Фундамент дома выступал из тьмы, как скелет чудовища.
Корсак стоял в десяти метрах от него, вглядываясь в темноту. Луны не было — только низкие тучи и редкие просветы, где проглядывали звёзды. Холодно. Дыхание превращалось в пар.
Он посмотрел на наручные часы. 23:41.
Девятнадцать минут.
Он мог уйти. Мог побежать. Но ноги несли его вперёд — шаг за шагом, по мокрой траве, через крапиву, цепляющуюся за брюки. К тому месту, где когда-то был дом. Где его старшее «я» встретило смерть в видении.
Фундамент. Обгоревшие камни. Мох. И посреди всего этого —
Часы.
Они стояли вертикально, будто их кто-то аккуратно установил. Корпус тёмный, резной, циферблат молочно-белый. Стрелки двигались. Медленно. Неотвратимо.
Корсак замер. Сердце пропустило удар.
— Как вы здесь оказались? — прошептал он.
Ответом была тишина. И тиканье — едва слышное, но настойчивое, как капающая вода в пустом доме.
Он подошёл ближе. Присел на корточки. Осмотрел землю вокруг часов. Никаких следов. Никаких отпечатков сапог. Будто часы материализовались из воздуха.
Или из времени.
Корсак протянул руку, коснулся корпуса. Дерево холодное, влажное. Под пальцами — резьба, волны и пламя. Он провёл ладонью по циферблату. Фарфор гладкий, трещины едва ощутимы.
Стрелки показывали 23:47.
Тринадцать минут.
— Зачем вы меня сюда привели? — спросил он вслух.
Тиканье продолжалось. Ровное. Безразличное.
Корсак открыл заднюю дверцу. Механизм внутри двигался — шестерёнки цеплялись, маятник качался. Но было что-то ещё. В глубине корпуса, за пружинами, он увидел пустоту. Не просто пустое пространство. Темноту, которая дышала. Которая смотрела.
Он отдёрнул руку.
— Ты понял, что это такое?
Голос сзади. Корсак вскочил, развернулся.
Перед ним стоял человек. Высокий, в тёмном плаще. Лицо скрыто тенью. Но голос — знакомый. Слишком знакомый.
— Кто вы? — выдохнул Корсак.
Человек шагнул вперёд. Свет звёзд упал на его лицо.
Корсак.
Старше лет на пять. Седина на висках. Морщины вокруг глаз. Но он. Тот самый, кого он видел в последнем видении.
— Я — ты, — сказал человек спокойно. — Через пять лет. Или через пять минут. Время здесь не работает так, как ты привык.
Корсак попятился. Спиной упёрся в часы.
— Это невозможно.
— Невозможно? — Его двойник усмехнулся. — Часы идут под водой семьдесят лет. Они показывают чужие смерти. Они предсказывают будущее. Но ты всё ещё цепляешься за слово «невозможно»?
— Что происходит?
Двойник подошёл ближе. Остановился в метре от Корсака.
— Харламов создал не просто часы. Он создал ловушку. Механизм, который собирает время. Не измеряет — собирает. Последние минуты людей. Самые яркие. Самые насыщенные. Те двенадцать минут, когда душа решает — остаться или уйти.
— Зачем?
— Он думал, что сможет остановить время. Или повернуть вспять. Вернуть того, кого потерял. Жену. Дочь. Не важно. Но он ошибся. Часы не остановили время. Они начали его поглощать. Харламова — первым. Потом всех, кто к ним прикасался. И теперь они ждут нового источника.
Корсак почувствовал холод в груди.
— Меня.
— Тебя.
Пауза. Ветер шуршал травой. Стрелки часов двигались.
23:52.
— Я могу уйти, — сказал Корсак.
— Нет. Ты уже здесь. Ты уже прикоснулся. Ты уже видел. Часы не отпускают. Они показали тебе будущее не для того, чтобы ты его изменил. Они показали, чтобы ты пришёл. Чтобы закончить цикл.
— Какой цикл?
Двойник посмотрел на часы.
— Харламов умер в полночь. Я умер в полночь. И ты умрёшь в полночь. Каждый, кто видит своё будущее в часах, приходит сюда. И становится частью механизма. Частью времени, которое они собирают.
Корсак сжал кулаки.
— Я не умру.
— Ты уже умер. В тот момент, когда коснулся пружины третий раз. Ты просто ещё не понял.
Корсак посмотрел на свои руки. Они казались прозрачными в лунном свете. Будто сотканные из тумана.
— Нет, — прошептал он.
— Да. Часы не показывают будущее. Они создают его. Они берут твоё время и превращают его в петлю. Вечное повторение последних двенадцати минут. Ты будешь проживать их снова и снова. Как Харламов. Как я. Как все, кто прикоснулся к механизму.
Корсак отступил. Спина упёрлась в корпус часов. Дерево холодное, но живое. Он чувствовал, как оно дышит. Как внутри него бьётся сердце. Не его. Множество сердец. Все те, кто стал частью механизма.
— Должен быть способ остановить это, — сказал он.
Двойник покачал головой.
— Есть только один способ. Разрушить часы. Но для этого нужно войти внутрь. В ту пустоту, которую ты видел. И остаться там. Навсегда.
— Это убьёт меня.
— Ты уже мёртв. Это просто освободит тебя. И всех остальных.
Корсак посмотрел на часы. Стрелки показывали 23:56.
Четыре минуты.
Он медленно повернулся, открыл заднюю дверцу. Механизм внутри сиял тусклым светом. Шестерёнки, пружины, маятник. И за ними — темнота. Глубокая. Бездонная.
— Если я войду туда, что будет?
— Механизм остановится. Часы перестанут собирать время. Все, кто внутри, освободятся. Но ты исчезнешь. Не умрёшь. Исчезнешь. Из всех времён. Прошлого, настоящего, будущего. Никто не вспомнит, что ты существовал.
Корсак посмотрел на двойника.
— А ты?
— Я — часть тебя. Часть, которая уже выбрала. Я здесь, чтобы показать тебе путь.
Корсак закрыл глаза. Вдохнул. Воздух холодный, пахнет илом и металлом.
Открыл глаза.
— Я выбираю, — сказал он тихо.
Двойник кивнул.
— Знаю.
Корсак протянул руку. Просунул её в механизм. Пальцы коснулись пустоты. Холод обжёг кожу. Потом потянул сильнее. Притягивая его внутрь.
Он шагнул вперёд. В часы. В темноту.
Последнее, что он увидел — стрелки, замершие на 23:58.
Последнее, что он услышал — удар. Один. Единственный. Как похоронный колокол.
Потом — тишина.
Утро застало деревню в тумане.
Подросток — тот самый, который первым увидел часы в иле — шёл к озеру. Отец послал проверить, не вернулась ли вода. Дожди шли три дня подряд. Может, озеро наполнилось снова.
Он спустился по склону. Остановился.
Котловина была пустой. Но часов не было.
Исчезли. Будто их никогда не существовало.
Подросток прошёл дальше. Остановился у того места, где часы стояли. Присел. Ничего. Только влажная земля и следы ила.
Он уже собирался уйти, когда услышал.
Тиканье.
Тихое. Едва различимое.
Подросток наклонился. Приложил ухо к земле.
Тиканье продолжалось. Где-то глубоко. Под землёй. Или под водой, которая медленно возвращалась.
Он выпрямился. Посмотрел на котловину. В центре её блеснула вода — крохотная лужица, не больше ладони. Он подошёл. Посмотрел вниз.
В отражении — глубина. И на дне, в темноте, что-то белое. Циферблат.
Стрелки двигались.
Медленно. Неотвратимо.
Подросток отступил. Развернулся. Побежал прочь.
А за его спиной вода прибывала. Миллиметр за миллиметром. Закрывая дно. Пряча то, что должно остаться скрытым.
Но тиканье не прекращалось.
Оно продолжалось.
И будет продолжаться.
Пока кто-нибудь снова не коснётся.
Пока кто-нибудь снова не увидит.
Последние двенадцать минут.
Своей жизни.
Или чужой.
Конец