Время текло для меня по-новому. То ускоряясь в вихре дел, то замедляясь в тихие, уютные вечера. Я, как маленький ребенок, заново училась «ходить» — не просто передвигаться, а уверенно ступать по жизни, принимая решения. Работа, быт — все это было мне знакомо, но здесь, в этой новой реальности, оно обрело иные краски. В работе я чувствовала себя, как рыба в воде, могла спорить, отстаивать свою точку зрения, и меня слушали. Домашние хлопоты, всегда бывшие рутиной, превратились в творчество. Я наварила варенья из пахучих яблок, медовых груш и темно-лиловых слив. Вместе с Павлом мы опустили в прохладный подвал ящики с зимними сортами. Мои руки, привыкшие к пыли архивных фолиантов, с удивлением и удовольствием возились с помидорами и огурцами для консервации. Мы убрали картошку, собрали тыквы причудливых форм и кочаны капусты, тугие и тяжелые. Павел ворчал, что я слишком много работаю по дому, но я нашла верное средство — встречала его упреки безмолвной улыбкой и тарелкой душистого борща или румяных пирожков.
Но главная битва происходила внутри. Я училась общаться. Не просто слушать и поддакивать, а высказывать свое мнение, говорить «я хочу» или «я не согласна». На работе это давалось проще, а вот в домашней, интимной обстановке старые страхи поднимались, как придонная грязь. Призрак матери с ее испепеляющим взглядом жил в подкорке, в глубине подсознания. Я боролась с ним, буквально вытаскивая занозы страха сказать или сделать что-то не так. Павел стал моим тихим союзником в этой борьбе. Он, человек немногословный, постоянно задавал вопросы: «Как думаешь, куда диван поставить в летней кухне? Что приготовить на ужин? Чем займемся в выходные? Куда хочешь поехать?» — и терпеливо ждал моего решения, давая мне время и пространство для собственного выбора.
Валентина была моим антиподом и спасением. Ее безудержный оптимизм и полное отсутствие комплексов действовали, как целебный бальзам.
—Вот все страдают...от полноты. Диеты там, спорт. А я...ты знаешь, когда Миха ко мне подошел первый раз, вернее мы на остановке встретились. Он спросил на каком автобусе можно доехать до центра. То знаешь что он сделал? Ни за что не угадаешь!- хохотала Валюша.- Он так на меня посмотрел, как...ну на вкусную булочку что ли. И облизнулся. Представляешь! Такой смешной! А у меня пирожок был с собой. Угостила. Все! Больше мы не расставались. И худеть категорически запретил! Я всегда была пухляшом. Не такой, как сейчас, это меня после родов разнесло, но все равно, худой, как ты не была никогда. Знаешь, а я сама себе нравилась всегда. Вот и Мишаня оценил. Потом говорил, что как увидел...захотелось проглотить...Вот и...Он у меня тот еще гурман и горлопан. О! Он без микрофона переорет кого хочешь! Я мужикам всегда говорю, не злите его! Он же сам по полям как заяц... ладно в начале, так и сейчас...И если что, орет так, что трактора глохнут. Обижаются, что переорал их хозяин. Боюсь, чтоб космические корабли падать не начали. Там же люди! С такой высоты... — Она звонко смеялась, и ее смех был таким заразительным, что я хохотала до слез, до икоты.
- Валяяя!- смеялась я.
- Ну что Валя? Я правду говорю. А вы с Пашкой? Ну это ж... слезы! Может у вас глисты?- я просто рыдала от смеха.
- У меня нет. Про Павла не знаю. У нас в семье все такие. Не в коня корм, так бабушка говорила. Правда, мама все полезное предпочитает. А я...я с некоторых пор ем все! И мне от этого просто замечательно! Просто могу забыть про еду, когда увлечена работой, чтением. Нууу...такая я неудобная.
- Удобная- удобная! Пашка рядом с тобой...как пион на клумбе. Расцвел осенью и пахнет на весь поселок. Улыбаться стал. А глаза...скоро тоже облизываться начнет! Вот посмотришь!
- Да ну тебя! Сваха! У нас другие отношения, Валь.
- Ага! У всех такие, а у вас...интеллигенты хреновы! Поживем, увидим!
С Валей было легко. Она приняла меня сразу и безоговорочно как сестра. И я потихоньку менялась. Сама замечала это. Уже не шла по жизни робкой тенью, а «топала», как она говорила, все увереннее.
Мы с Павлом, если совпадали выходные, стали выезжать в Москву. Не как туристы, а как влюбленные в город жители. Гуляли по осенним паркам, где листва горела багрянцем и золотом, заходили греться в маленькие кафе с запахом свежей выпечки, ходили на выставки, кино и в театры. Осень пролетела, махнув на прощание ярким крылом, и в конце ноября выпал первый снег, укрыв землю белым покрывалом.
С полей убрали весь урожай. Консервный завод работал на полную мощность. Склады заполнены овощами. Еще работал цех по засолки в бочки капусты, помидор. Огурчики расходились на ура по магазинам, ресторанам и кафе.
Страна начала готовиться к новогоднему праздничному марафону длинной почти в две недели. Мы тоже закупались подарками. Все решили собраться у Мих Миха. Михаил и Валя третьего улетают на отдых. У них в летний период самый сезон работы. Да в сельском хозяйстве круглый год сезон работы.
Еще у меня появилась подружка, кошка Мурка. Мы ехали из Москвы и вдруг в свете фар увидели на обочине кошку. Она...если я худая по словам Вали, то это был скелет обтянутый кожей. Она даже не мяукала уже, а просто сидела и дрожала вся. Обессиленная и голодная. Не смогли ее оставить, бросить. Я, почему-то, себя с ней сравнила. Вот так же несколько месяцев назад, стояла на берегу...Спасибо Паше и Боре...
Забрали домой. Отмыли, откормили, пролечили. За месяц, к новому году, наша Мурка стала красавицей. Сначала боялась, но не шипела. Видно досталось ей от людей. Сейчас она у нас хозяйка! Ловит мышек в сараях, дружит с Борей, и любит купаться и спать у меня в ногах.
А потом пришел декабрь и главный праздник — Новый год. Таким, каким он был у Мих Миха и Валентины, я его не видела никогда. Вся семья собралась.Огромная, до потолка, елка, усыпанная игрушками, хоровод вокруг нее, песни под гитару и пианино, Дед Мороз — в лице самого Михаила Михайловича — с мешком подарков. А самым забавным был «олень» — Боря в специально сшитом для него костюме с рожками, который важно расхаживал по дому, вызывая всеобщий восторг. А какой стол мы накрыли! Одни вредные блюда, но какие вкусные!
Павел работал даже в каникулы, но в его выходные мы катались на лыжах по заснеженным полям, на ватрушках с ледяных горок. Я, как ребенок, наверстывала свое украденное детство, и Павел смотрел на мои восторги с тихой, светлой улыбкой.
В январе жизнь снова вошла в рабочее русло. Меня ждала первая серьезная заграничная командировка. Неделя в Европе, выбор нового оборудования, переговоры с инвесторами. Я волновалась, но и горела азартом. Перед отъездом наготовила еды на всю неделю, забила морозилку пельменями и котлетами , чтобы мои мужчины и девочка не голодали.
И заметила, как Павел стал мрачнее. Он не говорил ничего, но в его обычно спокойных серых глазах появилась тревожная тень. Мы за пять месяцев так сроднились, стали друг для друга таким прочным тылом, что даже недельная разлука казалась вечностью.
Командировка выдалась насыщенной. Мы заключили контракты на новое оборудование, выбрали технику, и даже нашу продукцию заметили иностранные партнеры. Первая партия нашей продукции в марте отправится к новым покупателям.
Уставали до изнеможения, но успевали сбегать в магазины за подарками. Каждый вечер у меня был ритуал — звонок домой. Слышать спокойный голос Павла, довольное посапывание Бори и мурлыканье Мурки, которую мы когда-то подобрали на обочине полумертвой, а теперь она была полноправной хозяйкой дома, — это было лекарством от усталости и тоски. Я впервые в жизни летела не «в гости», а ДОМОЙ. Туда, где меня ждали.
Договорились, что Павел встретит меня дома, он как раз утром заканчивал смену. Зачем ему ехать в Москву? Машина с водителем довезет меня до самого порога.
И вот пятничный вечер. Машина остановилась у знакомых кованых ворот. Водитель выгрузил мой чемодан и сумку и уехал. Во дворе было тихо, и я на секунду замерла в удивлении. Никто не выбежал встречать? Ни Боря с радостным лаем, ни Мурка, ни Павел... Может, сюрприз готовят?
И сюрприз действительно ждал. Только не тот, о котором я мечтала.
Я тихо, стараясь не скрипеть снегом, вошла во двор и подошла к застекленной террасе. И замерла. За стеклом, в свете лампы, стоял Павел. И с ним говорила женщина. Незнакомая. Его возраста, ухоженная, с холодной, отточенной красотой, одетая в дорогое пальто. Она говорила быстро, резко, тыча пальцем в его грудь. А он... он стоял, опустив голову, и слушал. Весь его вид излучал такую тяжелую, беспросветную печаль и сжатую, опасную злость, что у меня похолодело внутри. Я никогда не видела его таким — раздавленным и одновременно готовым взорваться.
— Ооо! А это кто к нам пожаловал? — Женщина резко обернулась и распахнула дверь террасы, прежде чем я успела отступить. Ее взгляд, острый и оценивающий, скользнул по мне с ног до головы. Павел вздрогнул и резко обернулся.
—Ана! Ты... — Его голос прозвучал хрипло. Он шагнул ко мне, молча взял мою сумку, чемодан и занес их в дом. Я осталась стоять на пороге, чувствуя себя непрошеным гостем, школьницей, застуканной на месте преступления.
—Анна? — Женщина растянула мое имя, и в ее интонации прозвучала ядовитая насмешка. — А тебя, смотрю, Воронцов, на молоденьких потянуло? — Она усмехнулась, и эта усмешка была такой... словно лезвием тонким по коже. — И силы свои рассчитал? Справишься?
Мое лицо вспыхнуло огнем. Я почувствовала, как по спине побежали мурашки. Внутри все сжалось, и я снова стала той самой Лилианной, которая замирала под взглядом матери. Стояла, не в силах пошевелиться, словно парализованная.
—Прекрати, Галина! — тихо, но с такой силой, что казалось, стекла задрожат, прорычал Павел. — Ана! Иди в дом!
—А ты о своем прошлом своей... пассии рассказал? — Женщина по имени Галина снова преградила мне путь, встав в дверном проеме. Ее глаза, холодные и бездонные, впились в меня. — Или... может, вы там и встретились? А? Воронцов? Тюрьма ведь так сближает! — Она язвительно рассмеялась и, наконец, отошла, пропуская меня. — Ты... Анна... прежде чем в его постель лезть, лучше узнай, что этот «герой» — УБИЙЦА! А то он тебе тут романтику устраивает, а потом... мало ли что.
Словно получив удар под дых, я рванула в дом, захлопнула за собой дверь и прислонилась к ней спиной, дрожа всем телом. Боря и Мурка тут же оказались рядом: один тыкался мокрым носом в ладонь, вторая громко мурлыкала, обвиваясь вокруг ног. Я медленно сползла по двери на пуфик в прихожей, судорожно сжимая в объятиях теплые, живые комочки, дававшие мне опору.
«УБИЙЦА!» — это слово гудело в ушах, как набат, отравляя сознание.
-Нет!— отчаянно бормотала я про себя, зарываясь лицом в шерсть Бори. — Этого не может быть! Он не такой! Он не мог...
Но язвительный, уверенный голос Галины продолжал звучать в голове, сея леденящий ужас и страшные сомнения. Тот теплый, надежный мир, который я с таким трудом начала выстраивать, дал трещину, и из нее на меня подул ледяной ветер из прошлого Павла, о котором я не знала ровно ничего.
_____________________
Спасибо всем за дочитывания, комментарии, лайки и просмотр рекламы, донаты.