- Когда я вырасту большая. Глава 57.
Маруся отпила пару глотков и, не глядя на мужа, встала из-за стола. Горло сжалось, будто сдавленное невидимой рукой. Остатки чая на несколько мгновений окрасили дно раковины в коричневый цвет и тотчас исчезли, смытые струёй воды. Она вошла в комнату, посмотрела на спящих подростков. Вот Леночка, длинная, худенькая, с мягкой улыбкой полуоткрытых губ. Вот Кирюшка, лежит на боку, и кулаки его сжаты, будто даже во сне он готов к драке.
Анна Никаноровна заскрипела старенькой раскладушкой, шамкая спросонья:
- Хоссподи, прости грехи моя тяжкие... На старости лет по чужим углам скитаться... Сынок... - она достала халат, до верхней середины спрятанный под подушку, и второй частью свисающий до пола. Накинула его, запахнула на впалой сухой груди. - Сыно-о-ок...
- Тихо, мама, тихо. Идёт он уже, слышишь? Идёт, - Маруся открыла шкаф и достала первое попавшееся платье. Взялась за голубую массажку, утыканную бледными металлическими гвоздиками, наскоро причесала влажные ещё после душа волосы. Собрала их в пучок ладонями на затылке и свернула тугим узлом, резко втыкая длинные чёрные шпильки. Последняя зацепилась за упрямый волос и причиняла женщине тонкую тянущую боль. Женщина достала её, и воткнула рядом, покачала головой из стороны в сторону, чтобы убедиться в правильности выбранного для неё места.
Данила, вошедший в комнату, странно посмотрел на неё. Он ждал слёз, истерики, скандала. Думал, что теперь жена откажется от предложенной работы. Признается, что была не права, приняв подачку от первого попавшегося состоятельного мужчины. Данила скрестил руки на груди и равнодушно обратился к матери:
- Что, мам? Устала на раскладушке маяться? Хочешь, я тебя сегодня к Савке в деревню отправлю? Хочешь? - он взглянул на часы с торопливо бегущей секундной стрелкой. - Автобус, вроде, в двенадцать идёт, а, Марусь? Уважила бы старуху, спровадила домой.
Жена повернулась к нему медленно, всем телом. Голос её звучал ровно и уверенно.:
- Сам отвези. Я сегодня на работу выхожу. А ты? Место не нашёл ещё себе?
Мужчина посмотрел на неё и вдруг увидел ту своенравную гордячку, которой была она до свадьбы. И даже оставалась ею до рождения Лены, которая своим скорым появлением после брата превратила молодость жены в спокойную ровную зрелость.
- Да пошутил я. Нужна ты больно Савке, мать. Ага, жди да радуйся. Он уж поди в нашем доме живёт-поживает. От одной старухи сбежал, чтобы другая к ним заехала?
Лицо Анны Никаноровны всё будто смялось, брови и губы задрожали, затрясся подбородок.
- Ты что, с ума сошёл? - удивлённо спросила жена. - Данила, так нельзя. Подумай, что ты делаешь! - Маруся подошла к нему так близко, что увидела пару своих отражений в его тёмных зрачках
- Предки, вы чего с утра завелись? - проворчал Кирил.
- Предки? - дружно переспросили родители, переглянувшись.
- А ну вставай, со_пляк, - прорычал Данила, найдя, наконец, жертву, на которой можно было сорвать всю накопившуюся злобу.
Парнишка, покачнувшись, сел на узкой односпалке, смахнув длинную чёрную чёлку со лба. Отец взялся за ремень, поглядывая на Кирюху, предвкушая очередную порку.
- Только пальцем тронь, - Маруся, не сойдя с места, предупредила мужа.
- Да пошли вы все, - Данила с ненавистью оглядел комнату, натыкаясь на возмущённые взгляды родственников. - А ты, Марусь, ещё натерпишься от него, помяни моё слово ,- он ткнул указательным пальцем вытянутой правой руки на сына.
Хлопнула входная дверь, заставив хрустальные рюмки на стеклянной полке растерянно звякнуть. Семья дружно выдохнула, и принялась за свои обыденные дела. Журчала в ванной вода. Из-под туалетной двери в коридор выползал едкий запах табака, ку_рением которого сосед по лестничной площадке сопровождал долгое сидение на унитазе. В подъезде залилась тонким бешеным лаем трясущаяся собачонка, больше похожая на крысу, и ребята переглянулись: уже полседьмого. Город за окном оживал резко, вдруг, будто его механизм запускался поворотом ключа, как детской заводной машинки. И вот уже сигналят автобусы и машины. Мягко шумит множество торопливых колёс. Из открытых окон раздаются мелодичные звуки, тающие быстрее мороженого на июльской жаре.
Лена, посмотрев в окно долгим взглядом, вдруг затянула негромко и душевно:
- Ой, то не вечер, то не ве-е-ечер...
-Мне-е малым-мало спало-о-о-ость...
-Мне-е малым-мало спало-о-о-ость...
- Ой, да во сне превидело-о-ось...
Кирюшка нарочито басовито подхватил:
- Мне-е во сне привиделось...
И вот уже бабуля, и Маруся, тайком утирающая предательские слёзы, поют, глядя друг на друга влажными глазами, чуть покачиваясь в ритм старой песне, многие-многие годы объединяющей людей.
***
Лена поцеловала мать в щёку, пахнущую знакомыми духами:
- Всё, мам, до вечера. Ни пуха тебе, ни пера! - сунула ноги в видавшие виды ботинки и закинула сумку на плечо.
- К чёр_ту, - отозвалась Маруся, - в школе не задерживайся, после уроков сразу домой. - Она выразительно посмотрела на дверь в комнату, где впервые оставалась одна Анна Никаноровна.
- Конечно, мам, я помню, не волнуйся, - ответила девчушка, и толкнула дверь в подъезд, оставшуюся незапертой после ухода отца.
- До вечера, мам, - сын как-то боком, придерживая куртку, попытался проскользнуть мимо неё.
- Подожди, - остановила его Маруся. - Повернись-ка ко мне...
Парень остановился в дверях и повернулся, уставившись матери в глаза и удивлённо подняв по-девичьи красивые брови.
- Что?
Маруся оглядела фигуру сына. Её взгляд остановился на синей спортивной кофте, которой не было и не могло быть в гардеробе сына.
- Ты мне лучше скажи, это что? - спросила мать, изо всех сил стараясь не повышать голоса. - Чьё это?
- Мам, ну чего ты начинаешь? Сначала с отцом поспать не дали, теперь к шмоткам придираешься!
- Кирил, - остановила его мать. - Ты так со мной не разговаривай. Я хоть отцу тебя выпороть не дала, сама приложить могу, знаешь ведь. Говори, откуда, - она потрепала его за шиворот, показывая презрительное отношение к чужой, очевидно дорогой, вещи.
- Да с одноклассником поменялись. Ему свитер мой понравился, тот, чёрный, который ты мне на новый год связала. Помнишь?
- Помню, - насторожилась Маруся. - И что?
- Ну вот, мы и поменялись на недельку. Все пацаны так делают. Шмоток-то больно ни у кого нет, вот мы и меняемся.
- Точно? - спросила мать. - На неделю?
- Дак да, я же говорю тебе. Мам, это город. Здесь всё другое. Ты сама скоро привыкнешь. И плащ этот затрапезный не наденешь. Платок этот... бабский...
Маруся с недоверием посмотрела на сына. Попыталась пригладить его длинную небрежную чёлку, но Кирил, мягко отведя её руку, снова растрепал волосы.
- Мам, я же не девочка, что ты... Всё, побежал. Держи хвост пистолетом, чао!
Она погладила сына по плечу. Какой красавец растёт, вылитый отец! Ещё немного, и по-настоящему взрослые переживания начнутся. Подружки, любовь... Каждый в своей жизни должен из этой чаши отпить. Маруся достала из сумки пудреницу, взглянула на своё отражение. Сняла с головы лёгкий газовый платок, обвила пару раз вокруг шеи. Прошлась по квартире, проверив, что вода и газ перекрыты. Свекровь сидела на табурете у окна. Квадрат сложенной раскладушки прислонился к сервантному боку.
- Мама, - обратилась к ней Маруся. - Я на работу пошла. Не знаю, смогу ли прийти в обед тебя проведать. Чай горячий в термосе оставила, бутерброды в холодильнике, хорошо?
Анна Никаноровна повернула к ней свою седую голову, остановила немигающий взгляд:
- А Сёмушка? Нам с ним еды-то на двоих хватит? - серьёзно спросила она.
- Хватит, мама, не переживай. Ты посмотри, кто во дворе гуляет, хорошо? Лена из школы придёт, и с тобой на улицу сходит. Смотри, какие ладные рябинки за тем домом растут? Прямо, как у нас.
- И Сёмушку тоже сводит? - продолжила свой расспрос бабуля.
Маруся кивнула, отведя взгляд от её лица.
- Ты знаешь, - доверительно начала Анна Никаноровна, - мне на прошлой неделе приснилось, что Семён заболел. Будто обезножил, - она кивнула, подтверждая сказанное.
Сноха тоже кивнула в ответ.
- А потом, главное, с четверга на пятницу, приснилось, будто у_мер он, - голос понизился до зловещего шёпота. Желтоватые зрачки бабули, будто подёрнутые пеленой старости, вплотную приблизились к Марусиным глазам. Изо рта пахнуло тяжело и смрадно, будто жадно пожираемая пища уже не переваривалась в её измучанном желудке. - С четверга на пятницу, главное, - Анна Никаноровна больно ткнула твёрдым острым ногтем в грудь снохи, и Марусе захотелось убежать, чтобы больше никогда не видеть свекровь. - Теперь вот думаю, - старушка таинственно задержала речь на мгновение, - как Сёмушке сказать об этом. - Она прикрыла рот ладонью. На безымянном пальце тускло блеснуло потёртое золотое кольцо.
Маруся обратила внимание, что, несмотря на непомерный аппетит свекрови, обручальное кольцо стало ей будто великовато. Раздался протяжный гудок, похожий на пароходный, и она выглянула в окно. Из красной «восьмёрки» вышел Валентин, и теперь стоял, высоко задрав голову. Она помахала рукой, не зная, что мужчине этот жест не виден. Поправила шарфик на шее, взяла приготовленное с вечера ведро со сложенными в него ветошью и порошком.
Улица встретила её шумом, свежим ветром и влагой насквозь промоченной дождём земли. Валентин с улыбкой распахнул пассажирскую дверь и взял ведро из её рук.
- Привет, Маш. Как дела? Как отдохнула?
Маруся села в машину, прижав сумку к груди и туго жав колени. Запах салона, смешанный с ароматом мужского парфюма были чужими и странно настораживающим.
- Всё хорошо, спасибо, - глядя на сырое окно, за которым и деревья, и подъезд выглядели заплаканными, ответила она.
- Ты как на приёме у врача отвечаешь, Маш, - сказал мужчина, и небрежно потрепал её по колену.
Маруся, не отрывая взгляда от окна, произнесла:
- Меня зовут Мария Егоровна. Я замужем, и повода обращаться так с собой Вам не давала, - она не сразу нашла дверную ручку автомобиля.
- Ой, подожди, не торопись, - рассмеялся Валентин. - Как скажешь, Мария Егоровна, так Мария Егоровна. Ну что, поехали?
- Поехали, - ответила женщина, расслабив кисти зажатых рук.
***
Офис находился на первом этаже жилого дома. Маруся увидела, что во многих квартирах первых этажей идёт ремонт. Сновали люди в касках, у одного подъезда выгружали плитку, у другого - двери.
- Проходи. Те, - добавил Валентин, пропуская её вперёд.
Женщина остановилась, чтобы оглядеться по сторонам. Было понятно, что под офис переделана двухкомнатная квартира. Она нерешительно прошла, оглядела кухню. Новый кремовый гарнитур был покрыт тончайшей вуалью строительной пыли. Но окне стояла небольшая пластиковая ванночка, из которой торчали шпатели разной длины. Маруся заглянула в санузел и ванную, отчего вдруг нахлынули утренние воспоминания. Правда, душевая кабина, сияющая белизной, ничуть не напоминала ванную их съёмного жилья. Она вернулась в большую комнату с двумя огромными окнами. Валентин придирчиво проходил ладонью по фактурной стене, будто пытаясь обнаружить погрешности в работе.
- Ну как? - спросил он Марусю, отряхивая ладони друг о дружку. - Нравится?
- Нравится, - серьёзно ответила та. - У меня тоже вопрос. Скажите, Валентин, чем Ваша фирма занимается?
- Спичками, - равнодушно ответил мужчина. - Мой отец был директором спичечной фабрики. Потом бум - приватизация, и он уже хозяин. Знаете анекдот про генеральского сына?
- Нет, - ответила Маруся.
- Сын полковника спрашивает отца: Папа, я буду лейтенантом?
- Будешь, - отвечает отец.
- А майором?
- Да, сынок.
- А полковником, как ты?
- Будешь, сынок.
- А генералом?
- Нет, сынок, у генерала свой сын есть... Смешно?
- Не очень, - ответила Маруся. - Вы меня с какого дня примете на работу? И вообще, мне с документами ознакомиться надо. Устав, учредители... Я трудовую книжку принесла, - она открыла чёрную вместительную сумку.
- Ой, Мария, это, Егоровна? - спросил мужчина.
- Егоровна, - подтвердила она.
- У нас с Вами, Мария Егоровна, ещё ничего нет. Ни устава, ни учредителей. Вы сможете бумажки эти все сами оформить? Могу на фабрику отвезти к отцу, там скопируете у них. Посмотрите, что как надо. Кстати, список давайте, я на склад заеду. У него этого канцелярского барахла навалом. Отец половину бухгалтерии разогнал..., - он протянул руку в ожидании ответного жеста. - Давайте-давайте, не стесняйтесь. Так что, сначала приборка или мародёрство? - весело подмигнул Валентин, и отправился в ванную набирать воду, не дожидаясь Марусиного ответа.