Кукушки. Глава 55.
Выйдя на опушку леса Семён заволновался, смеркалось, а над его домом, видневшимся вдали не вился дымок, хотя оставшиеся в нём Илья и Феша уже должны были подтопить каминку, чтобы ночью в избе было тепло.
Он шагнул вперед, таща за собой сани с добычей и ускорил шаг, стремясь побыстрее добраться до дома. Уже на подходе, в темноте он рассмотрел оставленные настежь открытые ворота и ему стало многое ясно, под навесом не было лошади, на которой приехали гости, соответственно отсутствовали и сани. Бросив свою ношу у крыльца, мужчина быстро вошёл в избу.
В ней было темно и холодно, лучины погасли, печь стояла нетопленная. Заплаканная Феша сидела на скамье и прижав к груди забинтованные свои культи тихо скулила от безысходности и страха за свою будущую жизнь. Илья уехал. Сразу же как только Семён ушёл из дома, словно ждал этого момента. Деловито сложил в котомку остатки хлеба, оставленного хозяином на вечер, покидал и то, до чего дотянулись его руки. Невелик путь от Шорохова до Кокушек, а проголодаться он завсегда успеет.
-Съезжу до родителей, попроведаю их, - сказал он девушке, пряча от неё глаза, - летом, как отсеемся, вернусь за тобой. К этому времени и руки твои заживут и всё остальное затянется. А пока Семён за тобой присмотрит, вижу дядька он неплохой, к тому же лекарское дело в руках имеется, за таким не пропадёшь!
-Как же так, Ильюша, грех мне с чужим мужиком в одной избе жить, осудят люди, за блудницу посчитают! Забери меня с собой, может смилостивится дядька и даст нам жизни? – просила она, уже зная его ответ. Феша понимала, что суженный больше не вернется сюда, впереди его ждало светлое будущее, сватовство, свадьба, дети, семья. Никанор не решится в открытую идти против православных и, если особо не высовываться да угождать ему временами, вполне можно прожить сносную, сытую жизнь.
А что ждало бы его с Фешей? Насмешки да плевки в их сторону, разве сможет она колготиться в извечных женских работах? Напечет ли она хлеба или запеленает младенчика? Подоит коровушку или сошьёт мужу рубаху? Незавидна и горька жизнь калек в деревне, в своё время слышала она что умерщвляли таких рожденных в уродстве детей, а у взрослых калек одна дорога –милостыню просить, ходить с протянутой рукой от деревни к деревне да сгинуть где-нибудь в придорожной канаве.
-Найди возможность, сообщи матушке моей, что жива я, только не сказывай где живу я сейчас, ни к чему этого дядьке моему знать. Поклянись на иконе, что никому не расскажешь где я? –потребовала она, стараясь не расплакаться при нём.
-Ни иконе не стану, а так обещание своё дам, да и вернусь за тобой, слово даю! –он говорил так уверено, что сам поверил в правдивость своих слов, оттого и приосанился будто-то бы, но тут же сник, увидев появившиеся слезы в глазах Феши.
-Поеду я, хочу засветло до Кокушек добраться, -пояснил он девушке и поклонившись ей молча вышел их дома. Как только хлопнула за ним низенькая дверь, как слёзы сами по себе хлынули из её глаз.
Семён сердито прошагал к светцам, зажёг лучины, после растопил каминку, Феша так и сидела, не шевелясь, уставившись в одну точку.
-Так и будешь, как изваяние сидеть или слово хоть молвишь? – спросил Семён, всё ещё сердился, но на неё, а на малодушного Илью. Он знал, в этой жизни все люди друг другу волки и рассчитывать приходится только на себя. Уж кто-кто, а он эту науку усвоил прочно. Родился и вырос он в Тобольске, отец его занимался извозом и сына с малолетства приучал к этому делу.
Так что повидал Семён многое, да и побывал кое-где, пришлось даже и в Санкт-Петербург дорогу держать. Город, к слову не впечатлил, народ хамоватый да вороватый, того и глядишь, что шапку сорвут, не поморщатся. Вот в одной такой поездке и пострадал, отстал от обоза, да на реке вместе с санями под воду ушёл, понадеявшись на слабый весенний лед. Сам чудом выбрался тогда, а лошадь и товар чужой погубил, да и сам опосля расхворался, ледяная водица подсобила грудницей. Благо провалился под лёд недалеко от какой-то деревни, но пока мокрый до неё добирался, коркой ледяной покрылся да еле ноги донёс.
Была эта деревня странной, добротные дома за глухими заборами, за которыми заходились лаем злобные собаки. Ни в одном доме его не приветили, за порог не пустили и лишь в одном худом домишке, стоявшем под огромной, раскидистой сосной он нашёл приют. По странному стечению обстоятельств оказался этот дом травницы, одиноко доживающей своей век с дочерью-вековухой, слепой от рождения. Странные белые бельма были у неё на глазах, оттого и смотреть на неё было страшно.
Купание не прошло даром и к утру зашёлся гость кашлем, заметался на скамье, предложенной хозяйками, в бреду. А после одна болячка сменяла другую, словно нарочно задерживая его в этом доме и пришлось Семёну остаться в нём до весны, а там и лето подоспело. Потихоньку дела его пошли на поправку, он в благодарность за постой занялся хозяйством, помогая женщинам в нелегком их труде. Жили они бедно, наживаться особо было не с чего, десяток кур, да и только. Но с голоду не пухли.
Раз в три дня, утром у ворот стоял небольшой пестерь, наполненный нехитрыми дарами от деревенских жителей. Содержали они знахарку, боялись потерять и остаться без помощи вовсе. Оттого и установили очередность приношений и не роптали, понимая, что спасенные ею жизни дороже стоят.
Чуть поправив своё здоровье вышел на охоту и Семён, принося в дом разную добычу и добывая из местного озера рыбу. Потихоньку приобщался он и к лекарскому делу. Сопровождал мать и дочь на сбор травы и помогал смешивать снадобья и заваривать настои.
Старшая травница, матушка Мария была на вид чистым ангелом, небольшого росточка, хрупкая, с изуродованными артритом пальцами она тихо творила на женской половине избы снадобья и мази, принимала страждущих и лечила детей. Дочь её, Вевея, несмотря на слепоту, была ей во всём помощница. Наощупь шила, вышивала, пекла хлеба и всегда улыбалась тихой, нежной улыбкой.
-Господь через трудности посылает нам испытания, -объясняла она ему, когда задал Семён свои неудобные вопросы, - слепота, маленькая невзгода, так Господь ограждает меня от большой беды. Испытание я приняла, как должное, ибо оно сделает меня ближе к Богу. Что зазря стонать и взывать к нему? Жизнь оттого не изменится, лучше принять всё как должное и радоваться тому, что уже имеешь. Вот, к примеру, нет у меня зрения, но есть руки и ноги, голова на плечах. У иных всё имеется, всё при них, а жизнь горче редьки кажется. Отчего так? Не ценят они-то, что имеют, не ценят да не хранят, а как потеряют, так плачут.
Семён кивал в ответ на её слова, напитываясь жизнелюбием и стойкостью от этих женщин. Возвращаться в Тобольск не спешил, там его никто не ждал, семья его разом сгорела в волне болезни, захватившей город. Сам он в ту пору был в отъезде и по прибытию застал лишь кресты да могильные холмики. Заливал горе хмельной брагой, пытался забыться дорогами, и лишь случайная эта встреча помогла выбраться ему из трясины собственного горя. Так и жил он тихо при двух травницах пока одна ночь вновь не сорвала его с места заставив искать новое себе пристанище.
Бабушка Мария уходила. Вот уже несколько дней она неподвижно лежала на скамье и только тихо шевелящееся гусиное перышко у её губ подтверждало, что она жива.
-Может батюшку пригласить? –спросил у Вевеи Семён, глядя на то как спокойно она занимается обычными женскими делами, исповедовать надобно, причастить Марию.
-Придёт час и пригласим, а пока матушка так несколько дней лежать будет, потом придёт в себя ненадолго, опосля уж уйдет, ночью.
-А тебе откуда о том известно? –подозрительно спросил Семён, сам не понимая, чего он испугался в тот момент. Было в её словах что-то такое что заставило его зябко поёжиться.
-Матушке многое было доступно, так что она заранее знала всё о своём уходе и мне поведала, отсюда и знания мои. А ты бы не мельтешил зазря, да каши отведал, тут уж нам только ждать остаётся - усадила она за стол постояльца.
Всё произошло, как предсказала Вевея. Старушка пришла в себя, дочь спешно призвала батюшку, а после его ухода старушка оставила возле себя на разговор Семёна.
-Я вот что тебе, соколик, сказать хотела, в нужный час ты в нашем доме появился, скрасил мои последние денечки. Всегда сына себе хотела, так ты навроде как им и стал. Сердцем вижу, хороший ты человек и ждёт тебя впереди встреча со счастьем, только не пропусти его, не проморгай. Ты вот, что переночуй сегодня в бане, в дом не ходи, а если и зайдёшь, ко мне не подходи, как бы я тебя не звала, а как похороните меня – уходи, другая жизнь тебя ждёт, в другом месте, -прошелестела она, поглаживая его руку.
-А как же Вевея? Неужто я её оставлю? –удивился тот.
-За неё не беспокойся, у неё всё хорошо будет, она завсегда рядом со мной будет, даже после смерти моей, -успокоила его Мария.
-Выходит и не отблагодарю вас я никак за доброту вашу, думал с нею остаться для помощи дальнейшей, -Семён и не знал, что думать и растерялся, уж очень неожиданны для него были слова старушки.
-А вот девке одной поможешь, калеке безрукой и считай, что отблагодарил! –ответила знахарка.
-Какой такой девке? –удивился тот ещё больше.
- Придёт время и узнаешь, а пока ступай себе отдохнуть мне надобно, да помни, в дом, ночью, не входи! –старушка устало закрыла глаза словно разговор её сильно утомил и он, взглянув на неё в последний раз тихо вышел из избы.
Ночью ему не спалось, слишком удивительной она оказалась. Огромная, красная луна сияла в небе, кругом стояла пронзительная, гулкая тишина от которой звенело в ушах, даже вечно лающие собаки почему-то молчали, а на калине, растущей у бани не шелохнулся и листик.
-Чтоб тебя, -ругнулся Семён, у которого сна не было не в одном глазу, усаживаясь на скамейку у бани и оглядываясь на темный дом. В маленьких оконцах его метались тени и отблески лучин.
-Семён, -он вдруг отчетливо услышал голос Марии словно она стояла рядом с ним, -приди ко мне! –звала она его. Он вскочил на ноги, оглядываясь по сторонам, но в лунном свете двор был пуст.
-Иди, иди ко мне, - слышался голос хозяйки дома, -помоги мне, я умираю! Иди, иди, иди –повторяла она. Как под гипнозом шагнул он крыльцу, не помня себя поднялся и зашел вовнутрь. Вевея, сидевшая у печи и почувствовавшая его, схватила того за руку, не пуская к скамье, на которой колесом изгибалась её мать, пытаясь оторвать привязанные полотенцами руки и ноги от её ножек. Она молча корчилась, словно тысячи иголок одновременно воткнулись в её тело и вдруг повернув к вошедшему лохматую, седую голову просипела:
-Подойди ко мне, дай мне твою руку. Ну! Не стой! Подойди!
Как зачарованный Семён сделал шаг вперед, но Вевея удержала, дернув сильно за руку.
-Не ходи, это сейчас не моя матушка, то ведьма уходит, приемника себе ищет, коли за руку её возьмешь, то дар на себя примешь и не будет тебе больше покоя в этой жизни, не видать тебе сытой жизни, не появятся на свет твои дети, так и умрешь в одиночестве, бесславно, никому не нужный, Мать моя по незнанию дар этот приняла, обманом. Свекровь поспособствовала, оставила наедине с ведьмой, сами-то они боялись дар принимать –пояснила она, когда Семён уселся рядом. Мама на сносях была, меня под сердцем носила, оттого и я такая родилась.
-Отчего сама дар не примешь? –удивился он, во все глаза разглядывая то что когда-то было милой старушкой.
-Говорю же, а ты не слушаешь меня совсем! –рассердилась Вевея, -матушка меня под сердцем носила, дар и мне передался, от того и не могу я его сейчас принять, новый человек нужен, вот она тебя и зовёт. Пока не передаст, не умрет, вот так корячится станет и день и ночь.
-Что же делать? –растерялся Семён.
-Как светать начнет лезь на крышу да разбирай её, так душа матери успокоится и отойдёт в мир иной –сказала ему слепая.
-Чудны дела твои, Господи, -прошептал тот, невольно прижимаясь от растерянности к Вевее. Так и просидели они, прижавшись друг к дружке пока на востоке не показались первые лучи солнца. После, Семён, вооружившись топором полез на крышу, чтобы разобрать её, над тем местом, где лежала умирающая. Ему понадобилось несколько часов, чтобы закончить начатое и он отшатнулся, когда из пробитой им дыры вырвался пар.
Когда Семён спустился вниз и вымыв у колодца холодной водой руки и разгоряченное лицо вернулся в избу, Мария уже умерла. Её вытянувшееся на скамье тело было маленьким и худым, лицо разгладилось, а волосы, словно расчесанные кем-то, спокойно обрамляли его.
-Отмаялась, -тихо сказала заплаканная Вевея, оглянувшись на вошедшего постояльца. Она что-то отыскивала в сундуке, стоящим у стены.
-Матушка перед смертью велела передать тебе это, -она достала из сундука внушительную шкатулку из бересты и протянула её Семёну.
-Что здесь? –спросил он.
-То мне неведомо, но открыть ты её можешь не раннее чем через сорок дней, таков был её наказ.
-Что ж, я исполню его, коли она так велела, а мы станем готовиться к похоронам, -сказал он, ставя шкатулку на стол.