Когда Лиза вернулась в город, утро было тихим и серым, как старое фото.
Сквозь окна квартиры пробивался бледный свет, но ощущение было странным — будто всё немного сдвинулось, как если бы мир стал чужим.
Телефон ожил лишь ближе к полудню. Ни сообщений, ни пропущенных вызовов, но в галерее появилась новая папка: “DCIM/House”.
Внутри — десятки снимков.
На всех — она. Стоит перед домом, в доме, за окном. На одном — сидит на крыльце, а над ней — черная фигура без лица.
В метаданных снимков — нулевая дата. Никаких координат.
Первым делом она поехала к подруге, Алисе.
Алиса — журналистка, с которой Лиза делила всё, от кофе до тревог. Если кто и мог помочь, то она.
— Ты уверена, что это не чья-то дурацкая шутка? — спросила Алиса, листая снимки. — Сейчас фильтры делают чудеса. Может, кто-то просто подставил твое лицо?
— Но я была там, — глухо ответила Лиза. — Я видела этот дом.
— Где он?
— Его нет на карте. И теперь я не уверена, что он вообще есть.
Алиса усмехнулась, но без уверенности.
— Знаешь, что странно? — она наклонилась ближе к экрану. — Посмотри на фон. Там… ты дважды.
Лиза прищурилась.
На заднем плане, в окне, действительно стояла ещё одна она — чуть повернутая, будто наблюдающая.
Дома Лиза долго сидела перед зеркалом.
Глаза в отражении казались чуть темнее обычного.
В какой-то момент ей показалось, что отражение моргнуло на долю секунды позже, чем она сама.
Она отступила, включила свет, но в зеркале отражение замерло, не двигаясь.
Только потом, будто нехотя, повторило движение.
Страх сжал горло.
Она схватила фотографию, ту самую первую, где было написано «Не возвращайся». И заметила: надпись изменилась.
Теперь на снимке было выгравировано:
«Ты уже вернулась».
Ночью ей снился дом.
Он дышал. Доски стен сжимались и разжимались, словно грудная клетка.
Из окон тек свет, похожий на жидкость, и по полу шли волны.
Во сне она шла по коридору, где стены шептали её имя.
В каждой комнате висело зеркало, и в каждом отражении она стояла в другом возрасте — девочка, девушка, старуха.
Но все эти “она” поворачивались к ней одновременно и говорили в унисон:
— Дом ждёт.
Она проснулась с криком.
На полу лежала фотография — та самая, но теперь свежая, цветная.
На ней — она спала в своей кровати, в том же положении, в той же ночной рубашке.
Днём Лиза пошла в архив, где работала архивистка, старушка по имени Валентина Петровна.
— Мне нужен список старых деревень этого района, — попросила она.
Женщина долго листала карту.
— Тут всё просто, милочка. В семидесятых часть деревень затопили при строительстве плотины. Вот, к примеру, Сивери, Крутые, Домково…
— Что вы сказали? — Лиза резко подняла голову.
— Домково. Маленькая деревня, десять дворов. Ушла под воду.
— Есть фотографии?
— Есть, конечно.
Старушка вынесла альбом.
На одной из страниц — знакомый дом, покосившийся, с дубом сбоку. Подпись: Домково, 1969 год. Последняя съёмка перед затоплением.
На снимке, у крыльца, стояла женщина.
Лицо смазано, но — то же платье, что на фотографии из коробки. И черты… те же.
Подпись: Елизавета Климова, последняя хозяйка дома. Пропала без вести.
— Это же… я, — прошептала Лиза.
Валентина Петровна нахмурилась:
— Что ты сказала?
— Ничего… А кто сделал фото?
— Местный фотограф. Говорят, тоже исчез.
Когда Лиза вернулась домой, дверь в квартиру была приоткрыта.
На полу — следы. Мокрые, будто кто-то только что вошёл из дождя.
Но снаружи было сухо.
Она медленно подошла к зеркалу в прихожей.
Отражение стояло неподвижно, чуть наклонив голову, словно разглядывая её.
А потом — улыбнулось.
В ту же секунду в зеркале мелькнула вспышка — щелчок камеры.
Лиза вскрикнула, закрыла лицо руками. Когда открыла — зеркало было пусто.
Только на полу лежала свежая фотография.
На ней — она, стоящая перед зеркалом, с ужасом в глазах.
А за её спиной — дом.
В ту ночь телефон снова ожил.
На экране появилось уведомление: Маршрут обновлён.
Пункт назначения: Домково.
Лиза поняла, что выбора больше нет.
Она должна вернуться.
Конец второй части