Кукушки. Глава 60
Хоть и велика была его власть в общине, боялись Никанора, подчинялись ему все, как один, но проглядел он бунтарей в собственном подворье. Устинья и Екатерина замыслили страшное дело, отправить к Феоктисте гонца, чтобы узнать всё о её жизни.
Вроде как не так далеко Шороховское, а враз не ускочишь, день, два пути, да и то при хорошем раскладе. Да и им самим ехать не с руки, Никанор бдит. Сам он особо из Кокушек не отлучался, боялся оставить общину без своего внимания, особенно сейчас, когда православные силу заимели. На ярмарки вместо себя отправлял братьев и строго следил за тем, чтобы они не продешевили и продали шкурки с наваром.
Поэтому заговорщицы голову сломали кому поручить столь деликатное дело, кто, может не привлекая к себе внимания свободно уехать из деревни и у кого хватит духу противостоять Никанору. Эта мысль пришла к ним одновременно и обе они удивились от того, что не подумали об этом раньше –Епифарья, вот кто им был нужен. Ведунья свободно передвигалась по деревне, особо никому не подчинялась и вполне себе могла уехать, не опасаясь лишних разговоров со стороны односельчан.
-Вряд ли она согласится поехать, - с огорчением сказала Катя свекрови, -ей и дела нет до нас, что ей Феоктиста?
-Не скажи, -Устинья, примешивая опару посмотрела на невестку, -есть у меня нечто такое, тайна одна, та, что хотела я с собой в могилу унести, да видать придётся с ней расстаться, -сказала она.
-Что за тайна такая? –любопытной Кате очень хотелось узнать, но она знала характер свекрови, если что не по её, хоть кол на голове теши, молчать станет.
-А вот тебе о ней знать не надобно, - отрезала Устинья, -погляди-ка лучше за детьми, верно ли мои поручения выполняют, да скажи Никанору, что я до Епифарьи ушла, присмотри тут за всем, -скомандовала она, доставая из сундука, стоявшего у стены, одежду на выход.
Ведунья, если и удивилась приходу Устиньи, но виду не подала. Не было меж ними дружбы и понимания. Вечными врагами были они друг другу, всю жизнь деля меж собой одного мужчину. Но теперь-то что бестолку злиться, когда нет его на этом белом свете?
-Говори зачем явилась, по нужде али как? –спросила хозяйка гостью прямо у порога. Была она в избе одна, муж в полях, а Савва обретался возле Никанора и дома почти не бывал, оставив все хозяйственные заботы на родителей и жену. Вырос сорняком, словно дом родной для него и вовсе чужой, всё жил заботами Никанора, не думая о собственной семье. И жена его, Аглаида навроде его была, косорукая да ленивая, Епифарья не один прут об неё сломала, обучая домашнему хозяйству. Вот и сейчас девка на реке колготилась с бельишком, стараясь угодить вредной свекрови.
-А не по делу так не пустишь? –ответила ей Устинья, -так ты гостей встречаешь, привечаешь?
-Кто ходит незваный редко уходит негнанный, -буркнула ведунья не собираясь разводить с гостей тары-бары.
-А я всё же пройду, ибо разговор к тебе, хозяюшка есть, не шутейный, -Устинья не стала дожидаться приглашения от недовольной Епифарьи и прошла к столу, бросив у печи душегрею.
-Пришла я к тебе Епифарьюшка с поклоном и просьбой, для начала выслушай меня, да не перебивай. Сама знаешь, не сладко мне живётся после смерти Анфима, хоть и большуха я по -прежнему, но силы уже не те, думаю Екатерине дело передавать. Думала, что дочь моя, младшая, в старости докормит, но видать не судьба. Знаю я, что в курсе ты, где она сейчас обретается, за молчание твоё – спасибо не знает Никанор про её укрытие, только вот на сердце моём маятно, в чужой дом она пришла, а ну как хозяин погонит прочь?
Хочу я, чтобы ты до Шороховского съездила незаметно, да женским взглядом посмотрела, всё ли ладно у доченьки моей? Гостинчик какой-никакой отвезла, да барахлишка до кучи, всё же дочь моя не под забором рождена и приданное за собой хорошее имеет!
-Да с какой стати я вдруг поеду? –удивилась хозяйка столь необычной просьбе гостьи.
-А с такой, что Феша моя для тебя и не чужая вовсе, -ответила ей Устинья, подводя разговор к главному.
-Ты уж прости, что раньше молчала, слово Любаве дала, да и мать твоя Пелагея всё знала, почему тебе не рассказала, не пойму, видать были на то причины, от того и придётся мне сейчас тебе многое поведать, Епифарья!
-Да не томи, выкладывай с чем пришла, недосуг мне попусту с тобой болтать! -оборвала её ведунья.
-Ох, не знаю даже с чего начать, вот как всё перепуталось, враз и не разрубишь. Отец твой, Феофан, ещё тот ходок был и помимо жены своей, Пелагеи, матери твоей имел отношения с Любовой. Та родила ему сына, Анфима, мужа моего. Судить Любаву мы сейчас не будем, не наше это дело, что она при живом муже от другого понесла, но моя Феоктиста выходит тебе не чужая, -сказала Устинья, не зная, как смотреть, от неловкости, в глаза хозяйке дома.
-Выходит я всю жизнь своего брата сводного любила? Страдала по нему, ночи не спала? – Епифарья растерялась, весь её гонор улетучился, словно и не было его никогда.
-Любить брата не зазорно, -утешила её гостья, – представь, каково мне сейчас жить, когда сын против отца пошёл и собственными руками уморил его в ямах? А теперь ещё и доня моя неизвестно где и с кем обретается, изболелося моё материнское сердце. Все дети при мне, а она далече, изувеченная, больная, оттого и пришла к тебе я с этой просьбой, только на тебя надежда, Епифарья, не оставь Фешу в беде, ради памяти Анфима.
-Дурные вести ты принесла мне, Устинья, -ответила ей ведунья, -думать стану, как решу, так весточку тебе подам, а пока уйди с глаз моих долой, одна хочу остаться! Гостья и возражать не стала, молча забрала свою одёжу и перекрестив лоб вышла из избы.
Феша была в избе одна, когда собака во дворе истошно залаяла, предупреждая о том, что у ворот находятся посторонние. Семён пропадал в лесу, собирая одному ему известные травы, а она хлопотала по хозяйству, пытаясь успеть приготовить еду к его возвращению. После того разговора с ним после того, как Илья уехал, бросив её в чужом доме, девушка словно проснулась и главное приняла новые обстоятельства своей жизни.
А что оставалось ей? Нищей на подаянии быть или попытаться начать жить заново. Она выбрала второе и не без помощи Семёна у неё началось потихоньку всё получаться. Не враз, конечно, со слезами и болью падениями и взлетами, ожогами и синяками, но худо-бедно она влилась в неторопливый ритм жизни хозяина дома, приспособилась и начала под пристальным его вниманием оживать.
Гости в их доме бывали редко, шороховцы обращались к Семёну только по нужде, стараясь без надобности не приходить, от того и удивилась девушка гостям. Вышла за ворота и обомлела от радости увидев пред собой Епифарью в ярком, праздничном сарафане и платке. За её спиной стояла понуро, опустив голову усталая лошадь и сидела на облучке телеги пыльная её невестка Аглаида.
-Тётка Епифарья! –воскликнула радостно Феша, но тут же осеклась, заглядывая за её спину, нет ли поблизости Никанора.
-Одна я, -ответила ей гостья, заметив обеспокоенный взгляд девушки, -не считая этой, -она мотнула головой в сторону невестки.
-Встречай гостей, Феоктиста, прибыли мы от твоей матушки, которой покоя нет оттого что переживает она об твоей судьбе. Аглаида! –позвала она свою невестку, -чего расселась, как квашня, заноси вещи в избу, да пошевеливайся! –прикрикнула она.
-Стойте! –остановила гостей Феша, -Семён скоро вернется и сам всё занесет, заводите лошадь во двор, да распрягите, чтобы отдохнула она с дальней дороги, а сами в избу заходите, угощать вас стану, у меня уж и обед поспел, -она и не знала, как приветить дорогих гостей, от нечаянной радости перехватывало дыхание и слёзы появились на глазах.
Войдя в избу, опытным женским взглядом Епифарья сразу увидела чистоту и порядок в доме, всё находилось на своих местах, а хозяйка, несмотря на отсутствие кистей ловко управлялась своими культяпками по хозяйству. И уж вовсе они удивились, когда вместо рук она использовала ноги, поднимая ими и переставляя в нужное место вещи. А вообще была круглолица, словно блин, розовощека и очень хороша несмотря на увечье.
-Отчего так? –спросила гостья, кивнув на красный угол, где разместились рядом разные иконы.
-Православный Семён и я православие приняла, только иконы у меня свои, матушкой дадены и посуда отдельная. А ещё мы венчаны с ним и перед Богом теперь едины.
-Вот значит, как, -задумчиво протянула гостья, глядя на то, как молчаливая Аглаида с восхищением и страхом смотрит на Фешу.
- После беседы со священником и миропомазания мне было разрешено вступить в брак, а ещё я клятву давала, -уточнила Феша.
-И какую же? –спросила Епифарья.
-Обязуюсь, впредь всю мою жизнь и по смерти с будущим моим мужем и семейством, которую Бог мне дарует, содержать исповедание православно в греко-российской церкви и таинства ея каждогодно принимать и требы исполнять через приходского священника, -отчеканила девушка, -с клятвой этой и живу. Да вы не стойте, присаживайтесь к столу, устали, небось в дороге? Как матушка моя поживает? Как здоровьице её? А у братьев как дела? –засыпала вопросами гостей Феша. Те степенно отвечали, рассказывая про дела в Кокушках и про то, что твориться сейчас там.
-Про Никанора чего молчишь? Не желаешь о нём ничего знать? –спросила Епифарья девушку.
-И знать про него ничего не желаю! Душегуб и лиходей! Чтобы сгнил он в гиене огненной! –гневно ответила ей Феша, мгновенно вспомнив ужасы той морозной ночи, -тятю ему никогда не прощу!
-Ой, девка, повезло тебе, что жива осталась, да замуж за православного пошла, коротки теперь руки у Никанора, не решится он ими до тебя дотянуться, но в Кокушках тебе делать нечего, тут твоя судьба отныне. Где-муж-то твой запропастился, уж очень хочется взглянуть на него!
-Будет скоро, вон уж на опушке появился значит к дому идёт, -пояснила Феша, -с виду суров он, не пужайтесь сразу, дайте время пообвыкнуться ему,- попросила она.
-Напугала бабу хреном, ты вот лучше скажи мне, не обижает он тебя? –Епифарья поправила складку на сарафане и недобро глянула на невестку, потянувшуюся за очередным куском хлеба.
-Бережёт, -ответила ей Феша, -да вы сами всё увидите, уж скоро он тут появится.
Семён если и удивился нежданным гостям, то виду не подал. Быстро сложил в амбар привезенные Епифарьей и Аглаидой мешки да сундуки и вымыв у колодца руки и лицо зашел в дом. Был он крепок в плечах, имел внушительные кулаки и твердый взгляд, которым быстро полоснул по избе оценивая обстановку.
-На сносях? –спросил он у Епифарьи, вычислив в той главную и показывая на Аглаиду.
-Как определил? –удивилась она, отвечая на его вопрос вопросом. Даже она узнала об этом недавно, заметив, что невестку тошнит по утрам.
-Увидел, -коротко ответил тот, подойдя к Феше для того, чтобы обнять, - как ты тут, душа моя, умаялась небось? –ласково спросил он у неё и не дожидаясь от неё ответа продолжил:
-Тут слепой не заметит, только не быть дитю в этом чреве пока ты и сын твой не покаетесь в грехах своих. Неправедно живёте, хоть и молитесь, - сказал Семен, обращаясь к Епифарье, -почто невестку свою обижаешь? –спросил он, показывая на Аглаиду.
Девушка, глядя в суровые глаза его тут же расплакалась. Нелегка жизнь в семье Епифарьи, с утра до ночи вы выполняет она её поручения. А ласки и тепла так и не увидела. Муж считает её приживалкой, ибо приданного за ней и вовсе не было, свекровь нахлебницей. Гоняют её, как паршивую собаку, лишний раз не приголубят, ни приласкают.
-Уйдет это дитя, -продолжил Семён, -и ты всего лишишься, не будет у тебя ни сына, ни внука, -пригрозил он Епифарье. Та, всю жизнь ничего не боявшаяся вдруг скукожилась враз, словно все силы разом покинули её, тут же поверив хозяину дома, видать не зря выдалась эта дорога, по судьбе им было встретиться. Семён присел к столу, гостьи пересели на скамью у печи заплаканные, подавленные, Феша растеряно смотрела то на них, то на мужа, не понимая, что на него нашло и почему налетел он на Епифарью.
-Расскажи-ка мне всё с самого начала –сказал он, -да без утайки!
-Про что рассказывать? –переспросила растерянная ведунья, растерявшая всю свою уверенность.
-Про всё! – твердо ответил ей Семён, -про то, как с невесткой обращаешься и про то, как матушка Фешина поживает.
-А про Никанора? –робко спросила его гостья.
-А про него и знать не хочу, -отрезал хозяин, -радость его не вечна, скоро всё закончится. Рад бы он до неба достать, да руки коротки.