Претендовавшая в прошлом году на Золотого льва в Венеции «Жатва» гречанки
Афины Рахель Цангари, которую иногда называют «женской инкарнацией» Лантимоса, выходит в российский прокат. Вряд ли он будет достаточно широким, здесь мы имеем дело с типичным европейским авторским кино, но помимо очевидных и, скажем честно, отпугивающих массового зрителя его особенностей, здесь есть и несомненные достоинства на которые стоит обратить внимание.
Литературная основа сценария – одноименный роман современного британского писателя Джима Крейса, который не раз признавался, что ему не важна историческая достоверность описываемых событий, повествует о событиях в отдаленной шотландской деревне во времени, которое мы примерно можем отнести к середине XVIII века, когда местные общины массово вытеснялись со своих земель – крупные землевладельцы собирались использовать их под пастбища для овец. В истории этот процесс получил название «Огораживания», в частности он привел к массовой миграции шотландцев на побережья, а затем и за океан.
Но нашего режиссера меньше всего, кажется, интересуют исторические и социальные подробности, она с самого начала берет предельно крупный план, показывая жизнь отдельной, словно оторванной от остального мира, общины во всех подробностях и представляя главного героя, от лица которого идет повествование.
В этой роли – Калеб Лэндри Джонс, успевший поработать и с Финчером, и с Коэнами, и с Бессоном, но лучше всего он чувствует себя в авторском кино (мне вот сразу на память пришел «Нитрам» про социопата, устроившего самый массовый шуттинг в истории Австралии), где можно много и многозначительно молчать, а камера и монтаж сделают все остальное. Закадровых монологов у него, кажется, даже больше, чем произносимых в кадре реплик – но это лишний раз подчеркивает его роль «чужого среди своих», наблюдателя, свидетеля. Он вроде бы и живет жизнью своих соплеменников-селян, почти забыв свое прошлое «цивилизованного» горожанина, но, в то же время тяготится своей оторванностью от земли, пытаясь найти единение с ней в каких-то придуманных и самозабвенно воплощяемых ритуалах.
Его персонаж, поставленный в центр картины, вроде бы должен быть нашим проводником в незнакомый мир, но как герой он, скорее, пассивен, и режиссер никак не помогает ни ему, ним нам, зрителям. Это сознательный ход, Афина Рахель Цингари вроде бы расставляет жанровые маяки, то намекая на привычный после «Солнцестояния» этно-хоррор, то погружая повествование в подобие дока на манер «догмы» фон Триера, то уходя в физиологическую драму – но это, по большей части, будут обманки.
«Я не хотела снимать хоррор в традиционном понимании. Я стремилась создать ощущение «призрачности». Не призраков с цепями, а призрачности самих социальных отношений, которые существуют на этой земле. Это история о том, как прошлое – прошлые договоренности, прошлая несправедливость – преследует настоящее», – говорит режиссер в одном из интервью.
Реализм картинки и подлинность бесхитростных чувств не должны нас обманывать. Ограниченность пространства на котором происходит действие фильма – тоже метафора, подчеркнутая появлением еще одного героя, чуждого этому миру – картографа, призванного местным землевладельцем в подробностях топографически описать принадлежащие ему земли. Составление карты, по замыслу автора, первый шаг к контролю, к управлению, своего рода акт насилия над территорией, который выглядит как научный и безобидный процесс.
Взаимный интерес, притяжение/отталкивание двух главных персонажей – ключевой, хотя и не явный и далеко не единственный конфликт в фильме. Но именно с появлением картографа в жизнь общины приходит разлад, он – как первый порыв ветра, предвестник шторма и грядущей катастрофы. Живые люди в поте лица добывающие хлеб насущный на его картах – только цветные штрихи.
Некоторые критики уже успели упрекнуть Афину Рахель Цингари в чрезмерно замедленном ритме и недостатке нарративной динамики, но она ответила им так: «Повторяющийся ритм сельской жизни, смена сезонов – все это создает своего рода заклинание. Я хотела, чтобы зритель почувствовал эту монотонность, эту идиллию, чтобы разрушение этой идиллии было еще более шокирующим».
Насилие как неизбежный результат разрушения укорененного жизненного уклада здесь, конечно, будет – но все это только следствия первоначального вторжения большого мира в маленький мирок, прагматичной исторической логики в уютный и привычный материальный быт. Если искать ответ на вопрос «про что кино?» – то здесь, как мне кажется, и кроется ответ. Как остаться собой, когда вокруг начинается хаос – и герой фильма, кажется, его находит.
В общем, любителям современного европейского авторского кино фильм смотреть, определенно, стоит – здесь есть хорошие актерские работы, в том числе и в ролях второго плана (Гарри Меллинг, Рози Макьюэн), отменный оператор Шон Прайс Уильямс и, в общем, вполне себе здравая мысль о ценности подлинного смирения, в котором не столько поражение, сколько победа – над собой.
А что вы думаете о современном европейском авторском кино? Поделитесь в комментариях и подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить другие обзоры кино, которое все обсуждают.