Предыдущая часть:
— Сын? — прищурился мужчина. — Ещё малыш?
— Ну, для матери ребёнок всегда малыш, — ответила она. — А это великовозрастное чудо уже сорок третий размер носит и выше меня на голову. Четырнадцать ему. Максим зовут.
— Понял, — кивнул Артём. — А у меня дочка и сын. Анечке восемнадцать на той неделе исполнилось, а Кирюше тоже четырнадцать. Так что ровесник твоему Максиму.
— Дочь в честь меня назвал? — спросила Анна.
— Да, — покраснел Артём. — И мне стоило больших усилий уговорить на это имя. Вика бы не позволила в твою честь. Хорошо, её покойную мать тоже так звали, и она её любила.
— Мы опять отвлеклись, — нахмурилась Анна. — Давай дальше.
— Вика в меня влюбилась по уши, — продолжил он. — Я ей никогда в чувствах не признавался. Даже говорил прямо, что она мне интересна только как способ к её отцу подобраться.
— Что я стану кардиохирургом, было ясно с поступления, — объяснил Артём. — Я знал, это моё. Но без связей наверх не пробьёшься, даже с талантом. А брак с дочкой местного светила все двери открывает.
— Вика это знала, — добавил он. — Она не дура, но ей было наплевать. Чувства разум полностью захватили. Уже тогда я понял, что с ней не всё ладно. Слишком истеричная, не сдержанная. Она даже однажды девчонку избила, которую я просто на улице о чём-то спросил. Вика увидела, налетела — еле полицию избежали.
— Она себя безнаказанной чувствовала, — продолжал Артём. — Знаешь, как дети влиятельных? В конце концов мне это надоело. Собрался с силами и порвал. Тогда мне уже наплевать было на её отца и перспективы. Решил сам всего добиваться. На удивление, она спокойно отреагировала. Потом выяснилось, что она отомстить решила и закрутила с каким-то профессором. Я понял, что это фарс, чтоб выглядело, будто она меня бросила.
— А потом появилась ты, и всё предыдущее потеряло смысл, — сказал он, глядя в глаза. — Я начал работать много втрое больше, чтобы всего добиться и нам будущее обеспечить. Ты можешь считать меня дураком, лжецом, кем угодно, но это правда.
— Мне тяжело об этом говорить, но однажды случилось кое-что неприятное, — продолжил Артём. — Помнишь мой день рождения? А ты заболела?
— Помню, — не отрывая взгляда от столешницы, кивнула Анна. — Я сама тебя уговорила не отменять. Зачем твои друзья должны из-за меня страдать?
— В тот вечер мы просто с пацанами у Юрки Царькова сидели, — рассказал он. — Не знаю, кто Вике слил, где я, но она заявилась. Надо было её выставить, но мы уже под мухой были, сильно напились.
— Утром очнулся — Вика рядом спит, — добавил Артём. — Я в ужасе: ничего не помню, похмелье адское, думал, умру. Но хуже всего — что тебе изменил.
— Почему тогда не сказал? — холодно спросила Анна. — Если б признался, может, простила.
— Не знаю, струсил, — ответил он. — Если б помнил, что было, просто свалил бы и сделал вид, что ничего. А перед нашей несостоявшейся встречей — почти четыре месяца после дня рождения прошло — я успокоился, хоть вина грызла. Даже решил в тот день тебе признаться, а потом сразу кольцо подарить. Если б простила — приняла бы.
— Вика снова пришла, но с агрессией, — продолжал Артём. — С порога кинула тест на беременность. Положительный. Достала бумаги из гинекологии, УЗИ. Сказала, что в ту ночь от меня залетела. По срокам совпадало. Тогда я в тьму провалился. Не хотел ребёнка, не хотел с Викой быть. Хотел только с тобой, прощение получить и ошибок не повторять.
— Виктория сразу заявила, что рожать будет, и выбора нет, — добавил он. — Её отец в курсе, плюс какие-то братки. Если откажусь — конец не только карьере, но и мне. Она не блефовала — огонь в глазах не сыграешь. Плюс у подъезда машина дежурила с крепкими парнями.
— Аня, я хотел тебе сразу позвонить, — сказал Артём. — Но Вика предупредила: любая попытка связаться плохо кончится. Сначала для меня, потом для тебя. На себя наплевать, но ты... Не мог позволить этой сумасшедшей навредить самому дорогому человеку. К тому же думал, она моего ребёнка носит. Оказалось, всё враньё, но поздно.
— Диплом защитил, переехал в другой город — ты это знала, — продолжил он. — Поначалу Вика вела себя спокойно, отклонений не выдавала. Даже наоборот, жизнь нормальной казалась, хоть любви не было. Пару раз пытался с тобой встретиться, но она чуяла, начинала угрожать — и я, скрепя сердце, прекращал.
— Она на всё способна была, — подчеркнул Артём. — Потом Анечка родилась. Мы уже практиковали. Первый пациент, который под ножом Вики умер, был пожилым мужиком, похожим на её отца. Не придал значения. Вика переживала, сожалела, даже родным помогала. В нашем деле смерть — не редкость.
— Но потом второй труп, — сказал он. — Разница в пару лет, списал на случайность. Дома Вика тихо себя вела, хоть истерики бывали. Когда Кирюша родился, её как сорвало. Вылезло всё, от чего я в студенчестве ушёл. Тогда я впервые о разводе заговорил.
— Вика скандалила, снова тебя вспоминала, несла чушь, что специально тебя с каким-то мужиком свела, — продолжал Артём. — Вы поженились. Дмитрий его звали, кажется.
— Дмитрий? — побледнела Анна. — Это мой бывший муж. Но нет, не верю.
— Да какое это имеет значение? — отмахнулся он. — Я не придавал значения, но угрозы реальными были. Вика в медицине авторитетом стала. Вокруг неё странные типы крутились. Поговаривали, бандитские главари её услугами пользуются, чтобы своих после разборок подлатать.
— Потом я карьерой увлёкся, на мелочи не обращал внимания, — признался Артём. — Вика квартиру впервые подожгла, когда дети у деда гостили. Соседи вовремя спохватились. Все думали, несчастный случай, проводка, но она призналась — её рук дело. Тогда я её в частную клинику впервые отвёз, обследовали и проблемы выявили.
— Хорошая новость — приступы редкие, их можно предугадать и предотвратить, — сказал он. — Назначили препараты, терапию. Плохая — полностью не вылечить. Расстройство идентичности требует курса, который с другим противопоказан. Одно подавляем — другое вылезает.
— Вика людей ненавидит, особенно мужчин, — добавил Артём. — Беседы с психиатром ничего не давали. Даже гипноз бесполезен. Все говорили — от детской травмы, банально. Мать рано потеряла, отца прокляла, его винила, потом на меня переключилась, внимание жуткими выходками привлекала.
— Она почти год в клинике на жёсткой терапии просидела, — продолжал он. — Вышла, в ритм вошла, но за старое взялась. Ещё трое пациентов погибли. Снова "случаи", но я знал — она преступница.
— Решил в полицию сдать, — сказал Артём. — Проблема: экспертиза признает невменяемой, пострадают я, её отец, другие. Дети опозорятся. Но не мог допустить, чтоб продолжалось.
— Тесть замял, — добавил он. — Заявление даже в следственном не приняли, в прокуратуре намекнули: единственный, кто сядет, — я.
— Не знал, что делать, — признался Артём. — Детей забрал, переехал в городскую квартиру из загородного дома. Вика была неадекватной, я не мог повлиять. Просто сбежал, бросив её. Снова трусость. Но теперь за детей боялся. Хоть жена их любит, в припадке может навредить.
— Постепенно нормализовалось, — сказал он. — Вика даже добровольно таблетки пила. Приступы сошли на нет. Мы домой вернулись. Дети скучали, а потом...
Артём надолго замолчал. Глаза полуприкрыты, руки дрожат.
— Продолжай, — попросила Анна. — Вижу, тяжело, но...
— Потом Вика снова на работу вышла, — продолжил он. — К ней на стол женщина попала. Я её живой не видел — клиники разные. Только на фото: удивительно на тебя похожа.
— Молодая, лет тридцати, — добавил Артём. — И Вике крышу снесло. Дома она то и дело о пациентке трепалась, об операции. Что-то сложное, но не смертельное. Я не вслушивался — рабочие моменты. В чужую работу не лезли, кроме пересечений.
— Она медперсонал буквально изводила, — сказал он. — Ещё больше — отца. Конечно, пытались остановить, но в итоге — медсестре лицо скальпелем изрезала, ассистенту руки в ссадинах, одежда порвана. Пациентка от кровопотери умерла.
— Полиция приехала, — продолжил Артём.
— Я ничего не слышала о таком, — усомнилась Анна. — Это бы в прессу просочилось.
— Когда бабки и связи, любой рот заткнёшь, — ответил он. — Дело замяли, но лицензии лишили. Тогда я её снова на лечение увёз. Полтора года в клинике. Изредка домой забирали, когда врачи разрешали. Полгода назад забрал насовсем.
— Это была совсем другая женщина, — сказал Артём. — Взгляд потухший, лицо осунувшееся, воли никакой. Дети рыдали, мать такую видя. Они правды не знали. Хотя Анечка, кажется, догадывалась.
— Вика овощем стала, без стремлений, — добавил он. — Впрочем, наклонностей лишилась тоже. Хоть не любил её, жаль было. Как-никак мать детей. Винил себя, что поздно за лечение взялся, отца не убедил в её нестабильности.
— На прошлой неделе всё обычно было, — продолжил Артём. — В понедельник в командировку уехал. Оперировать в соседнем регионе. Дети на связи. Вика не беспокоила. Сидела в комнате, в простые игры на компе играла — врач для мозга рекомендовал.
— В пятницу прилетел, сразу Анечке набрал, — сказал он. — Но телефоны детей вне зоны, как и сиделки. Перепугался. По пути домой чуть в три аварии не попал — гнал как сумасшедший. Сердцем чуял беду.
— Подъехал к посёлку — запах гари, рыжий отсвет на небе, — добавил Артём. — Дом горел. Сирены пожарных слышны, толпа вокруг.
— Не помня себя, внутрь кинулся, — продолжил он. — Эта ведьма двери и окна изнутри заперла, забаррикадировала. Пожарные быстро приехали, потушили. Все внутри живы, хоть ожоги и дымом надышались.
— Почему дети не выбрались? — удивилась Анна.
— Вика в сок снотворное подмешала — свои успокоительные, — объяснил Артём. — Понимала, что делает, и прикидывалась овощем полгода, плюс в больнице.
— Таблетки не пила, прятала или выкидывала, — добавил он. — Сиделку оглушила, связала, спящих детей наверху заперла. А сама... не знаю, как объяснить. Из моей одежды чучело сделала, фото вместо лица прилепила, в гостиной поставила и подожгла. Повсюду слова острым нацарапанные.
— Что за слова? — побледнела Анна. Волосы зашевелились от жути.
— Сложно сказать, эксперты восстанавливают, — ответил Артём. — Аня, понимаю, жена больна, из-за припадков, несвоевременного лечения, моих упущений. Но она по ночам ужасы шепчет. И точно иностранный язык, но мёртвый.
— Пытался записать, языковедам отдавал, — добавил он. — Двое сказали — шумерский.
— Шумерский, Артём? — удивилась Анна. — Может, латынь? Вика врач, латынь знала лучше древних римлян.
— Нет, — покачал головой Артём. — Я бы понял. И надписи не на латыни.
Продолжение: