — Тогда поздравляю. И не обращайте внимания на этих хамы, им просто нечем заняться.
Она кивнула, пряча фонендоскоп в саквояж. Виктор понял, что ему пора возвращаться за руль, но ноги не слушались.
— Меня Виктор зовут, — вдруг сказал он, сам удивляясь своей внезапной откровенности.
— Мария, — ответила она. — Но все зовут меня Машей.
— Очень приятно, Маша.
Неловкая пауза затягивалась. Виктор понимал, что пассажиры начинают нетерпеливо поглядывать в их сторону — почему это вагоновожатый заболтался с молоденькой медсестрой вместо того, чтобы вести трамвай.
— Мне надо... — он кивнул в сторону кабины.
— Конечно, простите, что задержала вас.
Вернувшись на своё место, Виктор снова запустил двигатель. Трамвай тронулся. В зеркале он видел, как Мария смотрит в окно, но время от времени её взгляд скользит по направлению к кабине.
Оставшуюся часть маршрута он вёл на автопилоте, всё ещё чувствуя тепло её рук, когда брал у неё фонендоскоп, и помня её улыбку. На остановке у Медгородка, где она вошла, Мария вышла. Перед тем как скрыться за дверями, она обернулась и снова улыбнулась ему — уже более уверенно, почти смеясь.
Весь оставшийся день Виктор был сам не свой. Он перепутал сдачу двум пассажирам, чуть не проехал свою конечную остановку и на серьёзное замечание диспетчера ответил такой блаженной улыбкой, что та только покачала головой и пробормотала: "Влюбился, что ли..."
Возможно, так оно и было. В тот вечер, вернувшись в свою убогую комнату в коммуналке, Виктор впервые за долгие месяцы не чувствовал себя одиноким. Он достал свой дневник — толстую тетрадь в коленкоровом переплёте, которую вёл со времён армии, и начал писать.
"Сегодня случилось чудо. В мой трамвай сел ангел. У неё серые глаза и зовут её Мария..."
Он писал долго, подробно описывая каждую мелочь — цвет её косынки, как она поправляла прядь волос, выбившуюся из-под неё, как смеялись морщинки у глаз. Он понимал, что, вероятно, больше никогда её не увидит. Свердловск — город большой, маршрутов много, шансы случайно встретиться снова ничтожно малы.
Но судьба, как оказалось, имела на этот счёт своё мнение.
На следующее утро, выходя на маршрут, Виктор с замиранием сердца всматривался в лица пассажиров. Её не было. Не было и через день, и через неделю. Он уже начал думать, что всё это было сном, красивой сказкой, которую его сознание придумало, чтобы скрасить серые будни.
Но ровно через десять дней, на той же остановке у Медгородка, в его вагон снова вошла Мария. Та же косынка, то же пальто, тот же саквояж. Увидев его, она широко улыбнулась.
— Здравствуйте, Виктор! — сказала она так естественно, словно они были старыми знакомыми.
С этого дня их случайные встречи перестали быть случайными. Мария работала в детской больнице через день, и её график совпадал с утренними сменами Виктора. Она всегда садилась на одно и то же место, они перекидывались парой фраз на остановках, иногда он провожал её до больницы после окончания смены.
Виктор узнал, что ей двадцать лет, что она из маленького городка под Серовом, что приехала в Свердловск учиться и осталась работать. Что она обожает детей и мечтает стать педиатром. Что её родители погибли, когда она была маленькой, и её воспитывала бабушка.
Он же рассказывал ей о Камчатке, о вулканах и гейзерах, о том, как в детстве ходил с отцом на рыбалку и они ловили лосося такого размера, что еле удерживали удочки. Но о главном — о том, что привело его в Свердловск, о медицинском заключении — он молчал. Эта тайна лежала между ними невидимой стеной.
Прошло три месяца, прежде чем Виктор решился пригласить её в кино. Шёл фильм "Бриллиантовая рука", весь город смеялся над приключениями Семёна Семёныча. В темноте кинозала их руки случайно соприкоснулись, и Виктор не смог отвести свою. Мария не отняла свою руку.
Выходя из кинотеатра, они смеялись как дети, цитируя понравившиеся моменты. Идя по вечернему Свердловску, Виктор вдруг осознал, что впервые за многие месяцы он по-настоящему счастлив. Он смотрел на Марию, на её сияющее лицо, и думал, что, возможно, не всё еще потеряно. Что даже у сломленного человека может найтись сила для новой жизни.
Он еще не знал, сколько испытаний приготовила им судьба. Не знал, что их любовь, такая хрупкая и светлая, скоро пройдет через столько испытаний, что им придется стать сильнее, чем они могли представить. Но в тот вечер, провожая Марию до общежития медсестёр, он чувствовал лишь одно — безумную, всепоглощающую надежду.
"Завтра я всё ей расскажу, — обещал сам себе Виктор, глядя, как свет в её окне зажигается на третьем этаже. — Всё расскажу, и будь что будет."
Но завтра будет новый день, со своими заботами и страхами. А пока что он просто стоял под холодным свердловским небом и смотрел на горящее окно, за которым была его Маша. Его ангел. Его внезапная и такая долгожданная надежда.
***
Их первая совместная весна наступила стремительно. Снег в Свердловске растаял почти за неделю, обнажив грязные тротуары и пожухлую прошлогоднюю траву. Но для Виктора и Марии город преобразился — он стал их городом, с особенными местами и маршрутами.
Каждое утро Виктор с замиранием сердца ждал, появится ли Мария в его трамвае. И когда она входила, весь мир для него замирал. Их отношения развивались с трогательной осторожностью — встречи после смен, редкие походы в кино, воскресные прогулки в Харитоновском парке.
Однажды в мае, когда город утопал в молодой зелени, Виктор пригласил Марию на пикник. Они взяли с собой бутерброды, термос с чаем и одеяло, и расположились на берегу Исети, неподалеку от плотины.
— Знаешь, я сегодня впервые услышала, как меня называют «доктор», — поделилась Мария, разламывая пополам булку с повидлом. — Девочка лет пяти, с аппендицитом. Так серьезно сказала: «Спасибо, доктор». Я чуть не расплакалась.
Виктор смотрел на её сияющее лицо и чувствовал, как сжимается его сердце. Он всё ещё не рассказал ей о своем диагнозе. Мысль об этом отравляла самые счастливые моменты.
— Ты будешь прекрасным врачом, — сказал он искренне. — У тебя есть... какой-то особый дар. Дети это чувствуют.
Мария улыбнулась, но потом её лицо стало серьезным.
— Витя, а ты хочешь детей? — спросила она неожиданно.
У Виктора перехватило дыхание. Он откашлялся, делая вид, что поперхнулся чаем.
— Конечно, хочу, — это была правда, мучительная и горькая. — А ты?
— Очень, — её глаза стали мечтательными. — Я всегда представляла, как у меня будет большая семья. Трое детей, как минимум. Чтобы они никогда не чувствовали себя одинокими, как я после смерти бабушки.
Виктор молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова. В этот момент он понял — он должен рассказать ей правду. Сегодня. Сейчас.
— Маша... — начал он, но в этот момент с реки донесся крик.
Они оба обернулись. Неподалеку, у самого берега, барахтался маленький мальчик лет четырех. Он явно не доставал до дна, а течение было сильнее, чем казалось на первый взгляд.
Не раздумывая, Виктор сбросил куртку и прыгнул в воду. Холодная вода обожгла его, но он быстро достиг ребенка и вытащил его на берег. Мальчик плакал, дрожа от холода и испуга.
— Спасибо, спасибо вам! — к ним подбежала запыхавшаяся женщина, вероятно, мать мальчика. — Я на секунду отвернулась!
Мария уже была рядом — она завернула ребенка в одеяло, которым они только что укрывались, и профессионально осмотрела его.
— Кажется, всё в порядке, просто испуг, — успокоила она женщину. — Но лучше зайдите в нашу больницу, я работаю там, осмотрим внимательнее.
Когда перепуганная мать ушла с ребенком, Виктор и Мария остались одни. Он стоял мокрый и дрожащий, но не от холода.
— Вот видишь, — попытался пошутить он, — мы уже команда. Ты спасаешь, а я... помогаю.
Но Мария смотрела на него с таким обожанием, что у него снова сжалось сердце.
— Ты герой, — прошептала она.
В этот момент Виктор понял — он не может разрушить этот образ. Не может лишиться её взгляда, полного восхищения. Не сейчас.
Правда снова была отложена.
Лето пролетело в работе и редких встречах. Виктору предложили перейти на новый маршрут — с лучшим графиком и повышенной зарплатой. Он согласился, не подозревая, что это решение станет поворотным в их отношениях.
Новый маршрут проходил мимо парка Маяковского, где по выходным играл духовой оркестр и собиралась молодежь. В одно из воскресений Виктор и Мария пришли сюда вместе. Они слушали музыку, ели мороженое и смеялись над шутками местного клоуна, развлекающего детей.
И именно здесь, на аллее парка, под звуки вальса «Амурские волны», Виктор сделал ей предложение.
У него не было кольца — только пышный букет полевых цветов, собранных по дороге в парк. Но когда он опустился на одно колено и посмотрел ей в глаза, слова шли от самого сердца.
— Маша, я не богат, у меня нет дома или машины. Но я обещаю любить тебя всю жизнь, заботиться о тебе и делать всё, чтобы ты была счастлива. Выйдешь за меня?
Мария смотрела на него, и слёзы текли по её щекам, но это были слёзы радости.
— Да, — прошептала она. — Да, Витя.
Они поженились в октябре 1969 года, в самый разгар золотой уральской осени. Свадьба была скромной — расписались в ЗАГСе на Луначарского, затем собрались за большим столом в общежитии Марии. Присутствовали несколько её подруг-медсестер и коллеги Виктора по трамвайному депо.
Молодые сняли маленькую однокомнатную квартиру в Чкаловском районе, на первом этаже хрущевки. Комнатка была тесной, с низкими потолками и совмещенным санузлом, но для них это был их собственный дом.
Первые месяцы брака были счастливыми. Виктор работал, Мария продолжала учебу и работу в больнице. По вечерам они готовили ужин вместе, а потом сидели на кухне, пили чай и строили планы на будущее.
— Вот закончу медицинский, — мечтательно говорила Мария, — мы купим машину «Жигули» и поедем на море. Я никогда не видела Черное море.
— Обязательно поедем, — обещал Виктор. — И на Камчатку тебя отвезу, покажу гейзеры и вулканы.
Но с каждым месяцем в их доме начинала нарастать тревога. Мария всё чаще заговаривала о детях.
— Витя, давай не будем ждать, пока я закончу институт, — говорила она как-то вечером, когда они лежали в постели. — Я смогу и учиться, и растить ребенка. У меня много подруг так делают.
Виктор молчал, глядя в потолок. Он понимал, что момент истины настал. Откладывать больше нельзя.
— Маш, мне нужно тебе кое-что сказать, — начал он тихо.
Она повернулась к нему, и в темноте он видел лишь силуэт её лица.
— Что такое? Ты так серьезно.
Он глубоко вздохнул и сел на кровати. Рассказал всё — от начала до конца. Про армию, про болезнь, про медицинское заключение, которое хранилось в его дневнике. Про то, почему он не вернулся на Камчатку и оказался в Свердловске.
Мария слушала его, не проронив ни слова. Когда он закончил, в комнате повисла гнетущая тишина.
— Почему ты не сказал мне раньше? — наконец спросила она, и её голос прозвучал чужо.
— Боялся потерять тебя, — честно признался он.
Она встала с кровати и зажгла свет. Её лицо было бледным, но сухим.
— И что теперь? — спросила она. — У нас никогда не будет детей?
— Врач сказал, что шансов практически нет, — тихо ответил он.
Мария молча вышла из комнаты. Он слышал, как на кухне включился кран, наливается вода в стакан. Потом тишина.
Он сидел на кровати, чувствуя, как рушится его мир. Всё, что он построил за этот год — их любовь, их семья, их общие мечты — всё рассыпалось в прах.
Через полчаса Мария вернулась в комнату. Её глаза были красными, но она держалась на удивление спокойно.
— Я подумала, — сказала она. — Мы можем усыновить ребенка. В больнице часто оставляют детей, от которых отказались. Мы могли бы дать кому-то дом.
Виктор смотрел на неё с недоверием.
— Ты... ты не хочешь расстаться? — спросил он неуверенно.
— Я вышла за тебя замуж не из-за детей, — ответила она просто. — Я люблю тебя, Витя. А детей... мы найдем другого способа.
В этот момент Виктор почувствовал такую благодарность и любовь к этой женщине, что не мог вымолвить ни слова. Он просто обнял её и прижал к себе, чувствуя, как дрожат её плечи.
На следующее утро они проснулись другими людьми. Что-то хрупкое и нежное в их отношениях было безвозвратно утрачено, но появилось что-то новое — более зрелое, более осознанное.
Через неделю Мария пришла домой взволнованная.
— Витя, в больнице есть девочка, — сказала она, едва переступив порог. — Её оставили три дня назад. Медсестра говорит, что она совершенно здоровая, просто мать была совсем молоденькая, не смогла растить.
Виктор смотрел на её сияющие глаза и понимал — решение уже принято.
— Хочешь... посмотреть на неё? — осторожно спросил он.
— Да, — кивнула она. — Очень.
На следующий день они пошли в больницу вместе. В детском отделении, в отдельной палате для отказников, в прозрачной кроватке лежала крошечная девочка с темными волосиками и большими серыми глазами.
— Ей всего неделя, — тихо сказала медсестра. — Мы назвали её Еленой.
Девочка смотрела на них серьезным, взрослым взглядом. Когда Виктор протянул к ней палец, она схватила его крошечной ручкой и крепко сжала.
В этот момент что-то перевернулось в его сердце. Он посмотрел на Марию и увидел в её глазах то же самое — безоговорочное принятие, любовь, желание защищать эту маленькую жизнь.
— Мы возьмём её, — сказал Виктор твёрдо, не отпуская крошечный пальчик девочки.
Так в их доме появилась Леночка. И хотя они еще не знали, какие испытания готовит им судьба, в этот момент Виктор был абсолютно счастлив. Он смотрел на свою жену, держащую на руках их дочь, и думал, что, возможно, именно так и должны сбываться мечты — не так, как мы планируем, но именно так, как должно быть.
***
Их жизнь с появлением Леночки наполнилась новыми красками, звуками и заботами. Первые месяцы пролетели в бесконечных хлопотах: ночные кормления, пеленки, сушащиеся на веревке над газовой плитой, первые улыбки и первый сознательный взгляд серых глаз, так похожих на глаза Марии.
Виктор обнаружил в себе неожиданный талант отца. Там, где Мария действовала по учебникам — строго отмеряя часы между кормлениями, тщательно стерилизуя бутылочки — он руководствовался интуицией. Когда Лена плакала ночью, он брал её на руки и часами носил по комнате, напевая камчатские песни, которые помнил из детства. Когда у неё резались зубки, он делал из старой резиновой перчатки прорезыватель, наполненный холодной водой, который вызывал восторг у девочки и недоумение у Марии.
— Не надо её так приучать к рукам, — говорила Мария, наблюдая, как Виктор качает Лену на руках, вместо того чтобы уложить её в кроватку. — Потом не отучишь.
— Она же маленькая, — удивлялся Виктор. — Ей нужна ласка.
— Ласка лаской, но режим тоже важен, — настаивала Мария.
Эти мелкие разногласия были первыми трещинами в их семейном счастье. Виктор видел, как Мария старается быть идеальной матерью — читает книги по педиатрии, консультируется с коллегами, тщательно следит за питанием и развитием девочки. Но в её заботе не хватало той спонтанной нежности, которая так естественно давалась ему.
Однажды вечером, когда Лене было около полугода, Виктор задержался на работе — нужно было сдать трамвай после серьезной поломки. Вернувшись домой за полночь, он застал странную картину: Мария сидела на кухне с неизменной чашкой чая, а из спальни доносился плач Лены.
— Что с ней? — спросил Виктор, снимая куртку.
— Капризничает, — безразлично ответила Мария. — Пусть поплачет, потом уснет.
Но в голосе Лены Виктор услышал не каприз, а настоящую боль. Он прошел в спальню и включил свет. Девочка лежала в кроватке вся красная от плача, а её левая щека была заметно опухшей.
— У нее температура, Маша! — воскликнул Виктор, прикоснувшись ко лбу ребенка. — И щека распухла!
Мария медленно вошла в комнату. Она посмотрела на Лену с каким-то отстраненным выражением.
— Наверное, зубы, — сказала она. — Да, похоже на верхние резцы. Я дам ей жаропонижающее.
Но Виктор уже подхватил Лену на руки, и девочка мгновенно притихла, уткнувшись мокрым лицом в его плечо.
— Смотри, какая она горячая, — тревожно сказал он. — Может, вызвать врача?
— Я сама врач, — резко ответила Мария. — И говорю тебе — это зубы.
Она достала из аптечки анальгин, растерла четвертинку таблетки в порошок и смешала с водой. Но когда она попыталась дать лекарство Лене, та выплюнула его и снова зарыдала.
— Дай я, — мягко сказал Виктор.
Он взял бутылочку, сел в кресло и начал тихо напевать песню о камчатском ветре, которую пела ему в детстве бабушка. Лена постепенно успокоилась и сделала несколько глотков. Через несколько минут она уснула у него на груди.
Мария стояла в дверях и наблюдала за этой сценой с странным выражением — смесью досады и чего-то еще, чего Виктор не мог понять.
— Ты слишком её балуешь, — тихо сказала она и вышла из комнаты.
Виктор остался сидеть с спящей Леной на руках. Он гладил её мягкие темные волосы и думал о том, как странно ведет себя Мария. Казалось, её материнство было чисто теоретическим — она знала все правила, но не чувствовала самой сути.
На следующее утро температура у Лены спала, а опухоль на щеке уменьшилась. Мария осмотрела её уже с обычной профессиональной тщательностью.
— Да, правда, зубы, — констатировала она. — Верхние резцы прорезываются одновременно.
Она выглядела уставшей, и Виктор пожалел, что вчера был с ней резковат.
— Ты просто устала, — сказал он, обнимая её. — В больнице нагрузки, дома заботы.
Мария кивнула, но в её глазах была какая-то пустота.
— Да, наверное, — согласилась она безэмоционально.
В последующие месяцы Виктор заметил, что Мария всё больше отдаляется от Лены и от него. Она задерживалась на работе, ссылаясь на срочные операции или дежурства. Когда она была дома, большую часть времени проводила за учебниками — она готовилась к экзаменам в медицинский институт.
Лена тем временем росла активным и смышленым ребенком. Она рано начала говорить, и её первым осознанным словом было «папа». Виктор помнил, как сияло его лицо, когда он услышал это слово, и как Мария на мгновение застыла с застывшей улыбкой.
— Ну конечно, «папа», — сказала она тогда. — Ты же у нас главный по развлечениям.
К году Лена уже уверенно ходила, держась за палец Виктора. Её любимой игрой было «ходить на работу» — она садилась на маленький стульчик перед воображаемым рулем и «водила трамвай», весело подражая звуку мотора.
Мария редко участвовала в этих играх. Она всё чаще говорила о том, как важно получить хорошее образование, построить карьеру.
— Я не хочу всю жизнь быть медсестрой, — говорила она как-то вечером. — Хочу быть хирургом. Детским хирургом.
— Это замечательно, — поддерживал её Виктор. — Мы как-нибудь справимся. Лена подрастет, пойдет в садик...
— В садик её надо отдавать в полтора года, — перебила Мария. — Есть ясли при нашей больнице. Там хорошие воспитатели.
Виктор смотрел на неё с удивлением.
— Но ей же всего год! Она ещё такая маленькая...
— В яслях с детьми занимаются профессионалы, — настаивала Мария. — У них есть развивающие программы. Это лучше, чем сидеть дома с бабушками, которые только балуют.
Виктор молчал. Он чувствовал, что между ними вырастает стена, и не понимал, как её разрушить.
Однажды весенним днем, когда Лене было полтора года, Виктор вернулся с работы раньше обычного. Зайдя в квартиру, он услышал из спальни тихий плач. Он прошел в комнату и застал Марию, стоявшую над кроваткой Лены с странным выражением лица.
— Что случилось? — тревожно спросил он.
Мария вздрогнула и обернулась. На её лице было растерянное, почти испуганное выражение.
— Ничего, — быстро сказала она. — Она упала с кровати. Все в порядке, просто испугалась.
Виктор подошел к кроватке. Лена действительно плакала, но на её лице не было следов падения — ни шишек, ни ссадин. Он взял её на руки, и девочка мгновенно успокоилась.
— Как она упала? — спросил он, качая Лену на руках. — Я же сделал высокий бортик.
— Не знаю, — избегая его взгляда, ответила Мария. — Отошла на минутку, а она уже на полу.
В её голосе прозвучала фальшивая нота, но Виктор решил не давить. Возможно, она и правда просто испугалась, что он будет её винить.
Но с этого дня он начал замечать другие странности. То Мария «забывала» покормить Лену обедом, то оставляла её мокрой в кроватке на долгое время. Когда Виктор спрашивал об этом, она отвечала, что просто устала или занята учебой.
Он пытался говорить с ней по душам, предлагал взять отпуск, поехать куда-нибудь отдохнуть. Но Мария отмахивалась — экзамены, работа, важные проекты в больнице.
Кризис наступил, когда Лене было почти два года. Виктор как раз получил повышение — его назначили старшим водителем-инструктором. Он пришел домой радостный, с тортом и цветами, чтобы отпраздновать.
В квартире было тихо. Слишком тихо.
— Маша? — позвал он. — Леночка?
Из спальни донесся тихий всхлип. Виктор бросился туда. Лена сидела в углу комнаты, поджав ноги, и тихо плакала. На её руке был красный след, похожий на ожог.
— Что случилось, зайка? — Виктор опустился перед ней на колени.
— Мама... горячо... — всхлипывала девочка, показывая на руку.
В этот момент из ванной вышла Мария. Её лицо было бледным, а руки дрожали.
— Она сама сунула руку под горячую воду, — быстро заговорила она. — Я отвернулась всего на секунду...
Но Виктор смотрел на Лену, на её испуганные глаза, и сердце его сжалось от страшной догадки. Девочка боялась смотреть в сторону Марии.
— Правда? — тихо спросил он у Лены.
Та лишь прижалась к нему сильнее и закрыла лицо руками.
Виктор поднял глаза на Марию. Впервые за все годы совместной жизни он увидел в её глазах не любовь, не нежность, а что-то холодное и отстраненное.
— Маша, что происходит? — спросил он, всё еще надеясь на разумное объяснение.
Но она лишь молча повернулась и вышла из комнаты. А через неделю собрала вещи и ушла, оставив записку: «Прости, я не могу так больше. Я не справляюсь. Не ищи меня.»
Так в один миг рухнула их семья. Виктор остался один с двухлетней дочерью на руках, с разбитым сердцем и миллионом вопросов без ответов. Но глядя на Лену, которая крепко обнимала его шею своим здоровыми ручками, он понимал — теперь он должен быть сильным за двоих.
***
Одиночество обрушилось на Виктора с тяжестью трамвайного двигателя. Первые дни после ухода Марии прошли в тумане отчаяния и растерянности. Двухлетняя Лена, чувствуя исчезновение матери, стала капризной, плохо спала и постоянно просилась на руки. Виктор брал отпуск за свой счет, но понимал, что долго так продолжаться не может.
Однажды ночью, когда Лена наконец уснула после двух часов безутешного плача, Виктор сел на кухне с бутылкой дешевого портвейна. Он налил полный стакан и выпил залпом, пытаясь заглушить боль. Но алкоголь лишь обострил чувство потери.
«Почему? — мучительно размышлял он. — Что я сделал не так?»
Он вспоминал последние месяцы их жизни с Марией, искал признаки надвигающейся беды. Да, она была холоднее с Леной, да, чаще задерживалась на работе. Но чтобы уйти совсем, без объяснений...
Утром он проснулся от тихого плача Лены. Голова раскалывалась, во рту был противный привкус. Девочка стояла в кроватке и тянула к нему ручки.
— Папа... есть...
Виктор с трудом поднялся с кресла, где уснул. На кухне царил хаос — грязная посуда, пустая бутылка, крошки на столе. Он посмотрел на это все и вдруг понял: так нельзя. Он не имеет права опускать руки. Ради Лены.
С этого дня началась их новая жизнь — жизнь вдвоем.
Виктор научился совмещать работу и заботу о ребенке. По утрам он отводил Лену в ясли при трамвайном депо — те самые, о которых когда-то говорила Мария. Воспитательница, тетя Катя, женщина лет пятидесяти с добрыми глазами, с пониманием отнеслась к его ситуации.
— Не волнуйся, Витя, — говорила она, принимая от него Лену. — Всё будет хорошо. У меня самой трое выросло.
После работы Виктор забирал Лену и они шли домой. Вечера были посвящены домашним делам — готовке, уборке, стирке. Он научился варить простые супы, каши, делать котлеты. Научился стирать пеленки и детские вещи, хотя первые разы весь пол в ванной заливался водой.
Лена постепенно привыкала к новой жизни. Она всё еще иногда спрашивала «где мама?», но с каждым днем всё реже. Виктор не знал, что отвечать, и обычно говорил: «Мама уехала далеко-далеко».
Однажды вечером, когда Виктор пытался сшить распорвавшуюся куклу Лены, раздался звонок в дверь. На пороге стояла соседка с третьего этажа, Людмила Степановна.
— Витя, я слышала, у тебя... трудности, — сказала она, заходя в квартиру. — Могу посидеть с девочкой, если нужно. Или помочь по хозяйству.
Людмила Степановна оказалась ангелом-хранителем в их жизни. Она была пенсионеркой, её собственные дети уже выросли и жили в других городах. Она с радостью помогала Виктору — сидела с Леной, когда он задерживался на работе, учила его премудростям ведения хозяйства, делилась рецептами простых и полезных блюд.
— Мужчина один с ребенком — это тяжело, — говорила она, показывая, как правильно замешивать тесто для блинов. — Но ты справляешься, молодец.
Благодаря её помощи жизнь постепенно налаживалась. Виктор вернулся к работе, Лена привыкла к яслям. По вечерам они гуляли в парке, а по выходным ходили в гости к Людмиле Степановне, которая пекла для Лены вкусные пирожки.
Но несмотря на внешнее спокойствие, в душе Виктора оставалась пустота. Он скучал по Марии, по их мечтам, по тому ощущению семьи, которое у них было. Иногда по вечерам, уложив Лену спать, он доставал свадебные фотографии и подолгу смотрел на улыбающееся лицо Марии.
Прошло почти полгода. Однажды на работе к Виктору подошел коллега, Николай.
— Витя, я слышал, ты один сейчас, — сказал он немного смущенно. — У меня жена есть сестра, Лариса. Хорошая женщина, но... не везет с мужчинами. Хочешь, познакомлю?
Виктор сначала отказался. Он не был готов к новым отношениям. Но Николай настойчиво звал его в гости, и в конце концов Виктор согласился.
Встреча состоялась в субботу у Николая дома. Лариса оказалась женщиной лет тридцати пяти, скромно одетой, с приятными, но уставшими чертами лица. Она работала санитаркой в больнице и одна растила двоих сыновей-подростков.
Разговор сначала не клеился. Лариса была молчалива, Виктор — скован. Но когда зашла речь о детях, они нашли общую тему. Лариса жаловалась на трудности с сыновьями, Виктор рассказывал о Лене.
— Мальчишки в этом возрасте трудные, — со знанием дела говорила Лариса. — То уроки забудут, то нахулиганят. А одна голова — не бедная, как говорится.
Виктор смотрел на её рабочие руки, на простую, но опрятную одежду, и чувствовал что-то родственное. Эта женщина тоже прошла через трудности, тоже научилась выживать одной.
Они стали встречаться. Сначала изредка, потом чаще. Лариса приходила к ним домой, помогала с Леной, готовила. Виктору нравилась её практичность, спокойный характер, забота о детях. После эмоциональной и непредсказуемой Марии Лариса казалась островком стабильности.
Через несколько месяцев Виктор сделал ей предложение. Это было не романтичное признание в любви, как с Марией, а скорее практичное решение.
— Мы оба одиноки, у нас дети, — сказал он. — Давай объединимся. Вместе легче будет.
Лариса согласилась. Она продала свою комнату в общежитии и переехала к Виктору с двумя сыновьями — тринадцатилетним Димой и одиннадцатилетним Андреем.
Так в их доме началась новая жизнь. Жизнь, которая казалась такой правильной и разумной, но которая принесет с собой новые испытания для маленькой Лены.
Продолжение в Главе 2 (Будет опубликована сегодня в 17:00 по МСК)