На следующий год после выхода «Конька-Горбунка», - 1835-й, - Языков пишет и печатает сказку-пародию "О пастухе и диком вепре". Эта короткая сказка, - как пишет литературовед К.К. Бухмейер в предисловии к тому произведений Языкова в "Библиотеке поэта" (Н.М. Языков. Полное собрание стихотворений. - М.-Л.: "Сов. писатель", 1964), - является очень близким воспроизведением сказки из сборника сказок восемнадцатого века "Дедушкины прогулки".
В своей сказке Языков изображает пастуха, побеждающего наводящего ужас на всю округу дикого вепря. Пастух победил очень просто: влез на виноградное дерево и стал бросать свинье ветки с виноградом. Вепрь наелся винограда, опьянел и заснул, пастух слез с дерева и отрубил зверю голову; потом пришёл с тушей вепря к королю, тот отдал за него свою дочь и отказал ему всё королевство.
К. Бухмейер пишет об этой сказке так: "Самую сказку он выбирает "попроще", якобы для того, чтобы дать простор фантазии, на самом же деле, вероятно, потому, что из всех сказок сборника она наиболее оголена и упрощена по сюжету, незамысловата почти до глупости и может, таким образом, прекрасно демонстрировать неправоту Пушкина, якобы отказывающегося от литературного преобразования народной сказки."
Советский фольклорист М. К. Азадовский так же считал сказки Н.М. Языкова полемическим выпадом против А. С. Пушкина.
"Толчком к написанию сказки явились, по всей вероятности, сказки Пушкина, написанные и опубликованные в 1831-1835 гг.." , - добавляет и К. Бухмейер.
Да, нет сомнения, Языков писал пародию именно на Пушкина. А по сюжету, - между тем, - выбранная сказка более всего похожа на «Конька-Горбунка»: пастух (как и крестьянин Иван) получает в результате королевскую дочь и само королевство. Только нет здесь никаких чудес, ни Жар-птиц, ни коньков-горбунков волшебных. И сама сказка – коротенькая, - в отличие от длинного, трёхчастного, «Конька»…
Но этим выпадом Николай Михайлович не удовлетворился.
Потому что произошли некоторые события. В декабре 1835 года произошло выступление Пушкина против Уварова, - издано стихотворение "На выздоровление Лукулла" в "уваровском" журнале "Московский наблюдатель".
И в наступившем году Пушкину позволили, несмотря на этот скандал, издание собственного журнала.
Думаю, эти события послужили толчком к тому, что Языков задумал не простую сказку, а – драматическую, - под названием – «Жар-Птица».
И та, и другая сказки входили в сборник сказок 1786 года "Дедушкины прогулки".
Персонаж Жар-Птица, в отличие от пастухов и пьяных вепрей, имеет уже непосредственное отношение к сказке «Конёк-Горбунок» как один из её главных персонажей. К тому же, сказка эта как раз длинная, но, в отличие от «Конька», долгая и тягучая.
Это был один из принципов Языкова, который он противопоставлял принципам творчества Пушкина: "В сей же поэме ("Полтаве"),- пишет Языков,- слишком видное стремление Пушкина описывать и выражаться как можно проще часто вредит поэзии и вводит его в прозу!". Языков, как видим, считал поэзией многословность и напыщенность…
И это своё «кредо» он в полной мере проявил в сказке «Жар-Птица». Так что, «Птица» - это, несомненно, пародия на Пушкина, - но при этом она – и пародия на «Конька-Горбунка».
Ещё а начале 1820-х годов было поставлено два балета под названием «Жар-Птица». Либретто к одному из них писал совсем юный тогда Николай Языков. Это либретто было признано неудачным и отвергнуто. (Возможно, теперь, в 1836 году, Языков захотел отыграть и ту неудачу).
Итак, почему же сказка «Жар-Птица» - пародия на «Конька-Горбунка»?
Во-первых, - единая завязка: как в «Коньке» кто-то стал ходить в поле, так в «Птице» - кто-то наведываться в сад и клевать золотые яблоки.
У Языкова это – не Кобылица, а – Жар-Птица.
Царь говорит:
Что делать с ней? А так её оставить
Нельзя: она дотла опустошит
Наш сад. Да мне, царю, и неприлично
Давать себя в обиду всякой дряни!
Здесь Жар-птица названа дрянью - так же, как и в "Коньке-Горбунке" про жар-птиц:
Эк их, дряни, привалило!
Старшие братья, - как водится, - проспали Жар-Птицу, а младший схватил её за хвост, но не удержал; в его руке осталось лишь Жаро-птицево перо.
В «Коньке» так же перо попадает в руки младшего брата прежде самой Птицы.
Царь Выслав многословно радуется Перу:
Прекрасное, редчайшее перо!
Как тяжело! знать, цельно-золотое!
Как тонко, нежно, гибко, что за цвет!
Прекрасное, редчайшее перо!
Хоть на шелом Рогеру!
(Рогер - видимо, средневековый рыцарь Роджер, - прообраз Робин Гуда).
В "Коньке-Горбунке" царь с пером в руках описан лаконичнее:
Царь смотрел и дивовался,
Гладил бороду, смеялся
И скусил пера конец.
"Знать, цельно-золотое" Языкова комментирует как раз это действие царя из "Конька" - "и скусил пера конец", - так пробуют золото "на зуб".
Далее в "Коньке":
Так, уклав его в ларец...
У Языкова же и про ларец - очень пышно и многословно:
Я
Хочу подумать, как мне самый лучший,
Приличный ящик сделать иль ковчег
Для этого чудесного пера,
Изящно-драгоценный! Позови
(Василию)
Сюда ко мне дворцовых столяров
И резчиков: я дожидаюсь их!
То есть, Языков как бы разворачивает подробнее картину, описанную автором "Конька-Горбунка", делает её более подробной и разукрашенной.
Царю Выславу очень хочется иметь в своём царстве Чудо-Птицу, и он обещает пол-царства тому, кто её ему доставит. Сперва едут старшие братья - Дмитрий и Василий.
Отец обращается к ним:
Возьмите по коню
С моей конюшни, ты Кизляр-агу,
Иль Мустафу, а ты, Василий, - Негра!
В этом "Негра!" – как будто выстрел - в цель - в Пушкина. А
Кизляр-ага и Мустафа, - возможно, метит в турка по матери В.А.Жуковского.В главных сказочников - современников Языкова (который явно гордился своей русскостью...).
Далее…
Царь Выслав
Ты знаешь чернь!
Она всегда глупа и легковерна,
Особенно в решительные дни:
Какой-нибудь отважный пустозвон
Расскажет ей бессмысленную сказку,
В набат ударит, кликнет клич: толпа
Взволнуется кровавой суматохой,
И, дикая, неистовая, хлынет
Мятежничать. Несчастная страна
Наполнится усобицей, враждой
И всякою республикой, бедами
И гибелью...
Писать и тем более - печатать - такое при Николае Павловиче вообще-то было смертельно опасно. Но - кажется - Языков не думал об этом. Он был занят собственной борьбой - с тем, кто так мешал и ему, и брату его. И этот "отважный пустозвон" - в приведённом отрывке - снова напоминает Пушкина (у декабристов, как известно, находили много пушкинских стихов). А слова царя Выслава про чернь схожи с тем, что говорит о черни Борис Годунов: "Вот черни суд. Ищи ж её любви".
А вот в этих словах Ивана-царевича - прямое противоречие словам пушкинского Самозванца:
Я не люблю пророчеств никаких,
Не верю им: я знаю, врут они.
Так говорит Иван-царевич.
А так - Самозванец:
Я верую в пророчества пиитов.
В сцене 13 сказочник рассказывает царю Долмату такую сказку:
Сказочник
Был чудный царь, великий беспримерно;
Задумал он народ свой просветить,
Народ, привыкший в захолустье жить,
Почти бескнижный, очень суеверный
И закоснелый в рабстве. Как с ним быть?
Царь был премудр и начал он с начала:
Стал самого себя он просвещать -
И благодать Господня воссияла
Ему, наук живая благодать...
Прервём цитирование. Понятно, что Сказочник рассказывает Сказку о Петре Великом. Откуда в пародии - как мы считаем, - на "Конька-Горбунка", - вдруг - Пётр Великий?
Мы уже как-то упоминали, и ещё раз повторим, что в "Коньке-Горбунке" так же присутствует царь Пётр Первый, - под именем Месяца Месяцовича.
Получается, Языков догадался, кто зашифрован под именем Месяца Месяцовича - и в своей пародии вывел его прямо, без вуалирования, - о чём удовлетворённо и говорит устами своего царя Долмата:
Вот хорошо! Люблю такие сказки,
Спокойные, где творческий талант
Ведёт меня к назначенной мете
Прямым путём; и мне тогда легко:
Я следую за ним не утомляясь,
Бровей не хмуря, думаю подробно
О всём, что мне рассказывают; ясно
Соображаю, как и в чём тут дело,
И сказка вся ложится на виду.
И любо мне и сладко, что я понял
Все хитрости, которые талант
Употребил в ней, свойственно своей
Возвышенной природе создавать
Умно. Меж тем часы едва заметно
Идут, идут и благотворный сон
Мои зеницы тихо закрывает,
И долго в самой сладкой неге
Меня лелеет. Поутру проснусь
Здоров и светел; тут-то я вполне
И чувствую и вижу на себе,
Как нужны и приятны человеку
Словесные искусства и талант,
Развившийся в порядке. Продолжай!
Остановимся для того, чтобы сказать: видите, каково мнение Языкова о том, какой должна быть сказка? Всё должно быть ясно и понятно - как у него, - когда сразу видишь, о ком идёт речь, - что читающему или слушающему приятно. И вполне можно заключить, что талант Пушкина он считал развившимся в беспорядке, поскольку произведения его требуют усилий для своего восприятия.
Далее царь Долмат произносит почти такие же слова, как Царь в сказке "Конёк-Горбунок" при явлении Жар-Птицы:
Царь кричит на весь базар:
"Ахти, батюшки, пожар!
Эй решёточных сзывайте!
Заливайте! Заливайте!
Царь Долмат:
Нет, погоди! Я слышу... Так, звонят!
И крик и шум, неужели пожар?
Ох! я боюсь пожара как огня!
В 14 сцене Ивана-царевича поймали с поличным - с украденной Жар-Птицей, - и приводят на допрос к царю Долмату.
И царь Долмат говорит ему, в частности, такие слова:
Я бы мог
Тебя жестоко, славно проучить
За дерзкий твой поступок; я бы мог
Провозгласить торжественно и громко
Во всех газетах, что такой-то
Иван-царевич, сын царя Выслава,
Ворует птиц и пойман, уличён
И прочее; я мог бы сверх того
Ещё нанять, положим, хоть десяток,
Учёных и бессовестных мужей,
Чтобы они особенные книги
Писали и печатали везде
О том, что ты не годен никуда:
Тебя рассмотрят, разберут, обсудят,
Опишут с головы до ног, и всё,
Что про тебя узнать и сочинить
Возможно, всё узнается и будет
Разглашено от Кяхты до Багдада,
От Колы до Помпеева столба!
Потом из тех газет и книг, мой милый,
Ты перейдёшь в пословицу, а там
Того и жди, что именем твоим
Бранчливые старухи на торгу
Кидать в мальчишек станут, словно грязью;..
Не кажется ли вам, что сказочный царь превышает здесь свои сказочные полномочия и пылает совсем не сказочной ненавистью? "Во всех газетах..., что такой-то уличён..." Что это за угрозы такие? И - кому? Явно не сказочному Ивану-царевичу!
"Географически" эти стихи явно соотносятся со стихами из пушкинского стихотворения 1831 года "Клеветникам России":
Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясённого Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..
Интересен и выбор Языковым географических мест. Первое - Кяхта - это город в Бурятии, основанный в 1728 году Саввой Рагузинским. Савва Рагузинский - выдающийся русский дипломат сербского происхождения. Всем известно, что именно он привёз на Русь маленького арапчонка Ибрагима. Но не всем известно, что именно инженер Ибрагим Петров составлял планы крепостей Кяхты и Троицкосавска. Так снова сошлись пути серба Рагузинского и арапа Ибрагима. Пушкин, конечно, знал о роли дипломата в жизни его прадеда, а таким образом - и в его жизни. Рагузинский возглавлял Русское Посольство в Китае. В 1727 году на реке Кяхте им был заключён Кяхтинский договор о границе между Россией и Китаем. Таким образом, Языков в своих стихах начинает от Китая, которым Пушкин кончил: "до стен недвижного Китая". Начинает с Кяхты - города Рагузинского и Ганнибала, снова намекая на происхождение русского гения. Багдад - это столица Ирака, там живут не арапы, а арабы... Ещё там религия - езидизм, - которую впервые в русской литературе описал Пушкин в своём "Путешествии в Арзрум", напечатанном в №1 "Современника". Кола - с 1784 года административный центр Мурманской области, исторический центр Кольского полуострова. Как он связан с Пушкиным? Не знаю, - возможно, только тем, что неподалёку - Соловки, в которые Пушкин чуть было не угодил в начале 1820-х годов. Помпеева колонна находится в Александрии, в Египте... По-другому её называют: Александрийский столп.
Сцена 15 сказки "Жар-Птица" - это сцена в трактире какой-то заморской страны, похожей на Германию. Два старших брата путешествуют в поисках Жар-Птицы, останавливаясь в трактирах. Сцена представляет карточных игроков: 1-й, -2-й, 3-й обозначает их Языков, как Пушкин в "Борисе Годунове" называет своих персонажей: "Один", "Другой", "Третий".
1-й
Уф, я устал, я не могу играть!
Сегодня полно! - Битых семь часов
Мы не вставали с места - это слишком!
И вечно я проигрываю! Точно,
Мне на роду написано погибнуть
От рук твоих, любезнейший!
Проигрыш в картах, - конечно, плохое дело, - но при чём же здесь гибель? И кто этот - вечно проигрывавший в карты? Думаем, даже называть не надо. Кроме того, здесь, похоже, заодно пародируется и «Пиковая дама», о которой братья Языковы так же отзывались как о "пустой" повести, в которой хороши только эпиграфы. (См.у Садовникова).
2-й пытается утешить 1-го:
Сегодня
Тебе несчастие: как же быть, мой друг!
День на день не приходится. Фортуна
Непостоянна, ветрена. Ты помнишь,
Как я тебе проигрывал?
1-й
Да, помню,
И есть чем хвастать! Это капля в море
В сравнении с моими векселями.
2-й
Вольно ж тебе играть на векселя!
Стоп! На векселя играл именно Пушкин. Громкое дело было с векселем, выданным Пушкиным в 1819 году в Петербурге барону Шиллингу. К 1830-м годам Пушкин всё ещё по нему не расплатился, был какой-то суд, шумела пресса. Потом - в июле 1830 - вексель был выдан Пушкиным на имя полковника Луки Жемчужникова, он был частично оплачен в декабре 1831 года - именно в связи с этим карточным долгом поэт тогда ездил в Москву, где "находился в обществе самом мерзком: между щелкопёрами, плутами и обдирайлами", - как писал Николай Михайлович Языков брату Александру Михайловичу.
Хозяйка
Ей-ей не знаю. Я не пью вина.
3-й
А я так знаю! Это - ваш рейнвейн,
Такой рейнвейн, что этакого мало
И за границей. Вот так уж вино!
Дмитрий-царевич
Подать рейнвейну!
И эту историю знал Языков - от самого Пушкина, - или от друзей-шпионов? На обратный путь с Кавказа Николай Раевский снабдил Пушкина и ехавшего вместе с ним Дурова ящиком рейнвейна. Они всю дорогу пили рейнвейн и играли в карты.
Языков словно возвращает Пушкину "его портрет" - такого, каким он его знает. И вот этот картёжник, растратчик, пьяница и любитель женщин - великий русский поэт? Народный поэт, пишущий от имени народа Его Сказки?! То, что портрет в большей степени похож на самого Языкова - это, конечно, было ему невдомёк.
Прекрасную Елену для Ивана-царевича крадёт Волк.
Иван-дурак в "Коньке-Горбунке", увидев впервые Царь-Девицу:
Как же в сказках говорится, -
Рассуждает стремянной, -
Что куда красна собой
Царь-девица, так что диво!
Эта вовсе не красива:
И бледна-то, и тонка,
Чай, в обхват-то три вершка;
А ножонка-то, ножонка!
Тьфу ты! словно у цыплёнка!
Пусть полюбится кому,
Я и даром не возьму".
Таким вот своеобразным образом - от противного - Пушкин в своём "Коньке" говорит о духовности красоты Царь-Девицы.
Языков же безо всяких подтекстов говорит, что Царь-Девица - это и есть Елена Прекрасная, - и это так, признаём мы (что не мешает нам находить в ней и другие литературные и мифологические прообразы). Все русские Царь-Девицы и Царевны-Лебеди восходят к Елене Троянской.
И вот как подробно Иван-царевич рассуждает о её красоте:
Прекрасная Елена!
Я вас не знал, я полагал, что вы
Красавица, каких и я довольно
Видал; бывало, взглянешь на неё -
И вспыхнешь и пробудятся в тебе
Волнения, восторги и мечты
Телесные и ровно ничего
Духовного: живее сердце, кровь
Живее... Ах, прекрасная Елена!
Ах, вы не то, нет, я увидел вас
Спокойно, равнодушно; я хотел
Полюбоваться вами, посмотреть
Красавицу, которую так славят
Везде и все, а не влюбляться в вас.
И долго, долго я на вас глядел
Бесстрастно и свободно; но потом,
Лишь только вы очнулись, взгляды
Мои впилися в ваши, я не знаю,
Что сделалось со мной! Затрепетал
Я трепетом нечувственным; во мне
Творилось что-то новое; мне было
И радостно, и страшно, и легко;
Я полон стал невыразимой неги,
Сладчайшей и высокой; полон стал...
Невыразимой неги, тишины
И ясности блаженства неземного!
Казалось мне, что бытиё моё
Не прежнее, что в бытиё иное
Перенесён я, в дивный, чистый мир
Гармонии и света! Я люблю!
Я вас люблю, прекрасная Елена,
Люблю вас каждым помыслом души
И каждым чувством сердца вас люблю;
Всё, чем живу и движусь, чем я мыслю,
Желаю, верю и надеюсь, всё,
Всё это - ваше; вы мой светлый рай,
Моя звезда, моё предназначенье;
Вы мне ответ на роковой вопрос:
Быть или не быть? Прекрасная Елена!
Далее, -
Я тебя
Оставлю одного
Во чистом поле, под зелёным дубом, -
говорит Серый Волк.
Под дубом, как известно, сидел Пушкин, когда Кот учёный рассказывал ему "Руслана и Людмилу". И конец сказки "Жар-Птица" перепевает конец "Руслана и Людмилы". Серый Волк оставил влюблённых, братья вышли на них и убили спящего Ивана-царевича, присвоив себе и Коня, и Птицу, и Елену. С торжеством привели всех к отцу. Торжество грустное, поскольку неизвестно, где пропал младший царевич. Разрубленного на куски (подобно Руслану) героя находит Волк. Он захватывает в заложники воронёнка и велит Ворону принести живой и мёртвой воды. Волк, - как Финн -Руслана, - оживляет Ивана мёртвой и живой водой. Иван возвращается, всех прощает, со всеми воссоединяется. Царь Выслав напоследок говорит про Жар-Птицу:
Особенно мне нравится в ней
Хвост! Вот так хвост! Величественный хвост!
Раскидистый и разными лучами
Сияющий...
Этот панегирик хвосту Жар-Птицы - перекличка-полемика со словами Ивана-дурака о хвостах жар-птиц:
А хвосты-то - сущий смех!
Чай, таких у куриц нету;
"Да здравствует Жар-Птица!", - восклицает Иван-царевич в самом конце сказки. То есть, - как мы понимаем, - "да здравствует поэт Языков, и да низвергнется со своего пьедестала "русский Бейрон" - Пушкин!».
