Зима 1945-го.
В добротной деревенской избе с высоким крыльцом было жарко натоплено. С виду изба, но на самом деле когда-то этот дом служил деревенским правлением. Тут обитал председатель, тут решались все колхозные вопросы. Сейчас в избе расположился командный состав третьей мотострелковой роты. На бывшем председательском столе разложена карта местности, на гвоздике возле входа висит майорский китель.
В печи громко постреливают ярко горевшие дрова. К ним тянет руки, пытаясь отогреться офицер СС. На нем добротная немецкая шинель со знаками отличия, офицерская фуражка. Иногда в избу забегают красноармейцы, и, не обнаружив в ней майора Лихолетова, уходят. Никого из них не удивляет присутствие в избе немецкого офицера. Он всё ближе и ближе тянет руки к огню, а когда входит майор с лихим задором в глазах отдаёт честь.
— Да сними ты уже эту гадость, — морщится майор Лихолетов. — Самому-то не противно?
— Противно, товарищ майор, но очень уж холодно, никак согреться не могу. Пять километров через сугробы, еще и фриц этот такой жирный попался. Сначала наотрез отказывался идти, пришлось его тащить. Ценный хоть «язык»?
— Это мы узнаем позже. Повезли твоего «языка» в штаб, там допросят и нам сообщат. Сержант Алексеев, снимите немедленно эту гадость.
— Ладно, хорошо, — Василий улыбался другу.
Столько они прошли вместе с майором, что теперь иначе, как другом, Вася не мог его считать. Он уже и сам не рядовой, повышен в звании до сержанта, за первого «языка», которого привел с тыла врага.
Вася давно рассказал Сергею Лихолетову, как пытался он освободить партизан, как переоделся в немецкую форму. Майор тогда рассмеялся и сказал, что это было очень глупо. А Вася горячился:
— Нет, но идея-то была хорошая! Могло получиться, могло, я уверен. Если бы только Андрей не оказался слаб. С надежным человеком такое провернуть, возможно. Я говорю по немецки без акцента, никто и не заподозрит.
И как-то так совпало, что почти сразу после этого майор Лихолетов получил от командования приказ попытаться взять пленных при следующем наступлении. Нужны были сведения о расположении фашистских частей.
От рядовых пленных толку мало, а немецкое офицерье на поле боя носы не показывают и тикают первыми.
Немцы сейчас тикают по всем фронтам и часто Лихолетов с Василием обсуждает, что победа наша не за горами. Когда Вася предложил майору свой план, тот был категорически против.
— Идти в тыл врага в форме немецкого офицера? Одному?
— Ну, почему же одному? — спорил Василий. — Вот, например, рядовой Котов тоже знает немецкий. Не говорит, но все понимает. Он человек надежный, степенный, такой не запаникует в ненужный момент. Я пойду с ним, и мы справимся, вот увидишь.
Да, майор Лихолетов был против, но командование требовало результата. И, скрепя сердце, он разрешил Василию.
Тогда у Васи всё прошло, «как по маслу», с рядовым Котовым он привёл такого офицера, за которого и получил звание сержанта. Офицера в штаб командования увезли в исподнем. Форму Василий себе приберег, знал, что пригодится.
С тех пор много раз ему приходилось бывать в тылу врага. В третьей мотострелковой роте уже не удивлялись, видя, как разгуливает между ними сержант Алексеев в немецкой форме.
Сейчас Василий вновь добыл «языка». Вести пришлось по лесам, через сугробы, замёрз, как куцик. Прежде чем снять немецкую шинель, аккуратно извлек из-под подкладки серенький, сложенный в десятеро листочек.
— Давно хотел тебя спросить, — сказал Лихолетов, — почему ты носишь с собой именно это письмо Нины? Она тебе пишет каждую неделю.
— Не знаю, — повел плечами Василий, — так повелось. Как спасло оно мне жизнь в самый первый раз, так и не расстаюсь. Кажется, если я останусь без него, непременно погибну. Можешь считать это глупым суеверием.
— Да нет, это не суеверие, это вера, — серьезно кивнул майор. — Я тебя понимаю, Вась, правда понимаю. Хотел бы я когда-нибудь встретить такую, как твоя Нина.
— Встретишь, обязательно встретишь. А я голоден, как волк. Ужин вроде уже был?
— Вспомнил про ужин! Он был и сплыл. Меня местные угощали. Вон там, в чугунке, я щи тебе оставил, и сало в тряпице.
Уже две недели, как они в этой деревне. Очень резво гнали фашистов до сюда и вдруг застопорилось. Фрицы обосновались в городке с железнодорожной станцией и держались за него зубами. Отбивались отчаянно, изо всех сил удерживая позиции. Это заинтересовало командование, Василию поручили добыть очередного «языка».
На следующее утро майор Лихолетов дожидался сеанса связи со штабом, но вдруг возле избы заурчал мотор. Через минуту в дверь, вместе с клубами морозного воздуха, шагнул человек с генеральскими погонами.
Майор, Василий и связист, находившиеся в комнате, вытянулись по струнке. Немолодой генерал повёл кустистыми бровями и сказал:
— Вольно! Оставьте нас с майором!
Связист, забыв про бушлат висевший на спинке стула, шмыгнул на мороз. Василий собирался последовать его примеру, когда генерал его остановил.
— А это не ты «языка» привел? Представься, сержант.
— Сержант Алексеев. Так точно, «языка» привел я, — отчеканил Василий.
— Останься тогда, хвалить тебя буду. Хорошего ты «языка» привел, очень информативного. Будем надеяться, что его сведения подтвердятся. Благодаря им стало понятно, почему немцы так вцепились в эту железнодорожную станцию. Сегодня ночью по ней пройдет состав с крайне важными для немцев документами и боеприпасами. Боеприпасы везутся на южное направление фронта и могут здорово замедлить наше наступление. Состав необходимо уничтожить и сделать это здесь, на этой железнодорожной станции. Дальше он пойдет по полностью захваченной немцами территории и подобраться к нему будет невозможно.
«Сейчас будто, возможно», — подумал Лихолетов. «У немцев тоже приказ, они бьются отчаянно, и к станции не подпустят».
— Что молчим? — хмурился генерал. — Сержант, ты же был в городе, знаешь все подходы.
— Так точно, в городе был, но не на станции. Так далеко не углублялся. К станции лучше подходить со стороны леса.
— Ну вот, видите, мысли уже есть, — подвигал густыми бровями генерал, — значит, справитесь. — Приказ ясен, майор.
Что еще оставалось сказать Лихолетову, кроме как, «так точно»?
Генерал уехал, и он сердито уставился на Василия.
— Подходить к станции лучше со стороны леса, — передразнил друга. — Как ты себе это представляешь? Они не дадут нам подойти к станции. У них тоже приказ. Мы не пробьемся.
— Что ж ты это генералу не сказал? — огрызнулся Василий. — Думаешь, что он тогда бы отменил приказ? Ты серьезно, Сереж? Нас поставили перед фактом, и времени очень мало. Понятное дело, что с боем мы на станцию не прорвёмся. Надо действовать хитростью. Сколько комплектов немецкой формы у нас уже имеется?
— Ты что, опять идти собрался? Да ты ненормальный! — вспылил Лихолетов. — Это же разного уровня задания. Одно дело пошарахаться в немецкой форме, где-нибудь с краюшку, приметить офицера и тюкнуть по башке потихонечку. И совсем другое — добраться до станции. Ну, допустим, даже если ты и доберёшься, что ты там сделаешь один, или со своим Котовым, что?
— Поэтому я и спрашиваю, сколько комплектов немецкой формы у нас имеется? Переоденем самых надежных и проникнем со стороны города. А ты, с основной силой засядешь в лесу. Будем действовать с двух сторон, действовать по обстановке. Но мне кажется, нужно минировать пути.
— Да, ты прав, другого выхода нет. Минировать непосредственно перед приходом состава.
Мужчины склонились на картой, перебивая друг друга, начали живо обсуждать план. План слабенький, ненадежный, но другого не было. К тому же времени на раздумья не оставалось.
И вот Василий вновь одевает немецкую шинель. Улыбнувшись на прощание майору идет искать добровольцев, готовых идти с ним в тыл врага.
Нехорошее предчувствие охватило майора Лихолетова. Столько раз уходил так друг и товарищ, но предчувствие появилось в первый раз. Если бы он только знал, чем закончится сегодняшний день, он бы ослушался приказа, сообщил бы о невозможности его выполнения и пусть лишился бы майорских погон.
Через несколько часов к тщательно охраняемой железнодорожной станции подъехал мотоцикл с люлькой. Из люльки выскочил недовольный молодой офицер в чине штабс-фельдфебеля. Неизвестно откуда появились еще несколько немецких солдат. Все компания ворвалась в здание вокзала, где грелись патрули. Штабс-фельдфебель начал кричать. Он был слишком активен, слишком напорист.
— Почему отдыхаем? Кто вам разрешил отсиживаться здесь, когда состав приближается? Вы должны быть там, возле путей.
И тут же, противореча своим словам, офицер заорал:
— Собрать мне всех в здании, немедленно. У меня новый приказ. Через минуту, чтобы все здесь собрались.
В очередной раз план Василия и Лихолетова был построен на эффекте неожиданности. Офицерский чин высок и грозен. Никто не обратил внимания, что остальные солдаты, что прибыли с ним, не проронили ни слова.
Сколько раз Лихолетов потом обдумывал, как можно было бы поступить по-другому. Обдумывал и понимал, другого решения не было. Вася правильно предложил, и все могло бы получиться. Пока сержант Алексеев в форме немецкого офицера бушевал в здании вокзала, пока отвлекал, подползшие в вечернем сумраке к путям красноармейцами минировали их.
И всё могло бы получиться...
Лихолетов уже слышал приближающийся состав, они уже почти скрылись в лесу. Почти...
Но все-таки не все немцы собрались в здание вокзала. Эффект неожиданности начал проходить, и немецкие солдаты, помня приказ, во что бы то ни стало охранять проезжающий состав, выбежали и увидели скрывающихся в лесу красноармейцев.
Началась стрельба, состав начал экстренное торможение. Застывший в сугробе возле леса Лихолетов прикинул тормозной путь и понял, что до заминированного участка тепловоз не доедет, совсем немного не доедет. И тут же майор увидел, как немецкий мотоцикл с люлькой мчится к составу.
За рулем Василий. Как он смог проникнуть в тепловоз, было непонятно. Но он сделал это, и состав он вновь начал набирать скорость.
Вася уверенно вел тепловоз на заминированный участок. Он все больше набирал скорость, чтобы наверняка, чтобы все вагоны...
— Нет! — закричал Лихолетов, увидев, как взлетает на воздух состав, которым управляет его близкий друг. — Нет, Вася, нет!
Сначала просто полыхнуло, потом боеприпасы в вагонах начали взрываться. Взрываться так, что даже на краю леса майора с солдатами толкнуло взрывной волной.
Приказ был выполнен. Важные документы и боеприпасы были уничтожены ценой жизни Василия Алексеева.