КУКУШКИ. Глава 56
Хоть и прожил он в этом доме недолго, но Мария и Вевея стали для Семёна родными. Странный это был союз, как и деревня, в которой они проживали. Люди здесь были нелюдимые, скрывались друга от друга за высокими заборами. Не слышны были на улицах звуки веселья, не отмечались праздники не проводились кулачные бои и конные забеги. От незнакомцев односельчане шарахались, спеша укрыться на собственном подворье и обращаясь к Марии за помощью прятали свои лица за повязками из платков и тряпок.
Семён несколько раз пытался выведать у хозяек, что это за обычаи такие странные, но те лишь отмахивались от него, обещая рассказать всё чуть позже. Вот и сейчас, у гроба Марии он завёл этот разговор. Он думал, что наутро им с Вевей предстоит отвезти гроб на местное кладбище, поэтому спросил про могилу, как только женщина обиходила в последний раз мать.
-Не нужна она, -лаконично ответила та, поправляя складку сарафана на теле Марии.
-Как это? –удивился Семён, - говорят, что обычно таких как она хоронят за кладбищенской оградой, вместе с теми, кто себя жизни лишил, а здесь не нужна?
-Сам всё увидишь, -пообещала Вевея, -а пока станем молиться за душу новопреставленной Марии. Семён молча подчинился, шепча молитву и крестя лоб, но позже к разговору вернулся.
-Матушка моя прибыла сюда, когда я ещё на руках лежала, она мне не рассказывала кто мы да откуда, пришлось самой догадываться, что нелегко ей в жизни пришлось. Устроилась она в этой избушке, с согласия жителей деревни, только не догадывалась она тогда, что к дырникам попала.
-Дырники? Это кто ж такие будут?
-По разному их кличут окнопоклонниками зовут, иные щельниками или дыромолями зовут.
Считают они, что миром нашим правит Антихрист, а благодать, что некогда была на земле, вознеслась на небеса. Люди они были простые, трудолюбивые, хоть и нелюдимые. Не признают новые иконы, храмы, освященные еретиками. Матушка первоначально даже иконы, привезенные с собой, прятала, потому что молились местные жители небу, возносили свои молитвы через отверстие в восточной стене своего дома.
Его называли просто дырой, которая была для них окном для общения с Богом. Во время молитвы они просто поворачивались лицом на восток, к этому отверстию. Сама я этого не видала, сам ведь знаешь почему, а матушка рассказывала, что после завершения молитвы отверстие это закрывалось специальной затычкой.
Когда уже матушка силу свою показала, да лечить начала, то достала свои иконы, да в красный угол определила, всё равно местные в избу не входили, боялись её очень. Так мы и жили тут, благодарные за то, что приняли нас дырники, да и не обижали ничем.
-И всё же, почему я могилу так и не вырыл для покойницы? Куда хоронить станем? –не удержался от вопроса Семён.
-Узнаешь, как только на востоке появятся первые лучи солнца, вещи свои собрал, как я просила? Матушкину шкатулку не забудь! –напомнила она.
-Собрать-то собрал, было бы что там собирать, но я никак в толк не возьму, отчего мне нельзя с тобой остаться?
-Человеческая судьба и за ночь не раз перемениться может, всякому своя дорога, Сёмушка, вот и твой черед пришёл уходить от нас. Боишься ты будущего, оттого и к нам прилепился, только мы- не твоя судьба. Как всё начнется, уходи огородами да не поминай нас с матушкой лихом, а мы уж в царстве небесном с матушкой за тобой приглядывать станем.
-Да что произойдёт-то? Какой день ты загадками сыплешь, толком ничего не объясняешь! –взорвался Семён и тут же осекся, негоже крики устраивать возле покойного.
Как только первые лучи появились на востоке, окрасив небо в нежно-розовый цвет в конце улицы, на которой стояла изба Марии и Вевеи появилась странная процессия, двигающаяся к их дому. Это были мужчины, что шли босиком, облаченные в длинные, белые рубахи, каждый из них держал в одной руке факел, в другой большой клок, перевязанной бечевкой, соломы.
Шли они нога в ногу, молча и даже собаки молчали за высокими заборами. Неведомо как, но Вевея почувствовала их приближение и велела Семену спрятаться в огороде и ни в каком случае не показываться на людях.
-Бойся, не бойся, а от участи своей не уйдёшь, Семёнушка, -прошептала она, обнимая его, -ступай с миром и живи счастливо и помни, чтобы не случилось к дому не подходи! А как поймёшь всё, сразу уходи!
Обведя в последний раз глазами избу и её обитателей он с тяжелым сердцем вышел во двор, а оттуда, забрав свои вещи из амбара шагнул в огород, из которого хорошо было видно часть двора и дом. Вскоре возле него появились деревенские мужики, кольцом окружая избу и обкладывая её соломой, что принесли с собой. Молча, и от того Семену было особенно жутко, они поднесли свои факелы к ней.
Яркий огонь мигом прошелестел по соломе и перекинулся на избу, жадно лижа её стены. Он, сделал было шаг вперед, понимая, что Вевея сейчас сгорит, вместе с покойной матерью, но словно какая-то неведомая сила удержала его на месте. Ведьм не хоронят, их сжигают на месте и Вевея, невольно получившая дар вместе с матерью ещё в утробе прекрасно это знала, как и то, какой будет её судьба. Решила она уйти вместе с матерью хотя и владела тайными знаниями. Семён прикусил кулак до крови, глядя на то, как догорает дом, успевший стать для него родным. Только боль от укуса отрезвила его и подхватив с земли котомку и шкатулку он пошёл прочь мысленно, прощаясь с Марией и Вевеей.
Возвращаться в Тобольск ему было не с руки и решил он просто пойти туда, куда глаза глядят, чтобы найти то место, где мог бы он найти покой свой и мир. Деревни и села сменяли друг друга где-то он задержался, зарабатывая себе на пропитание, но не одна из них не зацепила его душу. Подходя к очередной, он почувствовал себя худо, мутило, в голове грохотало и кости выворачивало так, что шкатулка, которую он так и не открыл, и носил в котомке за плечами казалась неподъёмной. До деревни было рукой подать, но ноги отказали ему, и он кулем, теряя сознание, свалился на дороге, ведущей к отдельно стоящему хутору на берегу реки. Очнулся Семён в амбаре, на куче соломы, лежащей на деревянном полу. Был он голым, но укрыт и под головой лежала подушка.
-Шкатулка! –первым делом подумал он и облегченно выдохнул, увидев свои вещи, лежащие рядом. Дверь амбара скрипнула и в проеме, освещенным солнцем появился хромающий старик с шайкой в руках.
-Очнулся, голубчик? –спросил он, ставя свою ношу на пол.
-А я ведь думал, что всё, отдашь ты ночью душу Богу, а ты ничего, крепкий, -сказал он, вовремя ты мне встретился, как раз из деревни возвращался, мои-то все в поле, -пояснил он.
-Еле доволок тебя до сюда, ох и тяжел же ты, братец! Как хоть кличут тебя? –спросил старик.
-Семён я, -неохотно ответил тот, его ещё мутило, и головная боль не прошла.
-А я Димитрий Иванович, и ты на нашем дворе. Сын мой, Анфим со сношенькой скорняки, тут проживают с детьми, внуками моими, стало быть. Не обессудь, мил человек, но в избу тебе никак нельзя, не никонианцы мы, да и болезнь твоя шибко заразная, а рисковать ими я не готов. Оттого и буду здеся с тобой проживать, да за тобой ухаживать. Не поднялась рука бросить тебя на дороге, не по-христиански это, но и ты пойми, о детях своих пекусь, так что не обессудь, ежели обидели.
-Спасибо отец, -во рту Семена было сухо, слова давались ему с трудом, - ты ж чего себя не бережёшь?
-Мой век кончается, -махнул рукой старик, -много ли мне осталося? Всего ничего! Ты вот лучше попей-ка кисленького, полегчает сразу. Наша-то лекарка молодая отказалась тебя лечить, навроде как пришлый ты, да и болезнь у тебя не простая стало быть придется своими силами обойтись. Мать её, Пелагея, хоть и разумом изошла, но кое-что ещё помнит, выслала тут травы чуток.
-Ничего, я и сам кой-чего умею, вот там в котомке посмотри да завари, что я велю, мне сразу легче станет, Дмитрий Иванович, с вашей да Божьей помощью живо на ноги стану!
-Цыплят по осени считают, поживем –увидим, а пока умыться тебе надобно, да солому под тобой поменять, -остановил его старик, приступая к работе.
Почти два месяца провалялся в амбаре Семён. Болезнь то наступала, то отступала пока наконец-то окончательно не ушла. Всё это время Дмитрий Иванович был рядом с ним, промокая мокрый лоб и подавая горячее питьё. Спал и ел вместе с ним, не гнушаясь болящего. Болезнь не коснулась старика, только он осунулся и ещё больше исхудал, ухаживая за больным.
-Зачем вы это делаете? –спросил его однажды Семён, когда болезнь в очередной раз отступила. Тот помолчал, пожевал губами, и перебирая руками лестовку ответил:
-Слыхал я однажды байку одну, давно это было. Правда или неправда всё это, одному Богу известно, но шли как-то по дороге люди, много их было: женщины, дети, старики. Уходили они из сожжённого татарами села, шли на поиски нового места, где могли бы они жить в спокойствии и неге. И были среди них слепой и безногий, которые с большим трудом, но шли вместе со всеми. И вдруг перед толпой людей большой ручей, широкий, с топкими берегами. Мостика через него не было лишь большие, скользкие, черные камни. Люди ловко по ним перебрались на другой берег, забыв про слепого и безного, оставив их, беспомощных, на том берегу. Что делать оставшимся? Безногий не мог ступать по этим камням, а слепой не видел куда ставить ногу. Думали они, думали, и наконец, решили. Слепой посадил безного себе на плечи, став его ногами, а безногий указывал ему путь, на время став его глазами.
-Понятно, -сказал Семён, -всё получилось у них, потому что они помогли друг другу. И ежели люди станут помогать, как те слепой и безногий, то и у них всё дадно будет.
-Верно, только это ещё не всё. Помнишь тех людей, что ушли вперед, оставив их на берегу ручья? Так вот, отошли они от него продолжая свой путь, но тут поджидали их те самые татары, что сожгли их село. Часть людей они посекли, другую угнали в рабство. Таков закон природы сильные выживают слабые гибнут.
-И слабыми в нашем случае были не хромой и слепой, - Семён посмотрел на Дмитрия Ивановича, -глубоки ваши слова, заставляют задуматься, в неоплатном я долгу теперь перед вами и вашей семьёй.
-Пустое то, -остановил его старик, -верю я, что придёт час и появится у тебя возможность за добро наше добром рассчитаться. Ты лучше скажи, что за шкатулку ты в котомке хранишь и каждый раз перед сном наглаживаешь? – спросил он.
-Та шкатулка была дана мне в наследство хорошими людьми, названной матерью, а я вот всё никак открыть её не решаюсь, словно боюсь чего-то, -ответил ему Семён, приподнимаясь со своего лежака.
-Всяк дар в строку, а этот и вовсе особенный раз ты его с собой носишь, да хранишь столь долго, открывай, не бойся, добрые люди худого не подарят, -подбодрил его Дмитрий Иванович. Семен дотянулся до котомки, достал шкатулку и набрав побольше воздуха открыл. В ней лежали монеты, серебряные рубли и золотые империалы, червонцы. Он даже вздрогнул, увидев это богатство, а любопытный Дмитрий Иванович заглянувший под крышку шкатулки, отшатнулся и неловко присел на пол от неожиданности.
-Хорошо наследство! –сказал он, -за такое за милую душу жизни лишиться на раз можно! Ты вот что, сынок, спрячь её пока и никому боле о том, что имеешь не говори, а иначе не сносить тебе головы!
-И то верно, только об одном думаю, откуль у Марии такое богатство было? Жили они с дочерью более чем скромно, - задумчиво ответил тому Семён.
-А это не твоего ума дело! Гадать зряшное дело, раз решили тебе монеты передать, значит так тому и быть! А ты уж распорядись ими с умом, не транжирь почём зря! И давай поподничаем что-ли, внуки уж давно нам варево принесли, -сказал он, кряхтя поднимаясь с пола.
Вначале осени, когда первым, легким снежком прикрыло серые заборы и голые кусты, Семён впервые вышел из амбара, чтобы попрощаться с Дмитрием Ивановичем и навсегда уйти с этого подворья. Был он ещё слаб, но на ногах держался уверенно. Хозяева приодели его в дорогу и набили котомку едой. Он так и не познакомился ни с кем, Дмитрий Иванович не позволил.
Чего он боялся неизвестно, вначале может быть болезни, позже пугало его богатство Семёна, спрятанное до поры до времени в котомке. Человек слаб, чужое завсегда приманивает, и чтобы исключить у родных зависть, оградил он, гостя от общения с близкими. Правда тот, выздоровев подглядывал иногда в щель в двери от скуки за домочадцами наблюдая за смешной, но очень красивой девчушкой, которую всюду сопровождал волк. Имен их не знал, но догадывался кто есть кто.
-Хочу с вами расчет произвести, -сказал он Дмитрию Ивановичу, обнимая его худое тело, -отблагодарить за теплоту ваше и гостеприимство.
-Что ты, что ты-замахал тот на него руками, - Господь с тобой, какие расчеты? Разве человеческую жизнь можно оценить? Ступай себе с Богом и пусть он хранит тебя! –ответил тот и обнял Семена в ответ. Тяжело было ему прощаться со стариком, привязался к нему за то время, что находился здесь, но звала его дорога дальше, не было здесь в этом месте, покоя его душе.