Найти в Дзене
Общая тетрадь

Ритмичное дыхание смешивалось со звериным рычанием,и женщина понимала,что её просьбы напрасны.Вскоре голова мужа уткнулась между её лопаток.

Маруся широко улыбнулась свекрови: - Да что ты, мама! Это же продукты нам привезли! Давай скорей посмотрим, что тут у нас? Бок одной сумки, прижимавшейся к голени женщины, был леденяще-холодным, и за неё Маруся принялась в первую очередь. Пакет с пельменями, пакет с котлетами. Пара банок подсолнечного масла, брикет сливочного. Она продолжала улыбаться, увлечённая разбиранием продуктов. Анна Никаноровна, опустив крышку на сковороду, вытерла жирные руки о подол тёмной юбки, и схватилась за другую сумку. Та накренилась, и на пол вывалились пакет с молоком, пакет сметаны, шоколадные конфеты, хлеб и банка растворимого кофе. Апельсины выпрыгнули из порвавшегося пакета и устремились искупать свои оранжевые бока в молоке. Бабушка мелкими шагами отступала назад, с недоумением глядя на растекающуюся по полу белую лужицу: - Маруся, Маруся, это не я... Это оно само так получилось!!! - запричитала она. - Ничего, мама, - сноха схватила пакет, перевернула его и быстро сунула в глубокий салатник, стоя
Отражение прошлого. Фото Сунгатуллиной Д.
Отражение прошлого. Фото Сунгатуллиной Д.
  • Когда я вырасту большая. Глава 56.
  • Начало. Глава 1.

Маруся широко улыбнулась свекрови:

- Да что ты, мама! Это же продукты нам привезли! Давай скорей посмотрим, что тут у нас?

Бок одной сумки, прижимавшейся к голени женщины, был леденяще-холодным, и за неё Маруся принялась в первую очередь. Пакет с пельменями, пакет с котлетами. Пара банок подсолнечного масла, брикет сливочного. Она продолжала улыбаться, увлечённая разбиранием продуктов. Анна Никаноровна, опустив крышку на сковороду, вытерла жирные руки о подол тёмной юбки, и схватилась за другую сумку. Та накренилась, и на пол вывалились пакет с молоком, пакет сметаны, шоколадные конфеты, хлеб и банка растворимого кофе. Апельсины выпрыгнули из порвавшегося пакета и устремились искупать свои оранжевые бока в молоке. Бабушка мелкими шагами отступала назад, с недоумением глядя на растекающуюся по полу белую лужицу:

- Маруся, Маруся, это не я... Это оно само так получилось!!! - запричитала она.

- Ничего, мама, - сноха схватила пакет, перевернула его и быстро сунула в глубокий салатник, стоявший на верхней полке шкафа. Положила продукты на стол и принесла до половины наполненное водой ведро с ветошью, прячущееся между бачком унитаза и холодной стеной. - Сейчас всё уберём. Продукты приберём... Кофе с тобой попьём. Хочешь, мама, кофе? - Маруся говорила размеренно, в такт плавным женственным движениям. - На ужин можно котлет пожарить, раз такое дело. Глядишь, на работу завтра выйду... Всё нам полегче будет, - она вспомнила, что так разговаривала с детьми, когда те были маленькими. В те бесконечно долгие вечера, когда поднималась высоченная температура, их лица будто пылали изнутри, и мать была не совсем уверена, что дети, находясь в таком состоянии действительно слышат её. Маруся утёрла лоб рукой выше запястья, отжала тряпку. Посмотрела на их временное жилище по-новому. Может, не всё так и плохо? Как-то живут другие люди в городах... Вон их сколько, домов, вокруг. Магазины, столовые, парикмахерские, школы, детсады. Всё это работает, крутится, вертится.

Её оптимистичное настроение длилось недолго. Ровно до того момента, пока муж не вошёл в кухню, вернувшись вечером.

Ваза с шоколадными конфетами торжественно стояла посередине стола. На подоконнике праздничной пирамидкой высилась апельсиновая башенка. Данила открыл крышку на сковородке, наклонился, чтобы понюхать поджаристые котлеты, исходящие паром.

- Марусь? - обратился он к жене. - Это что такое?

Она подошла к мужу сзади, обняла его за талию:

- Это Валентин приходил. Продукты привёз. Сказал, что завтра мне на работу можно выходить, представляешь?

Данила разомкнул тёплый замок её рук, повернулся лицом:

- Ну и как?

- Я рада, - Маруся достала хлеб и взялась за нож с длинной рукояткой. - Давай ужинать, ты, наверное, проголодался. Ребята уже поели, и мама тоже, - ровные куски хлеба ложились один на другой, оставляя на доске светлые рассыпчатые крошки.

О скором появлении Анны Никаноровны в кухне возвестили шаркающие шаги в коридоре:

- Как хорошо, сыночек, что ты пришёл. Мне твоя есть не давала целый день. Живот сводит судорогой. Всё меня с кухни гонит. Ещё день-другой, и она амбарные замки на шкафы повесит. И на холодильник тоже, - она схватила кусок хлеба с разделочной доски и вышла.

Маруся пожала плечами, и заглянула в лицо мужа. Морщинка между его кустистых бровей не предвещала ничего хорошего.

- Ладно, давай ужинать, - глядя куда-то мимо жены, сказал он и достал из-за пазухи бутылку.

- Зачем, Данила? Денег и так в обрез. Договаривались же, зря не тратить? - Маруся осторожно положила на стол вилки, стараясь не звякнуть.

- Да я вижу, что благодаря тебе мне вообще не о чём переживать.

- Мам, пап, я гулять пошёл, - раздалось из прихожей и хлопнула входная дверь.

- Ты разрешила ему? - спросил Данила. - У Кирюхи что, новые друзья?

- Он не спрашивал, - жена поставила пару тарелок с бледными макаронами и котлетами. - Друзья? Навряд ли так быстро. Может, одноклассники?

***

Лена лежала на кровати, вытянувшись своим нескладным подростковым телом и глядя в окно. Шторы, которые она помнила всё своё детство, сегодня не приносили ей спокойствия. Тонкий месяц замер в нефтяно-чёрном небе, зацепившись рожками за крошечные звёзды. Мысли и образы текли в голове, как воды спокойной осенней реки. Марина, первая красавица в классе. Её улыбка, которую все считают неотразимой, но которая кажется Лене похожей на вампирский оскал. Маринина невзрачная подружка Зоя, готовая поддакивать ещё до того, как губы той разомкнуться. Дима, кумир всех девочек их возраста, меняющий наряды чаще любой из них. Проплывали лица учителей, словно отражения в воде, размытые и меняющиеся. Только одно лицо Лена не могла увидеть, как ни старалась. Лицо своего суженного, лицо принца, за которым она готова была пойти на край света.

На следующий день ей снова досталось в школе. Первый этаж с весёлыми визгами первоклашек так и манил Лену, звал, словно соловьиные трели в проснувшейся ото сна роще, где на самой глубине до первомайских праздников лежал рыхлый блестящий снег.

- Опять ты? - с довольной улыбкой спросила Инна Сергеевна. - Впрочем, всё было ожидаемо. Думаешь, на тебя управы не найдётся? Вижу, с тобой разговаривать бессмысленно, Швецова.

- Я пойду, - сказала малышне Лена, и, с сожалением обведя их взглядом, побрела по коридору к лестнице на второй этаж.

***

Маруся проснулась в половине пятого. Список, о котором говорил Валентин, был приготовлен накануне. Она заварила свежий чай, бросив горсть тёмно-бордовых, сморщенных горячей печью, ягод шиповника. Отправилась в ванную. Водяные струйки, крошечными змейками сползавшие по её телу к ступням, ласково щекотали её. Мытьё головы под душем было совсем не тем, что мытьё в тазике, и она с удовольствием запрокинула голову назад, закрыв глаза и расслабив серьёзное лицо.

Холодный воздух, окативший её с головы до ног, вызвал колючие мурашки. Женщина открыла глаза и инстинктивно обняла себя руками, хоть это никак не могло скрыть её наготу.

- Для него намываешься? - негромко спросил муж, стоящий в открытых дверях.

- Ну что ты, Данила, просто утренний душ. Да и голову надо помыть, всё-таки в люди иду. Закрой дверь, пожалуйста. Холодно же, - она попыталась задёрнуть симпатичную шторку с морскими и ракушками, богатой россыпью украшавшие её поверхность.

- Сейчас, сейчас, жена, я всё сделаю, как надо, - он аккуратно закрыл дверь, загнал короткий круглый шпингалет в гнездо, как патрон в дуло пистолета, и шагнул в ванну.

- Данюшка, не надо, - Маруся опустила глаза. Мелкие трещины на дне ванны казались готовой разверзнуться пропастью. Подтёки по краям будто говорили ей, что она - только одна из множества женщин, что побывали здесь. Что у каждой был свой Данила, который в один миг мог решить, будто может распоряжаться её телом, как посчитает нужным.

- Не надо, - слабо сказала Маруся, чувствуя твёрдые ладони мужа на бёдрах. - Пожалуйста, не надо, я прошу тебя, - её шёпот был прерывистым, и напоминал слабое шуршание облетающих жёлтых берёзовых листьев.

Громкое ритмичное дыхание, которое смешивалось с утробным звериным рычанием, говорило женщине, что её просьбы напрасны. Тогда она упёрлась ладонями в холодный кафель и постаралась расслабиться, выдохнув из себя прежний радостный воздух. Мир сжался до белой равнодушной стены, которая покачивалась перед глазами, то приближаясь, то удаляясь на несколько сантиметров. Теперь змейки, что скатывались по её телу, были смешаны с её молчаливыми слезами. Но до этого никому не было дела. Ни жемчужинам, выглядывающим из раковин, ни морской траве на занавеске. Ни мужу, который ещё недавно любил её, как казалось, самой настоящей любовью.

Вскоре голова мужа уткнулась между её лопаток, руки, снова ставшие мягкими, обняли её, как ему показалось, по-прежнему.

- Прости, - сказал Данила, и Марусе показалось, что его губы раздвинулись в улыбке. - Не знаю, что на меня нашло, - он ступил на пол мокрыми ногами, по-лягушачьи шлёпнув сначала одной, потом другой. - Пойду, чаю сделаю.

Женщина стояла под душем. Рыдания, которые поднялись в ней, она не могла выпустить наружу. Тело её сотрясалось мелкой дрожью, зубы стучали. Под глазами пролегли синеватые тени страха. Когда Маруся вошла в кухню с полотенцем, башенкой обёрнутым вокруг головы, муж сидел за столом, по-хозяйски растопырив локти.

Кроме двух кружек на столе стояла сахарница, хлеб и вазочка с вареньем. Женщина ровным движением смахнула одной ладонью в другую крошки, оставшиеся после нарезания буханки, и открыла дверцу под мойкой. В мусорном ведре лежали оранжевые круглобокие апельсины, пересыпанные шоколадными конфетами.