Квартира, в которую она заехала, была совсем другой. Абсолютный совдеп со стенкой с хрусталем, маленькой лёгкой кухней, тяжелой мягкой велюровой мебелью и белой напольной вазой с финской сосной в углу.
Зал проходной, за ним – узкая спальня с письменным столом и полутораспальной полированной кроватью и шифоньером.
Все приятно и чисто. Единственный минус – чужие вещи, лежащие и висящие в шкафу. Колтун тут же позвонил хозяину, переговорили. Прапорщик Литвинов обещал в ближайшее время вещи из шкафа убрать.
– Ну, Оль, понимаешь же. Пока ты не устроена, он тут хозяин.
– Естесно... Не дура. Всё равно спасибо тебе, Гоша.
Он поморщился.
– Игорь Георгич, пожалуйста. А то приедем в отдел, а ты – то "болван", то Гоша, то Игорёк! А я твой непосредственный начальник, между прочим.
– Повторю – не дура, – вздохнула Ольга.
– Знаю. Оттого и терплю...
Ольгу перевели быстро. Когда есть приказ Главного следственного управления, дело за малым. Она даже не поехала домой, все решили дистанционно. Альбертику она звонить не стала, очень не хотелось, чтоб на ее место попал его зять. Но... всего скорей, он и без нее подстраховался.
Располагалась их группа отдельно от всех, в старом здании недалеко от парка Зарядье на третьем этаже. На первых этажах работали ребята особого отдела.
– Знакомьтесь – это Ольга Назаровна. Наш следователь. А это... а это...
Он представлял коллег. Последней представил ей девушку слегка конопатую, с каштановой, обрамляемой лицо стрижкой. Она была в рваных джинсах, черной толстовке. Но при этом стеснительна – сразу покраснела, мило затеребила завязки на толстовке и несколько раз убирала за ухо выпадающие волосы.
– Наш эксперт по делам компьютерным – Стешенька. И Ваш непосредственный помощник, Ольга.
Специальный отдел этот был не слишком большим. Всего три следователя – пожилой Виктор Викторович Левин, опытный и мудрый, довольно молодой Саша Лопатин и она – Гусева Ольга Назаровна. Ещё тут были опера, и ей представили и их, двоих сразу прикрепили.
Игорь Георгиевич вздыхал, что людей дали недостаточно, а заставить работать на них оперов районных отделов Москвы ещё надо постараться, несмотря на данные полномочия. Ольга была переведена на должность в один из районных отделов, но работать должна была здесь.
И, познакомившись с коллегами, Ольга как-то успокоилась. Нет там никакого дресс-кода, и ее полнота никого особо не испугала. А интеллигентный Виктор Викторович даже поцеловал руку.
Теперь она пешком проходила два квартала до метро, спускалась по эскалатору, ехала минут десять, а потом поднималась опять. Ей казалось, что Москва стала совсем другой. Тот образ студенческой Москвы, волшебный и радостный, куда-то исчез, хоть и стала Москва стократно краше. Она с горечью убеждалась, что сказка рождается не внешними обстоятельствами, а внутренним состоянием человека.
А ее внутреннее состояние оставляло желать лучшего. И не было совершеннее способа поднять настроние, чем проход по супермаркету с тележкой, а потом "возъедание" перед молчащим телевизором – как ни старалась она, включить его так и не смогла.
Но это не напрягало. Многое надо было обдумать, поговорить с сыном, с матерью о своем таком скором решении.
Сыну она уже позволила заехать в ее квартиру. А он сказал, что благодаря Люсику, теперь они с его пассией все о ней знают.
– Да и с Богом. Только Люсика не обижайте.
– Его обидишь...
– Как дела твои, Петь? – она имела в виду материальную составляющую, в виртуальный заработок она не верила.
– Нормально, мам. А теперь вообще хорошо будет, если домой с квартиры съедем.
– Приберись там. Я как-то быстро уехала, не успела. Думала – вернусь.
– Катюха приберется.
– Катюха? ... Ну ладно, только в шкафы мои не лезть! Напомни ей, что я не померла. Я ещё вернусь!
Она жевала и обзванивала вечерами близких.
На третий день, придя со службы, застала она дома соседа. Она испугалась, потому что ключ в дверях не повернулся, дверь открыта...
– Здрасьте, – из комнаты в прихожую шагнул мужчина в форме, и в носках, – Простите что без Вас тут... Я – Вадим.
– А позвонить? – присела она на кушетку облегчённо.
– Думал, до Вас успею шмотки свои собрать.
– Как вор.
– Да чего тут брать? – махнул он рукой, а потом опомнился, – Ой, то есть... Простите.
На кухне что-то щёлкнуло и он проследовал туда. На пятке на носке светлела дырка.
Был он среднего возраста, среднего телосложения и роста. Довольно крепкий, и немного стеснительный.
– Я тут... Поесть собирался, простите ... Сейчас я всё уберу.
На плите в сковороде что-то вкусно скворчало. На столе – сало с мясной прослоечкой, черный хлеб и банка с квашеной капустой. А ещё горела красным огоньком кофемашина, в которой Ольга так и не разобралась, аромат кофе расточался по квартире.
Он вернулся из коридора с сумкой, начал туда складывать продукты.
– Да постойте Вы! – остановила его Ольга, хоть и желала после рабочего дня отдохнуть – лечь с тарелкой на диван, – Не убирайте. Давайте вместе поужинаем. Я тоже голодная, как волк.
Ей показалось, что он обрадовался, начал выкладывать продукты назад. Она достала из холодильника лапшу, на сковороде жарились его покупные котлеты. Ужин удался. Они болтали.
После вкусного кофе со свежей булочкой даже перспектива остаться в квартире с этим простым и вполне скромным мужчиной вдруг не показалась такой уж страшной. Тем более – он имел на это полное право, уступил ей квартиру по просьбе Игоря, они раньше служили вместе.
Да и комнаты ведь – две. А Вадим жил у приятеля, за городом, мотался на своей пятнашке на службу полтора часа туда и столько же – обратно. А ещё он научил ее включать телевизор и пользоваться кофемашиной. И из чистой человеческой благодарности она любезно предложила ему – диван.
– Не знаю ... Не стесню?
– Потерплю. Да и стесняю как раз я Вас, а не наоборот.
На том и порешили. Какая-то ситуация неловкости возникла лишь когда купались по очереди, а в целом – все мирно.
А утром Ольга обнаружила, что соседа дома уже нет, и аж приземлилась на табурет и крепко выразилась неприличным словом, когда вошла на кухню: на столе ее ждали бутерброды с беконом, яичница и записка – ц.у. по включению кофемашины.
Давно вот так никто ее не кормил завтраком.
***
На следующий день в половине двенадцатого после совещания Колтун, видимо из большой любви к бывшей сокурснице, кивнул Вик Викичу, как звали его тут все.
– Дай ей висяк с метро.
В отличии от работы в обычных следственных отделениях, здесь на голову следователя падал не десяток, а всего парочка дел. И это было так непривычно.
Папка с делом была довольно увесиста, Ольга развернула конфету, сунула в рот. Игорь покосился на нее и покачал головой.
– Чего? У меня мозги без сладкого не работают, – развела она руками, – Простите, – демонстративно поклонилась, положа пятерню на грудь.
На них, оторвавшись от экрана, оглянулась рыжая Стешенька.
– А между прочим, мода на засушенных кузнечиков в юбках чуть ниже пупка появилась в конце шестидесятых годов двадцатого века. И сейчас уже прошла.
"Наш человек" – подумала Ольга, многозначительно взглянула на начальника и сразу прониклась к девчонке симпатией.
Она углубилась в изучение дела. Читала каждый лист, скрупулезно по несколько раз. Ну, что ж – работа по розыску проведена внушительная. Жаль – безрезультатная.
Наверное, и правда, висяк.
Дело о пропаже ребенка – девочки Дербеневой Ангелины Максимовны, пяти лет. Дело более чем двухлетней давности. Закрыто прокуратурой, и опять возвращено в их группу на доследование.
И таких дел у них было больше двадцати. Абсолютно разные, никак не связанные друг с другом, с разными финалами, разными местами происшествий. Лишь в одном случае мальчика семи лет нашли живым, он сам смог убежать, но его похитителей так и не нашли. Находили и трупы детей, и останки, но большинство детей пропадали бесследно.
Так и Ангелина.
И пропажа ее какая-то уж очень странная. В людном месте – в метро, в час-пик, чуть ли не на глазах у матери.
Этим маршрутом они ездили ежедневно. Девочка прекрасно знала свою станцию, адрес, все данные. Зашли с мамой они в вагон метро в 17.35, нашлось одно свободное место, куда мать посадила дочку. А потом освободилось место по другую сторону, чуть поодаль. Туда и села сама мать.
Меж ними стояли люди, и дочку она видела не всегда, но не волновалась, потому что была уверена – дочка послушна и дисциплинированна, будет сидеть до своей станции, маршрут ей известен отлично.
Да, отвлеклась – ей позвонили с работы, она волновалась, объясняла что-то коллеге по телефону, в сторону дочки смотрела не всегда. А когда поднялась со своего места, чтоб приготовиться к выходу, забрать дочь, увидела, что на месте дочки сидит чужая пожилая женщина.
Сначала не сильно испугалась, наверное, дочка у выхода... А потом заметалась, закричала... На своей станции выскочила, решив, что дочка вышла из другой двери... Перешла на другую сторону, вернулась на предыдущую станцию – может перепутала девочка, вышла раньше?
Полиция, работники метро, волонтеры, друзья семьи... Девочку искали долго и безрезультатно. Как сквозь землю... Следствие проводилось отменно. Отсмотрены все видеозаписи с камер, найдены свидетели.
Вот только камер в этом старом вагоне ещё не было. Камеры на станциях тоже не всегда охватывали пространство. Самое обидное, что буквально через пару месяцев везде уже стояли современные камеры с распознаванием лиц.
Опрос свидетелей результатов не дал. Но выяснилось, что отец девочки Максим Дербенёв – успешный делец, что есть у него враги, конкуренты, и следствие разрабатывало версию окружения отца. Там вскрылось многое.
Мать девочки рвала на себе волосы, обвиняла мужа, полицию, всех ... В конце концов она слегла в больницу.
Всё дело перечитать за один день было просто невозможно. Ольга уже просто пробегала глазами. Подозреваемые менялись, каждая версия доведена до логического конца, но расследование и поисковые мероприятия тогда успехом не увенчались. Девочка бесследно исчезла. И было это более двух лет назад.
– А Вы разве обедать не пойдете? – приятный голосок.
– Я? Ой, – Ольга посмотрела на часы, – А где тут у вас обедают?
От обеда отказываться – грех.
– Пойдёмте. Я покажу, – улыбнулась Стешенька.
Почему-то и правда хотелось называть ее именно так. В кафе вкусы у них стремительно разошлись, как у женщин разных поколений. Ольга взяла борщ и котлеты с пюре, Стешенька – пиццу и суши. Она усердно потчевала суши Ольгу, и та сдалась – съела штуку, констатировала:
– Хрень! Ты б борща взяла.
А потом они разговорились как раз о разнице поколений. Этот вопрос Ольгу интересовал очень. Конфликт с сыном, непринятие его образа жизни всегда лежали камнем в груди.
– Вот у моего сына девушка есть. Вся в татуировках. Просто кошмар. Зачем это, Стеш? Красивая девчонка испортила себя.
– В молодежной среде татуировки являются олицетворением свободы, креативности и мужественности. У меня тоже есть немного.
– У тебя? Господи! Где?
– На ноге вот, – она подняла штанину, и Ольга увидела витиеватый узор, – На плече и ещё ...
– Зачем вы себя портите?! – возмущалась Ольга.
– Ну, знаете. Мы ж людей воспринимаем как?
– Как?
– Сначала – по одёжке. Вернее, по внешнему облику. Это самое первое восприятие. Вот, допустим, зашла я в это кафе в майке, и никто б внимания не обратил, а увидят татуировку, уже обернутся. А обернутся, может и заговорят, а заговорят – узнают лучше, и вот там уже не важны будут мои тату, потому что начинается узнавание. Уже другое оценят.
– Ум, да?
– Ну, если он есть.
– А по мне так: тату есть, значит ума нет.
Стешенька хихикнула.
– Вот мы и проверим это в работе. Обращайтесь, если чё...
– Так ведь твое хакерство – это умение. Все решают за вас эти новомодные технологии, а не ум.
– Думаете? Я так не считаю. Технологии – это робот. А роботу ставит задачу человек, да и решение вбил в него тоже человек. Так что ... А по внешнему облику людей оценивают только дураки.
– Ну, да. С этим соглашусь, – Ольга посмотрела на свои широкие бедра.
– Вот Вы свою сноху хорошо узнали? – спросила она.
– Да какая она мне сноха! Так ... живёт с моим сыном Петькой Катенька Лампада, парикмахерша. Потом другая будет.
– Лампада? Это фамилия такая?
– Да. Хотя на кликуху походит больше.
А после обеда позвонила Лиза Колтун.
– Оля, я все же настаиваю на посещении нашего центра. Хочешь – бассейн, хочешь – баня, хочешь – тренажерный зал и диетолог. Мы так и не осуществили культурную программу.
– Спасибо, Лиза. Но ... Времени совсем нет. Обустраиваюсь ещё. Попозже – обязательно.
– Даёшь слово?
– Клянусь!
К концу для рабочего к ней подошёл Вик Викыч. Говорил он всегда вычурно, как герой романа века девятнадцатого:
– Ольга Назаровна, мне очень совестно, что я беспокою вас. Когда я подумаю, что отниму у вас минутку драгоценного времени, мысли мои ввергаются в пучину мрачного отчаяния. Ради бога, простите меня!
– О Господи! Виктор Викторович, Вы меня пугаете.
– Что Вы, что Вы! Ничуть не желал. Но не могли б вы предоставить план Вашего расследования для шефа в конце дня.
– План? Да ещё и документы не изучила, тут вон..., – она листнула папку.
– Ох, я так удручен. Но... Все смотрят на время, но время ни на кого не смотрит. Ради бога, простите меня! – он клад руку на грудь, – План необходим, как воздух. Без плана мы никто, Оленька... Вы бы попросили о помощи нашу молодежь. Народ поверхностный, но лихой.
Ольга покосилась на Стешеньку – Стешенька улыбалась.
– Обращайтесь, – сузила свои глазки и подняла штанину, продемонстрировав тату.
Обширный план, который бы Ольга не сделала и за полдня, они соорудили за полчаса. Правда, он далек был от истины. Никакого плана в голове у Ольги ещё не нарисовалось. Ольге нужно было "переспать" с этим делом, обдумав все детали, и, желательно, переспать не одну ночь..
Все смотрят на время, но время ни на кого не смотрит ...
***
Терпкий запах одеколона и сирени. Значит, Вадим недавно ушел. Было непривычно жить не одной, но как-то и неплохо. Бывают же мужчины, которые не раздражают! Или это потому, что они вместе временно, и совершенно чужие друг другу люди? Да, наверное...
На кухне было что поесть – Вадим постарался, и Ольга ушла в раздумья. Она рассеянно жевала, накладывала мимо тарелки, сумбурно бродила по кухне.
Та-ак... Ребенок...Девочка пяти лет. Послушная, дисциплинированная, выученная. В показаниях матери – играли они раньше: мама притворялась, что не помнит дорогу домой, и девочка выводила ее из поезда метро на своей станции, дорогу домой знала уверенно. Но... пропала ... Значит, вышла не на своей станции.
Насильно? Нет... Эту версию Ольга отмела. Не так уж далеко они сидели друг от друга, чтоб не смогла она крикнуть маме. А если б, допустим, зажали рот ей, тогда увидела бы это рядом сидящая соседка.
Свидетельства соседки в деле имелись, ее нашли. Она читала книгу, глаза не поднимала, но припоминает, что девочка спокойно спустилась с сиденья и пошла... Как, с кем и на какой станции соседка не помнит – углубилась в чтение. Но то, что никто девочку не хватал, практически уверена.
Тогда что? Девочка знала с кем идёт? Позвал кто-то очень знакомый? Не отец, не бабушка, не дед. Бабушка и дед у пропавшей Ангелины были только по отцу. Родители матери – Юлии Дербеневой, в девичестве Пастуховой, умерли.
И почему следствие зациклилось на версии окружения отца? Девочке же ближе окружение матери.
Ольга начала вспоминать детство Петьки. С кем бы он пошел запросто? С тетей Любой, например, подругой Ольги. А ещё... А ещё с тетей Мариной, соседкой. И с мамами своих друзей-пацанов, которые частенько возили их всех вместе на секции.
Ольга не доела картошку, убрала посуду. Она уже делала пометки – проверить контингент знакомых по детскому саду, подруг матери, тех, кого девочка знала хорошо. Но это возможно только после беседы с матерью, а без беседы не обойтись. Завтра надо встретиться и с отцом, и с матерью. Да, надо.
Позвонил Вадим.
– Как поживает сыск?
– Сыском заниматься некогда, занимаемся жалким крючкотворством.
– Это составляющая сыска. Как без этого?
– Я думала хоть тут у вас, не так, как там у нас. А тут также.
– Тут ещё хуже, чем там. И вообще всегда хорошо там, где нас лишь вспоминают, – вздохнул он, – Вы поели? Компот видели?
– Компот? Ооо! Нет. А где? – Ольга уже направлялась на кухню.
– В графине на подоконнике. Он из сухофруктов, горячий был, вот я и ...
– Вадим, вы случайно не кулинарное заканчивали?
Вадим рассмеялся.
– Почти угадали, я в школе поваров армию служил.
– Повезет Вашей избраннице.
– Ну уж нет, – рассмеялся он, – Сам как-нибудь. Хватит.
Вадим о личной жизни рассказывал немного. Развелся он год назад. Всё оставил жене и детям. Немного просветил Ольгу Игорь. Дети выросли, и жена Вадима вдруг заявила, что хочет свободы. Ну, а вскоре выяснилось, что ее свобода имеет вполне себе мужское бородатое лицо старого знакомого. Правда, прошло время, и когда старый знакомый испарился, жена пошла на попятную, но Вадим тоже прочувствовал свободу и возвращаться не возжелал.
Ольга напилась вкуснейшего ещё теплого компота. Потом набросала вопросы Дербеневым и с чистой совестью начала собираться ко сну. Завтра надо ещё внимательней прочесть дело.
А утром от нее полетели задачи операм – перепроверить, опросить повторно, изъять видеоматериалы. Дело приняло новый оборот.
– Стешенька. На тебе детсад, выясни номер, адрес, воспитателей, и очень желательно список детей и родителей группы девочки на тот момент.
– Сделаем! – рапортовала девушка, – Не проблема.
Через час у нее были даже номера телефонов родителей. А Ольга уже созвонилась с папой девочки – Максимом Михайловичем. Он вздыхал, звонку не обрадовался. Встречу назначили в ресторане в обеденное время.
Когда Ольга вошла в холл ресторана, когда ей навстречу вышла из-за круглого стола симпатичная длинноногая брюнетка в строгом платье-костюме с бейджиком в золотой петлице, белоснежным полотенцем на руке и поклоном, означающим приветствие и почитайте, Ольга поняла, что обед ей влетит в копеечку, и решила, что не так и голодна.
Она одернула свой видавший виды серый жакет, поправила прическу, вздохнула и шагнула в зал. Дербенёва она узнала сразу. В деле имелись фотографии. Да и на экране показала ей его физиономию Стешенька. Ни дать ни взять, классический бизнесмен-чиновник, смертельно боящийся непредвиденных ситуаций, холеный чубатый, он взглянул на нее, но внимания не обратил. Видимо, ждал такую же холеную даму – следователя.
– Здравствуйте, Максим Михайлович!
У него застыла в воздухе вилка.
– Здравствуйте! А Вам ... Мы знакомы ... Так Вы...?
– Да! Следователь Гусева Ольга Назаровна, – она открыла видавшую виды свою черную сумку-портфель, и для пущей убедительности продемонстрировала удостоверение, но он махнул рукой.
– Мне сказали специализированный отдел, и я подумал... , – видимо он ждал кого-то в черных одеждах и очках, появляющегося из-за спины, а тут тётенька в старом жакете с затертым портфелем, – В общем, присаживайтесь, – он вскочил, отодвинул ей стул.
К ним уже шел официант, и Ольга, глянув на цены, сказала, что не голодна, заказала салат и кофе.
Они беседовали. Видно было, что общение это не приносит ему особого удовольствия. Прошло более двух лет, родители столько прошли, и опять начинать все по кругу желания не было. Просто потому что не было надежды.
– Понимаете, то время даже вспоминать страшно. Мы все страдали. Мать моя сначала в клинику угодила, потом Юля. Моё окружение перевернули так, что я потерял половину бизнеса. Связи были нарушены, тогда всех подозревали. А с Юлей мы расстались год назад.
– Разошлись?
– Да. Разошлись официально, живём врозь. Но Вы не думайте, связи мы поддерживаем, созваниваемся. Я помогаю. У нее хорошая квартира на Давыдовском.
– С если не секрет – почему?
– Не секрет. Думаю, что и я, и она испытывали боль, глядя друг на друга. Много было обвинений. Она меня очень сильно винила, решила, что это из-за моего бизнеса. А по-сути винила себя – не досмотрела. Сначала лечил я ее полгода в психиатрии, потом она вдруг пить начала втихаря. Прихожу с работы, а она – вдрызг. Боль так лечила. Вытащил я ее. Временно это было. А потом...даже не знаю, как объяснить. В общем, охладели совсем друг к другу.
– А из какой она семьи, Юлия. Ваши родители, насколько я понимаю, были людьми обеспеченными, а у нее?
– Мои? Ну, что Вы. Мои родители – люди среднего достатка. А вот Юлин отец ... Он был старше тещи на 12 лет, руководил крупным заводом, имел большую квартиру в центре Москвы. Там такие доходы были! Ого! По тем временам, конечно. Вообще, такой властный, тяжёлый. Я побаивался его. Но он внезапно умер ещё до нашей свадьбы. Тогда даже свадьбу отложили. Ну, и Юля девочкой росла довольно избалованной, ни в чем не нуждалась. Я должен был соответствовать.
– Получилось? – вырвалось у Ольги.
– Не знаю, – откинулся он назад, – Но характер у меня совершенно другой. Юлька меня никогда не боялась. Не было этого. А теща прям тряслась перед тестем. Почему-то очень боялась его, хотя я никогда не слышал, чтоб он бил, к примеру, ее или унижал. Но ревнивый был страшно, это да... Никогда никуда она без него не ездила. Даже к старушке матери. Только вместе. Шаг вправо, шаг влево – расстрел.
– Вы женились? – она посмотрела на кольцо.
– Ааа, нет. Но скоро женюсь. Обручился. Жизнь идёт, Ангелину не вернёшь.
– Но ведь труп вашей дочери не найден, значит...
– Ой, что Вы говорите..., – он тряхнул чубом, взмахнул руками, – Вот эта неизвестность и не даёт жить Юлии, понимаете? Мы еле вытянули ее оттуда. И до сих пор ... А я не хочу так! Я хочу дальше жить! Понимаете?
Ольга все понимала. Страшную боль, испытанную родителями и представить было страшно, но отчего-то не нравился ей этот Дербенёв. Лишь последняя фраза реабилитировала его немного:
– Пожалуйста, не обнадеживайте Юлю. Будьте милостивей. Вы порасследуете, а потом закроете папку и забудете. Прошло столько времени. Эта беседа Ваша ничего не даст, а у Юльки начнется всё по кругу.
Он оплатил заказ, и Ольга пожалела, что съела лишь греческий салат. Она совсем не наелась. Ее ждала машина с опером. Теперь направилась она на Давыдовский, уже позвонила Юлии, предстоял разговор с матерью девочки. Тревожить ее не хотелось, но Ольга должна была поговорить.
По дороге позвонила Стешенька.
– Ольга Назаровна, я тут видео отсматривала, и у меня идея есть. Потом рассказать?
– Говори...
– Знаете. Ведь многие снимают в метро. Просто снимают себя или... Я могу в сеть призыв бросить. Распространение обеспечить. Указать день, дату, время, станции...
– Стеш, два с лишним года прошло. Неужели ты помнишь, что ты снимала два года назад в определенный день? Да и записи не сохраняем в телефоне.
– Ну, а вдруг. Мне не сложно. Просто там вагон на предыдущей станции мимо камер стоит. А я же вижу, вон парень снимает...
– Ну, брось призыв. Только с сохранением конфиденциальности. Ну, знаешь ты правила...
– Ес! – Стеша отключилась.
Ерунда, конечно, но для отчётности пойдет.
***
Дом старый, элитный, с лепниной и дежурной на первом этаже. Задрав голову вверх, Ольга оглядела аккуратные балкончики, выкрашенные белой краской, успевшей чуть потускнеть от сырости и городских выхлопных газов.
Ольга почувствовала себя тут как-то неуютно. Глянула на себя в зеркало лифта. Мятый плащ поверх пиджака придавал ей полноты и какой-то неухоженности. Может, и правда, сходить к Лизе в тренажерку? Только что она там сможет сделать, если ей уже даже не подняться с пола. Недавно уронила расчёску под кровать. Боже, какое это было приключение – ее достать.
Она с обидой отвернулась от зеркала.
Дверь ей открыла Юлия. Что-то не так было в ее взгляде. Ощущение было, словно к тебе прикоснулись холодным, стальным скальпелем. Потом женщина просто не смотрела на Ольгу. Смотрела в окно, на портрет дочки, на огонек зажигалки.
В большой комнате – иконостас из портретов дочери. Большой портрет стоит посреди зала, на журнальном столике, украшен цветами. Целая стена увешана фотографиями дочери разного возраста.
Разговор не клеился. Юлия была растерянна, никак не могла вспомнить детали, смотрела на список детсада и с трудом кого-то вспоминала.
В ней чувствовалась и тонкость, и аристократизм, но все это перекрывала душевная травма. Горе оглушило, ошеломило, ранило, а теперь казалось, что горе мать медленно убивает. Русые волосы убраны в хвост, стройная, красивая, но совсем обессиленная женщина.
И сейчас Ольга вдруг поняла и оправдала отца девочки – "А я не хочу так! Я хочу дальше жить!"
Ольга сменила тактику. Официальный разговор на "да – нет" не зашёл. Она подошла к фотографии девочки, погладила рамку. Заметила, как напряглась мать.
– Эх, Ангелиночка, с кем же ты могла уйти? Просто встать и уйти.
Глаза Юлии ожили, она смотрела на дочь.
– Ни с кем. Она ни с кем бы не ушла, кроме меня. Тем более не на своей остановке.
– Но ушла. Это факт! Это неоспоримо – она ушла.
– Ее украли, – подняла она взгляд на Ольгу, глаза наполнены слезами.
– Нет. Соседка видела – она встала и пошла, – Ольга немного блефовала, – Думайте! С кем бы она пошла? С кем? Ангелина, с кем ты бы ушла? – повернулась Ольга к портрету.
– Нууу, может с Таней и Аришей, это подруга моя с дочкой. Но их же там не было. Или с Анжеликой. Да, с Анжеликой бы пошла, но меня бы спросила, конечно. Анжелика – наша соседка тогда была. А может и с тетей Зиной еще...
Наконец-то, мать разговорилась. Ольга записывала данные. Есть над чем работать. Опера тем временем проверяли другие версии – опять по бизнесу Максима Дербенёва, по личным его связям. Исключительно всё в этом деле нужно было перепроверить.
– Нет! И все равно она бы ни с кем не пошла просто так, понимаете? Она бы спросила меня. Подошла бы и спросила.
– Ее могли обмануть. Сказать, что Вы уже вышли, а народ, час-пик. Она не увидела...
– Нет, она бы пробилась... Она ..., – слезы потекли из глаз матери, она опять смотрела на портрет, – Вы найдете ее? Найдите дочку!
Ольга поднялась, хлопнула себя по коленям специально громко, чтоб вывести Юлию из состояния слезливости и начинающейся истерики.
– Не обещаю! Всего скорее – не найдем. Просто проверим дело, Юлия, чтоб сказать себе, что сделали всё, что могли.
Она подошла к столу, ударила ладонью, так, что Юлия вздрогнула.
– Вы! Вы нам поможете! Я буду звонить Вам ежедневно, а Вы будете мне рассказывать про метро ещё и ещё раз. Понятно? – говорила она строго, даже грубо, и Юлия вдруг успокоилась, утерла нос, уверенно кивнула и посмотрела ей прямо в глаза. Посмотрела так, как будто передала немой подтекст, как будто передала часть страшной материнской боли.
– Да. Я все поняла. Звоните.
У Ольги пошли мурашки по спине от этого взгляда. Нет, эта женщина страдает, болеет, нуждается в поддержке и понимании, но не умирает. Она готова опять и опять бороться за дочь. Отец – не готов, смирился, а мать – готова.
В этот день с работы она ехала в метро. Села на то место, где сидела Юлия. Смотрела на место, где сидела ее дочь так пристально, что заерзал студент, сидящий там. Она считала метры, шаги, прикидывала видимость...
Что-то не давало ей покоя именно здесь, в самом вагоне. Что-то не клеилось. Торец вагона. Вагон был не совсем такой, как сейчас, но все же... Двери поблизости – одни. От места Ангелины до дверей – метра полтора, мать – по другую сторону от дверей, но чуть в стороне. В толпе, конечно, девочку не увидишь, но, случись заморочка, внимание обратишь сразу. Так почему девочка ушла незамеченная?
Почему?
***
Для вас: