Преамбула. История, о которой здесь рассказывается, – краткий «срез» моих личных воспоминаний о Тамаре Моисеевне Дридзе (1930-2000), докторе психологических наук, профессоре, главном научном сотруднике Института социологии Российской Академии наук. Её научное открытие о механизмах и принципах смыслообразования я лично приравниваю к открытию тайн атомного ядра в физике. Когда Вы встретите в этом рассказе местоимения «Она» или «Её» - это о ней, моём дорогом Учителе и старшем друге.
...Как на работу, я ходила в Ленинскую библиотеку, снова и снова заказывая всё, что имело хоть какое-либо отношение к неподъёмной теме моей диссертации, которую закрепили за мной, не спросив, так же, как и научного руководителя, причём и руководителя, и название темы, как я узнала много позже, можно было изменить. Много позже шепнули и то, что мою тему и в двух докторских не решить, не то чтобы в кандидатской.
Язык идеологически выдержанных газетных передовиц, на котором в журналистике выполнялись «проходные» диссертации, мне никак не давался, хотя бумаги, признаюсь, я перепортила немало. Менталитет многолетней отличницы, изведавшей вкус и логику точных дисциплин, пусть и на школьном уровне, требовал конкретности и поиска ежели не формул, то хотя бы устойчивых закономерностей. Втайне я даже начинала считать себя не способной к наукам. Что-то подобное, похоже, начали предполагать и на кафедре. Испытывая некую ответственность, научный руководитель время от времени давал мне закрытые для общего пользования переводы материалов о супер новых научных течениях, которые я пыталась хоть как-то приспособить к своей работе. Сделать это было непросто, поскольку он уже и сам неоднократно использовал эти переводы, до того, как «осчастливить» меня. Да и отношение к моей теме эти тексты имели самое косвенное. Главного, без чего вся работа не складывалась, всё равно не хватало. Ему, моему руководителю, казалось, что достаточно, а у меня в голове не складывалось.
…И вот однажды, хорошо помню, что это было в Ленинке, мне попалась среднего, скорее небольшого формата и совсем не толстая книжечка, и там была одна статья, начав читать которую я почувствовала нечто похожее на озноб: да вот же оно – то, что искала! Вот это, то есть вот эти идеи и, главное, этот метод, чем-то похожий на формулу, который, как консервный нож, помогает вскрывать скрытые смысловые пружины, таящиеся в любых произведениях, текстах, – всё это пряталось где-то в глубине моего сознания, но сама я вряд ли смогла бы их «вытащить на поверхность», во всяком случае, сейчас бы – точно не смогла, я и терминов таких доселе не знала, но вот оно, моё, моё!.. В смысле не как моя собственность, а как интеллектуальное созвучие с автором, фамилию которого следует немедленно запомнить!
Мой текст теперь писался сам собой: это был анализ закономерностей в логических и эмоциональных компонентах популярной радиопрограммы. Научный руководитель посмотрел мои наброски и сказал: «не надо, не пройдёт». Но я всё равно продолжала.
...Я впервые увидела Её на одной из конференций МГУ, точнее, и увидела, и услышала Её выступление, необычно-сложное и блестящее. К тому времени я уже была кандидатом наук, защитив, с опозданием и неявным скандалом, свою диссертацию, на которую пришел анонимный «чёрный отзыв» и которая считалась слабой, потому что была, во-первых, идейно нейтральной, и, во-вторых, не очень понятной для тех, кто её пытался читать: речь шла о новом, имеющем чёткие оценочные критерии, методе анализа. Это был разработанный Ею универсальный метод анализа всех, любых процессов общения, который я приспособила для изучения журналистики, причем какие-то закономерности реально зафиксировала. И сегодня не стыдно.
Когда я подошла, после окончания конференции, Она раздавала направо и налево ротапринтные копии своих статей, опубликованных в академических малотиражных изданиях. Пачка скреплённых листков уже кончалась, мне явно не хватало. Уверенного вида молодой человек с интеллигентной бородкой и дефицитным в те времена портфелем-кейсом заявил, что может Её подвезти, поскольку «на машине», тоже дефицитном и престижном средстве передвижения. Сказал, что едет в какой-то институт, а это по пути к Её дому. Наверняка уже бывал.
-У меня вторая глава сделана по Вашей методике, – всё же решилась представиться и я. И стала объяснять, что уже давно бы Её нашла, ведь так нужна была консультация, но думала, что Она из другого города, как и те ученые, которые работали в близком направлении и фамилии которых созвучны с Её фамилией по национальному признаку. Особенности Её фамилии, кстати, ввели меня в ещё одно заблуждение: я почему-то считала, что Она - это «он», то есть мужчина. Но об этом промолчала. Не всё сразу.
Ум у неё, кстати, был не женский. И не мужской. А просто, как я считаю и сегодня, – гениальный. Жаль только, что открытия в гуманитарной сфере не фиксируются: хочешь – открывай, а не хочешь – не открывай, а откроешь, так хлопот не оберёшься. Как я узнала позже, кое-кто и кое-где даже упрекал её за нескромность: как же, новое научное направление создала! В монографии, выпущенной, кстати, наиглавнейшим академическим издательством, именно так и было обозначено: «новое научное направление». Только, как показала жизнь, универсальная формула, помогающая строить диалог с взаимопониманием, оказалась невостребованной как в своей стране, где скорее нужна была формула эффективности идеологического воздействия, так и за «бугром»: мир вступал в постмодерн, где всё многозначно и зыбко, а потому о взаимопонимании и речи не может быть, а автор... – да кому он нужен, автор! Как говорили постмодернисты, «автор умер» (даже если фактически он живой)!
...Она усадила в машину и меня, поскольку оказалось, что я не знакома с Её последними работами и, о благо! копий, которых она притащила целый воз, мне не досталось! Уже через полчаса я рассматривала Её библиотеку, письменный стол с аккуратными стопками различного рода бумажной продукции и, испытывая некоторую неловкость, не смогла отказаться от теплого бульона и кусочка варёной курицы, которую Она успела сварить перед уходом на конференцию. Вскоре пришел с работы Её муж, и я поспешила раскланяться. С тех пор мы стали общаться, всё чаще и чаще, хотя работали в разных институтах.
...Это был наш последний разговор. Её должны были ещё раз положить в больницу и сделать какую-то очередную диагностическую операцию, несложную, как уверяли. И Она, и я понимали, разумом понимали или, как говорят, нутром чувствовали, что из больницы Она уже не выйдет: каждая из нас уже встречалась, на жизненных перекрёстках, с подобными историями. Голос у Неё был скучный.
Прежде наши телефонные беседы длились не меньше часа, и всё больше в деловых и бодрых интонациях. Если, например, она звонила в выходной перед обедом или перед ужином, то для моей семьи, состоящей, кроме меня, из четырех мужчин (муж, отец и два сыночка), это было почти стихийным бедствием, но всё равно они терпеливо игнорировали и свои аппетиты, и призывные запахи еды, а я виновато глядела на их головы, периодически возникающие в дверях спальни (она же мой «рабочий кабинет»), кивала понимающе, но, тем не менее, продолжала разговор.
А сейчас наше общение заняло всего минут десять. Все-таки у Неё было что сказать и в этот раз, хотя, наверное, боль Её терзала. Я говорила, что, подумаешь, небольшая операция. Она говорила, что наш научный метод (если точнее, это Её метод, потому что Она его разработала) лучше впредь называть не теми словами-терминами, как поначалу, а теми, которыми все мы стали пользоваться в последние два года, мы ведь всё время что-то уточняли, совершенствовали… А первоначальное название все-таки упоминать рядом с новым, но в скобках.
Я же заверяла, что главное – это суть, а не название, и кому надо, тот разберётся, и вообще она сама, когда выйдет из больницы, тогда и будет обозначать, как надо...
А потом Она сказала ещё более скучным голосом:
-Вы берите и несите, ну, то, что на Олимпиадах носят...
-А что на Олимпиадах носят? Знамя, что ли?
-Нет, факел.
Я, конечно же, отвечала, что Она ещё и сама понесёт, этот свой факел. И что пафосной терминологией мы никогда не пользовались и впредь не будем. И что такой слабости я от Неё не ожидала. Хотела добавить, что я могу и не справиться, и пронеслось воспоминание, как давным-давно, на какой-то демонстрации из моих пионерско-комсомольских времен, мне поручили, как особую честь, нести небольшое знамя, и уже через несколько шагов руки заломило, а полотнище неуправляемо путалось, вместе с юбкой, между колен... Какой ещё факел, мне-то, с моей немаленькой семьёй!? И с невзлюбившим меня новым одноглазым директором... сочинителем, как выяснилось… потому что нет на свете ничего тайного... сочинителем того самого «чёрного отзыва»!? (Мне сам Засурский Ясен Николаевич, легендарный декан журфака, об этом рассказал, постфактум...).
Да я даже над докторской работала тайком, года два «партизанила» в своей многофункциональной спальне, в уголок которой удалось втиснуть небольшой столик с компьютером. А объявилась для своего родного института и моего недружественного директора только после утверждения в ВАКе докторской ученой степени (не после защиты, а после утверждения, когда «корочки» получила!), а иначе бы он всё поломал, как пресёк немалое число моих публикаций, когда, случалось, узнавал заранее.
…Я тоже говорила и реагировала на Её слова о факеле, который поручалось нести, как-то вяло, внутри было тускло.
А потом Она проговорила, вроде бы даже слегка с усмешкой:
-Ну, пока, – и положила трубку.
Как: «ну, пока»? И это – всё? А наша наука? И вот тут мне очень захотелось перезвонить, что-то потребовать, попросить, уговорить, заставить, закричать и тем самым вернуть жизненные декорации на прежние позиции… но что бы это дало, в нынешней ситуации? Теперь что будет, то будет. Больше я Её не слышала.
...На похороны и поминки пришло немало людей, и среди них была её школьная подруга с редким именем Аста и с не менее редкой для времен её юности смелостью, поскольку мало того, что не отказалась от опальной одноклассницы, родители которой внезапно и надолго переместились из престижного зарубежного торгпредства на просторы холодной Сибири, так ещё и заботилась о ней, как могла: приводила к себе домой на обеды и ужины. Но об этой стороне Ёе биографии я узнала только на поминках. Сидели за столом, вспоминали, печалились, а над нами в это самое время порхала необычная и очень красивая бабочка, наверное, из букетов…
...У Её мужа (теперь уже вдовца, но я все равно буду говорить «муж») мягкий, слегка певучий и богатый интонациями голос, причём стоит услышать хотя бы одну только фразу, даже ежели по телефону, то сразу поймёшь, что это очень и очень интеллигентный человек (это его фамилию, кстати, Она носила…).
Здесь тоже своя история: как-то один студент заскочил на минутку к другому студенту, своему другу, и случайно увидел его сестру, красавицу и умницу... Вот с той поры их судьбы и стали одной общей судьбой.
...Однажды я не выдержала и позвонила по знакомому до боли, до тупой тоски знакомому номеру, и Её муж, а кто же ещё, теперь-то?.. её муж рассказал, что только-только вернулся с кладбища и не хочет жить, потому что незачем, причем заявил это решительно и отчаянно.
Я же ответила, что Она бы такие настроения не одобрила.
Он сник и смягчился.
-А когда мы часами обсуждали наши темы, целыми вечерами, и даже по воскресеньям, как Вы к этому относились? – задала я вопрос, который мне очень хотелось выяснить ещё с давних, ещё с благополучных наших времён.
...Однажды в очередное воскресенье мой замечательный муж привез меня к Её дому с рукописью моей докторской диссертации, на которую я решилась исключительно по Её инициативе и даже, можно сказать, по Её требованию, и остался ждать в машине. Я должна была выйти минут через десять, а вернулась через два часа. Или даже чуть больше. Он, конечно же, был зол и раздосадован: я подарила не лучший вариант воскресного вечера для мужчины, который вкалывал всю неделю. И вот когда я садилась в раскалённую его ожиданием машину, мой муж задал вопрос, который остался риторическим, но который, признаться, время от времени меня продолжал тревожить:
-И как только Её муж это терпит? У него ведь тоже сегодня выходной!
Однако тут же он хмыкнул и даже засмеялся:
-Посмотри-ка скорей в окошко, пока не отъехали, там тебе на смену ещё кое-кто спешит, и тоже со своей нетленкой!
Через лужи и впрямь перепрыгивала Люба Цой, с толстенькой папочкой под мышкой, и прямо-прямиком к Её подъезду…
-А когда мы часами обсуждали наши темы, целыми вечерами, и даже по воскресеньям, как Вы к этому относились? – вот такой вопрос, напомню, я задала Её мужу, теперь уже вдовцу...
-Мне было радостно, – так ответил на мой вопрос Её интеллигентный муж, проработавший всю жизнь, если кому интересно, на какой-то приличной руководящей должности на крупном московском заводе.
-Мне всегда было рядом с Нею радостно, всю нашу жизнь. Я знал, что, когда Она закончит свои дела, пусть и поздно вечером, всё свое внимание будет отдавать или мне, или дочке, или внукам. Она умела это делать, и нам рядом с Нею всегда было радостно…
…Когда я рассказала об ответе на тот самый риторический вопрос своему мужу, он понимающе кивнул...
...Вот такой у нас всех, причастных к рассказанной мною истории, оказалась непростая и по-своему уникальная наука всей жизни.
Послесловие: Каждый год в Институте социологии РАН, куда я перешла после Её ухода, в октябре-ноябре проводятся Дридзевские чтения – научная конференция, на которой мы рассказываем о значимости Её концепции. Самую большую нагрузку по организации и проведении этих ежегодных мероприятий берёт на себя Валентина Шилова, та самая юная девушка, которая на фотографии (см. ниже) стоит с букетом цветов между своим научным руководителем Тамарой Моисеевной Дридзе и Владимиром Александровичем Ядовым, бывшим директором Института; здесь она после защиты своей первой, ещё магистерской диссертации.
Недавно на одном из таких мероприятий она подвела ко мне группу молодёжи из МГУ и, знакомя с одним пареньком, сказала, что это правнук Тамары Моисеевны. Юноша был слегка растерян: вот, оказывается, какие у него семейные корни! А окружающие его однокурсники прислушивались к нашему разговору с огромным интересом.
Так что наша история о науке всей жизни развивается, продолжается и обрастает новыми подробностями и деталями...
P.S. Обращение от автора статьи. Все статьи здесь (кроме, конечно тех, что для детей) предназначены для читателя интеллектуального, желающего узнать новый оригинальный взгляд, высказать своё мнение, поспорить. Однако прошу учесть: поскольку это не главное моё занятие (об этом Вы можете узнать, например, в статье "Расскажу немного о себе") - материалы появляются и будут появляться не чаще одного-друх раз в неделю, за особой популярностью и даже за так называемой "монетизацией" я не гонюсь, тем более что на Дзене без особой "раскрутки" это не реально. Приглашаю подписаться, если пока Вы этого не сделали! Если "заскучаете" без моих новых статей - познакомьтесь с теми, что уже здесь имеются - уверена, они Вам понравятся! До новых встреч!
