Виктор, который в тот момент как раз нес Сергею свежесваренные щи от Лидии (та, фыркая, что «жена должна о муже заботиться, даже если он бывший и впал в детство»), стал невольным свидетелем их разговора у калитки.
— Тамарочка, я не понимаю, что ты здесь забыла, — раздался бархатный, уверенный голос Алексея Петровича. — Эта дача… это же прошлый век. Уезжай отсюда. В субботу у меня как раз билеты в Вену, в оперу. Моцарт, «Дон Жуан». Твоя любимая.
— Алеша, я не могу, — мягко, но твердо ответила Тамара. — У меня тут… дела.
— Какие дела? Цветы? Я тебе целую оранжерею под Минском построю!
— Дело не в цветах. У нас тут… театр.
Последовала пауза. Виктору показалось, что он слышит, как трещит костяшками пальцев Алексей Петрович.
— Театр? — тот произнес это слово так, будто услышал «полет на Марс». — Тамара, опомнись. Тебе шестьдесят лет, а не шестнадцать.
— Мне как раз достаточно лет, чтобы наконец-то делать то, что хочется, — парировала Тамара. И Виктору показалось, что Тома улыбнулась.
В тот вечер Виктор не находил себе места. Слова «Вена», «опера», «оранжерея» звенели в его ушах. Он представлял себе Тамару в роскошном зале, под руку с этим…. И его собственный проект — старый сарай, самодельные декорации и гитара Бориса — вдруг показался ему жалким и сиротским.
На следующей репетиции он был мрачнее тучи. Критиковал всех подряд, ворчал на молодежь, даже на Тамару бросал странные, колючие взгляды.
После репетиции, когда все разошлись, Тамара сама подошла к нему. Виктор сидел на ящике, безнадежно водя пальцем по пыльному полу.
— Витя, что с тобой? — спросила она тихо. — Ты сегодня как еж.
— Да так, — буркнул он. — Возраст, наверное. Кости ломит. И голова.
— Это не возраст, — Тамара села рядом. — Это что-то другое. Я тебя знаю. Ты злишься. На кого?
Он молчал, глядя в пол. Сказать правду? «Я злюсь на того надутого ид...та, который зовет тебя в Вену»? Смешно.
— Мне кажется, у нас ничего не получится, Тома, — сказал он вместо этого. — Мы старые, смешные. Играем в театр, как дети в песочнице, а настоящая жизнь проходит мимо.
Тамара внимательно посмотрела на него.
— А что такое «настоящая жизнь», Витя? — спросила она. — Опера в Вене? Или вот этот старый сарай, в котором пахнет детством и мечтами?
Он резко поднял глаза. Она все поняла.
— Да, он был, — спокойно сказала женщина. — И предложение тоже было. Красивое, глянцевое, как открытка. Но, знаешь… там пахнет дорогим парфюмом и деньгами. А здесь, — она глубоко вдохнула, — пахнет дождем, прелыми листьями и… ну, скажем прямо, и гречневой кашей, которую ты готовишь. Но этот запах… он настоящий.
Виктор почувствовал, как камень свалился с его души. Он даже неловко хмыкнул.
— Гречневая каша против венской оперы… Силы неравные.
— Для кого как, — улыбнулась Тамара и, легонько тронув его за рукав, встала. — Не кисни, режиссер. У нас спектакль на носу.
Тем временем у Сергея случился свой кризис. Однажды утром он влетел в сарай с распечатанными листами в руках, с лицом, напоминающим лимон.
— Смотрите, что эти… эти вандалы сделали! — крикнул он, тыча пальцем в текст.
Оказалось, его бывшая ученица, а ныне популярный блогер, которой Сергей показал сценарий для оценки, выложила в сеть отрывок из «Последнего листа». Она наложила на него модную электронную музыку и сопроводила подписью: «Забей на хейтеров. Твоя душа – это тот самый последний лист. Цепляйся! ».
— Они же все извратили! Вырвали кусок, перевернули смысл! Это же про хрупкость и принятие, а не про упертый позитив! — негодовал Сергей.
Все были в замешательстве. Геннадий мрачно заметил, что это, наверное, нарушение авторских прав и надо писать жалобу. Людмила расстроилась, что «искусство стало каким-то бездушным». Но тут вмешалась Катя.
— Сергей Валерьевич, Вы знаете, сколько просмотров у этого ролика? — тихо спросила она.
— Какая разница? Тысяча, наверное. Его уже опозорили!
— Пятьдесят семь тысяч, — сказала Катя. — И почти все комментарии – восторженные. Люди пишут: «Где взять полный текст?», «Кто автор?», «Это гениально».
Сергей замер.
— Чего?
— Пятьдесят семь тысяч, — повторила Катя. — И несколько десятков человек спрашивают, нельзя ли прийти на спектакль.
В сарае воцарилась оглушительная тишина. Пятьдесят семь тысяч. Для Сергея, чей тираж школьного методического пособия составлял триста экземпляров, эта цифра звучала как число из астрономии.
— Вот видите, — сказала Тамара, первая опомнившись. — Ваши слова, Сережа, тронули людей. Да, не так, как Вы хотели, но они нашли отклик.
— Может, это и есть главное? — добавил Виктор. — Не то, как мы что-то задумали, а то, как это увидели другие.
Сергей медленно опустился на стул. Он смотрел на комментарии, которые Катя принесла ему на телефоне. Гнев его потихоньку утихал, сменяясь изумлением. Его старые, пыльные слова, написанные сорок лет назад, кому-то были нужны.
— Ну… — сказал он наконец. — Раз уж нас так раскрутили… Надо оправдывать ожидания публики.
Этот случай придал им всем новых сил. Репетиции стали еще интенсивнее. Они уже не просто читали текст по ролям, а проживали его. Геннадий раскрепостился настолько, что даже позволял себе легкую, почти актерскую, импровизацию. Людмила сшила уже почти все костюмы, и они висели в углу сарая, накрытые простыней, как святыня. Борис с Артемом сочинили несколько новых музыкальных тем.
И вот, в один из вечеров, случилось то, что Виктор впоследствии назовет «маленьким чудом в большом сарае». Они решили сделать первый прогон всего спектакля, целиком. Без остановок.
Было уже темно. Сашка включил свои прожекторы. Их яркий, белый свет выхватил из тьмы импровизированную сцену с тюлевым занавесом. Артем настроил звук. Борис взял в руки гитару. Людмила, взволнованная, поправляла на Тамаре последнюю деталь костюма.
И они начали. Сначала робко, сбиваясь. Но потом что-то щелкнуло. Сергей, произнося свой первый монолог, смотрел на сидящих на ящиках Виктора, Людмилу и молодежь. И говорил так, как будто делился с ними самой сокровенной тайной. Геннадий, выходя на сцену, уже не был чиновником — он был тем самым чудаковатым садовником, и его шутки, наконец, звучали смешно и грустно одновременно.
А когда Тамара произнесла свою ключевую фразу — «Мы так боялись увянуть, что не заметили, как перестали цвести» — в сарае не осталось ни одного равнодушного человека. Людмила тихо вытерла слезу. Артем и Катя смотрели, затаив дыхание.
Спектакль закончился. Последний аккорд гитары Бориса затих в тишине. И тут эту тишину взорвали аплодисменты. Это аплодировали им пятеро — Виктор, Людмила и трое ребят. Но аплодисменты были такими искренними, громкими, такими жаркими, что казалось — аплодирует весь мир.
Все «актеры» стояли на сцене, смущенные и счастливые. Геннадий, красный от напряжения и непривычных эмоций, неумело кланялся. Сергей плакал, не стесняясь слез. Тамара, улыбаясь, смотрела на Виктора.
А Виктор смотрел на них всех и думал, что, возможно, это и есть самое большое достижение в его жизни. Вот этот миг и эти люди — его друзья, его труппа, его второе дыхание.
— Ну что, — хрипло сказал он, когда аплодисменты стихли. — Кажется, у нас получилось.
— Получилось! — радостно выкрикнула Людмила и бросилась обнимать всех подряд.
— Я бы сказал, более чем, — добавил Геннадий, и в его голосе звучало неподдельное удивление. — Я даже… забыл про отчет за прошлый квартал.
Вечером, провожая Тамару до ее калитки, Виктор шел молча. Было прохладно, и на небе, наконец-то прояснившемся, ярко горели звезды.
— Спасибо, — вдруг сказала Тамара.
— За что? — удивился он.
— За то, что не дал нам всем окончательно закиснуть. За этот сарай. За этот безумный вернисаж.
Они дошли до калитки. Пауза затянулась.
— Тома, я… — начал Виктор и запнулся. Все те слова, что он носил в себе сорок лет, снова застряли комом в горле.
Тамара смотрела на него, и в свете луны ее лицо казалось молодым и загадочным.
— Я знаю, Витя, — тихо сказала она. — Я тоже.
И, повернувшись, она вошла в дом. А Виктор еще долго стоял у калитки, глядя на звезды и чувствуя, как его сердце бьется часто-часто, словно пытаясь наверстать упущенные за долгие годы удары.
******
Утро после генеральной репетиции началось для Виктора со звонка сына. Мобильный затрещал на тумбочке, заставив его вздрогнуть. На экране — «Андрей».
«Ну вот, — с тоской подумал Виктор, — началось.»
— Пап, привет, — голос Андрея звучал ровно, но Виктор уловил в нем знакомые нотки легкого раздражения. — Как ты там? Мама говорит, ты на даче прописался. Не заболел, часом?
— Да нет, сынок, все в порядке, — стараясь, чтобы голос звучал бодро, ответил Виктор. — Воздухом дышу. Дела дачные.
— Какие еще дела? У нас уже октябрь на носу! — Андрей, как всегда, перешел к сути. — Слушай, я к тебе по делу. Я нашел для тебя отличный вариант.
— Вариант? — насторожился Виктор.
— Да, клуб по интересам для пенсионеров! «Золотой возраст» называется. Там и скандинавская ходьба, и шахматы, и компьютерные курсы. Цивилизованно, под присмотром врачей. Не то, что ты там один в холодном доме сидишь.
Представление о «цивилизованном» времяпрепровождении в виде ходьбы с палками под бодрые крики инструктора повергло Виктора в уныние.
— Андрей, спасибо, конечно, но я тут… при деле.
— Какое еще дело? — искренне удивился сын. — Копаешься в огороде? Пап, это же прошлый век. Тебе нужно общение, движение!
Виктор представил, как рассказывает успешному IT-менеджеру Андрею о том, что его «дело» — это репетиция спектакля в сарае с чиновником, учителем и цветочницей. И что у них есть свой звукорежиссер и светооператор, которым нет и двадцати пяти. Он сдержался.
— У меня тут и общение, и движение выше крыши, — уклончиво сказал он. — Не переживай.
— Ладно, как знаешь, — вздохнул Андрей. — Но я скоро все равно заеду. В субботу, часов в одиннадцать. Договорились?
— В субботу? — у Виктора похолодело внутри. Именно на субботу была назначена премьера. Точнее, их единственный спектакль. — Сын, в субботу у меня… планы.
— Какие планы? Шашлык с соседями? — засмеялся Андрей. — Я ненадолго. У меня потом свои дела. Договорились?
Сопротивляться было бесполезно. Андрей с детства обладал талантом продавливать свои решения.
— Договорились, — сдавленно сказал Виктор и положил трубку.
Мысль о том, что сын застанет его в самом разгаре театрального безумия, портила все предвкушение от предстоящего события. Андрей считал отца практичным, немного занудным бухгалтером. Таким, каким Виктор и был последние двадцать лет. А тут… сарай, грим, старые стихи. «Рехнулся наш дедушка», — подумает сын и будет по-своему прав.
Эта мысль преследовала его весь день. На вечерней, последней перед премьерой репетиции, Виктор был рассеян и несколько раз сбивался, путая мизансцены.
— Вить, с тобой все в порядке? — наконец не выдержала Тамара во время перерыва. — Ты сегодня витаешь где-то в облаках.
— Да так… Сын собирается в гости, — буркнул Виктор. — В субботу.
— И что в этом плохого? — удивилась Людмила, поправляя на Геннадии парик. — Ты же его не каждый день видишь.
— Он приедет как раз… ну, во время спектакля.
В сарае наступила кратковременная тишина. Все понимали, что для Виктора это значит.
— А, — многозначительно произнес Сергей. — Понятно. Наш строгий критик едет.
— Он не критик, он… он просто другой, — попытался оправдаться Виктор. — У него своя жизнь. Прагматичная. Он не поймет всего этого, — он обвел рукой сарай.
— А ты ему не объясняй, — вдруг вставил Геннадий. Все удивленно на него посмотрели. — Серьезно. Не оправдывайся. Просто сделай свое дело. А он пусть сам решает, понимать или нет. Я вот своей жене не стал ничего объяснять. Сказал: «У меня хобби» и все. Она думает, я на рыбалку езжу. И хорошо.
Все засмеялись. Давление немного спало.
Но главный сюрприз ждал их на следующий день, в пятницу. Погода, до этого пасмурная, но спокойная, решила показать свой характер. С утра поднялся сильный ветер, срывающий последние листья с берез, а к вечеру с неба посыпалась колючая крупа, обещающая перерасти в настоящий снегопад.
— Ну вот, — мрачно констатировал Сергей, глядя в окно своего дома, где они все собрались на совет. — Природа против нас. Кто пойдет на спектакль в такую погоду? Никто!
— Успокойся, Кассандра, — сказала Тамара, наливая всем чай. — Мы же играем не на площади, а в сарае. Там крыша есть.
— А зрители? Они же до сарая дойти должны! В такую жару! — ирония Геннадия была мрачноватой.
Вдруг в дверь постучали. На пороге стояли Артем, Катя и Сашка, все в капюшонах и с сизыми от холода носами.
— Всем привет! — выдохнул Артем, стряхивая с себя снежную крупу. — Мы по делу. Погода, конечно, не айс. Поэтому мы запустили апгрейд.
Оказалось, что «апгрейд» заключался в следующем: Сашка с друзьями раздобыл где-то две мощные тепловые пушки.
— Это от того же ПТУ, — пояснил он. — В спортзале холодно было, теперь новые поставили, а эти списали. Греют — огонь!
— А мы с Катей обзвонили всех, кто интересовался спектаклем, — подключился Артем. — Создали чат в мессенджере. Уже человек двадцать пять точно будут! И мы с Сашкой расчистим дорожку до сарая и повесим фонарики, чтобы не заблудились.
Труппа смотрела на молодежь с открытым ртом. Они все сделали. Сами. Без просьб и напоминаний.
— Ребята, я… я не знаю, что и сказать, — растроганно прошептала Людмила. — Вы просто золото!
— Да ладно, — смутилась Катя. — Это же ваше дело. Мы просто помогаем.
В субботу, день премьеры, Виктор проснулся ни свет ни заря. За окном было серо и ветрено, но снег, к счастью, не шел. Первым делом он посмотрел на телефон. Было семь утра. До приезда Андрея — четыре часа. До спектакля — шесть.
Он вышел на улицу. Холодный воздух обжег легкие. И тут он увидел это. От калитки кооператива до сарая Сергея змейкой стояли воткнутые в землю самодельные фонарики-гирлянды. Их желтый свет в предрассветной мгле выглядел невероятно уютно и празднично. А у входа в сарай уже копошились Артем и Сашка, устанавливая какую-то дополнительную аппаратуру.
Сердце Виктора сжалось от непонятного чувства — смеси страха, гордости и предвкушения. Что бы ни случилось, сегодня будет день, который он не забудет никогда.
Ровно в одиннадцать, как и обещал, к даче Виктора подъехал Андрей на своем новом кроссовере. Он вышел из машины и окинул участок отца критическим взглядом.
— Ну, пап, тут у тебя, прямо скажем, не курорт, — он похлопал себя по бокам, чтобы согреться. — Кое-что из продуктов привез. Давай быстрее разгружать, а то я на встречу опаздываю.
В этот момент из-за забора послышался смех и голоса. Мимо, по дорожке, освещенной фонариками, шли незнакомые Андрею люди — пожилая пара, еще несколько женщин его возраста. Они оживленно о чем-то разговаривали.
— А это что за паломничество? — удивился Андрей.
— Это… зрители, — сдавленно сказал Виктор.
— На что зрители? — не понял сын.
И тут его взгляд упал на самого Виктора. Отец был в своих старых, но чистых брюках и свитере, но из-под ворота свитера виднелся краешек сценического костюма — старого жилета, который с таким трудом отыскала Людмила.
— Пап, а ты чего это такой нарядный? — заподозрил неладное Андрей.
— Андрей, я должен тебе кое-что сказать, — начал Виктор, чувствуя, как потеют ладони. — Мы тут… с друзьями… ну, вообще-то, мы сегодня спектакль играем.
Андрей несколько секунд молча смотрел на отца, словно проверяя, не бредит ли он.
«Секретики» канала.
Рекомендую прочесть