Глава 1: Идеальный фасад
Анна разливала утренний кофе, и луч солнца, пробивавшийся через панорамное окно их кухни, играл в ее каштановых волосах. Со стороны это выглядело как картина под названием «Идеальное утро». Муж, Алексей, просматривал новости на планшете, их семилетняя дочь Маша доедала глазированный сырок, размазывая шоколад по щеке.
— Не забудь, сегодня твое родительское собрание, — мягко сказал Алексей, не отрываясь от экрана. — Я бы сам сходил, но у меня совещание с инвесторами до ночи.
— Конечно, я все помню, — улыбнулась Анна, ставя перед ним чашку. — Маш, пойдем, умоемся.
Она отвела дочь в ванную, и ее улыбка на мгновение исчезла. В отражении зеркала она видела не 32-летнюю женщину в расцвете сил, а какое-то изможденное, уставшее существо. Эта жизнь — шикарная квартира в центре, успешный муж, престижная частная школа для дочери — была ее собственной золотой клеткой. Алексей не был тираном. Он был... идеальным. Предсказуемым, как швейцарские часы. И это сводило ее с ума.
Весь день, пока она работала над дизайном интерьеров (удаленно, конечно, чтобы всегда быть на подхвате у семьи), Анна ловила себя на мысли о другом мужчине. О Сергее. Они познакомились месяц назад в кофейне, когда она забыла дома кошелек. Он, стоявший сзади, просто улыбнулся и оплатил ее капучино. Его улыбка была не такой, как у Алексея. В ней была какая-то озорная, опасная искра.
«Сегодня. В пять. У реки», — вспомнила она смс, полученное вчера.
Родительское собрание прошло как в тумане. Анна механически кивала, глядя на графики успеваемости, а сама думала о том, как коснется его руки. Это было глупо, безрассудно, по-детски. И оттого невероятно желанно.
Вернувшись домой, она уложила Машу спать, прочитала сказку и поцеловала в лоб.
— Мамочка, ты сегодня такая красивая, — сонно пробормотала девочка.
У Анны сжалось сердце от укола стыда. «Что я делаю? Ради чего?» — пронеслось в голове. Но потом она посмотрела на спящее лицо дочери и подумала: «И ради тебя тоже. Чтобы ты видела, что твоя мать живая, а не робот».
Алексей вернулся ближе к полуночи. Он выглядел вымотанным.
— Все хорошо? — спросила она, принимая его портфель.
— Как всегда. Цифры, отчеты, бесконечные разговоры о прибыли. — Он вздохнул и потянулся ее обнять. — Ты пахнешь холодом. Гуляла?
Анна замерла на долю секунды.
— Да, немного. Перед сном. Освежиться.
Она чувствовала тепло его тела, знакомый запах парфюма, и внутри все сжималось в комок лжи. Он доверял ей. Слепо. Абсолютно.
— Я так соскучился по тебе, — прошептал он, целуя ее в шею.
Анна закрыла глаза, позволяя ласкам, но ее мысли были далеко. На набережной, где ветер с реки трепал волосы, а губы Сергея были солеными от ее же слез.
— Я тоже, — солгала она, прижимаясь к нему, словно пытаясь убедить саму себя.
Глава 2: Сладкий яд
Сергей был полной противоположностью Алексею. Он был художником, вернее, называл себя так. Жил в студии с видом на промышленные районы, пил дешевое вино и говорил о вещах, которые заставляли Анну чувствовать себя снова двадцатилетней — свободной, голодной до жизни, немного безумной.
Их встречи стали ее наркотиком. Она придумывала отговорки: встречи с клиентами, походы по магазинам, курсы йоги. Алексей верил. Или делал вид? Иногда ей казалось, что он смотрит на нее чуть дольше и внимательнее, чем обычно. Но потом отмахивалась — паранойя.
Они сидели в его студии. На полу стояло две бутылки из-под вина, пахло краской и табаком. Анна, разгоряченная, рассказывала ему о своем дипломном проекте, о котором не вспоминала лет десять.
— Ты закопала себя заживо, Ань, — сказал Сергей, проводя пальцем по ее ладони. Мурашки побежали по коже. — Ты — яркая птица, а твоя жизнь — это красиво обставленная кладовка.
— У меня есть дочь, — возразила она, но без прежней уверенности.
— И что? Ты думаешь, счастливая мать — это та, что медленно угасает, играя роль украшения для успешного мужа? Ты подаешь ей ужасный пример.
Его слова были как нож. Но в них была горькая правда.
— Я не знаю, что делать, — призналась она, и голос ее дрогнул. — Я не могу его бросить. Он... он хороший.
— Хорошие люди часто самые скучные, — усмехнулся Сергей. — Они не живут, они существуют по инструкции. А ты? Ты готова так до конца?
В тот вечер, вернувшись домой, Анна застала Алексея в гостиной. Он не работал. Он просто сидел в кресле, в темноте, и смотрел в окно.
— Леша? Что случилось? — испугалась она.
Он медленно повернулся. Его лицо было усталым и печальным.
— Инвесторы... отказались от проекта. Тот, над которым я работал последний год.
Анна подошла к нему, села на подлокотник кресла. Она хотела его обнять, сказать что-то утешительное, но внутри все кричало от облегчения: «Он не про меня! Он не знает!»
— Я все вложил в это, — тихо сказал он, и его голос сломался. — Все. Деньги, время, силы. Я... я провалился, Аня.
Она никогда не видела его таким. Уязвимым. Сломленным. Ее сильный, непоколебимый муж был разбит. И в этот момент она почувствовала не жалость, а странное, почти преступное превосходство. Наконец-то и он оказался не на пьедестале.
— Все наладится, — механически произнесла она, гладя его по волосам. — Ты справишься.
Он обнял ее за талию и прижался лицом к ее груди, как ребенок.
— Только ты у меня и осталась, — прошептал он. — Ты и Маша. Вы — мой единственный настоящий проект.
Эти слова обожгли ее сильнее, чем любое обвинение. Она сидела, глядя в темноту поверх его головы, и чувствовала, как стены ее идеального мира начинают трескаться, а в щелях уже виднелось пламя грядущего ада.
Глава 3: Трещина
Прошло две недели. Алексей засел за спасение своего бизнеса. Он стал еще более замкнутым, уходил рано, возвращался поздно. Анна же, наоборот, словно расправила крылья. Ее тайная жизнь с Сергеем давала ей силы переносить мрачную атмосферу дома.
Они встретились днем в парке. Было прохладно, с неба сыпалась первая осенняя крупа.
— Я не могу больше так, Сережа, — сказала Анна, кутаясь в пальто. — Он сейчас в такой яме... Предать его сейчас — это как ударить лежачего.
Сергей остановился и повернул ее к себе.
— Слушай себя. Ты говоришь о нем, как о пострадавшем. А ты? Разве ты не жертва этой его «идеальной» жизни? Он построил свой мир и посадил тебя туда, как экспонат. А теперь, когда его мир рухнул, ты должна сидеть в обломках и утешать его?
— Это не так просто! — воскликнула она, и на глаза навернулись слезы. — У нас есть общий ребенок! История!
— История, которая тебя душит! — его голос зазвучал резко. — Ты хочешь прожить всю жизнь, притворяясь? Я тебя жалею, Анна. Я вижу, как ты сияешь, когда мы вместе. А потом возвращаешься в свою тюрьму и гасишь этот свет. Хватит.
Он достал из кармана маленькую коробочку. В ней лежали два ключа.
— Это от моей новой мастерской. На окраине. Большое помещение, хороший свет. Я переезжаю туда на следующей неделе. Один ключ — мой. Второй... — он взял ее руку и вложил ключ в ладонь. — Можешь выбросить. А можешь прийти.
Он не стал ждать ответа, повернулся и ушел. Анна стояла, сжимая в пальцах холодный металл. Он жжет ей кожу. Это был не просто ключ. Это был пропуск в другую жизнь. Или ловушка.
Вечером, помогая Маше с уроками, она была не в себе.
— Мам, а папа нас еще любит? — вдруг спросила дочка, выводя кривые буквы в прописи.
Анна вздрогнула.
— Конечно, любит! Почему ты спрашиваешь?
— Он теперь никогда не смеется. И с тобой не разговаривает. Как в мультике, когда родители ссорятся.
— Мы не ссоримся, рыбка. У папы просто трудный период на работе.
— А ты его еще любишь? — детские глаза смотрели на нее с бездонной серьезностью.
Этот простой вопрос повис в воздухе, как приговор. Анна увидела в них отражение своего смятения, своей лжи.
— Я... я люблю тебя, — уклонилась она, прижимая дочь к себе. — Больше всего на свете.
Уложив Машу, она вышла в гостиную. Алексей сидел за ноутбуком, но взгляд его был пустым.
— Леша, нам нужно поговорить, — начала она, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.
Он поднял на нее глаза. И в этот раз его взгляд не был рассеянным. Он был острым, пронзительным.
— Да, — тихо сказал он. — Мне тоже кажется, что нужно.
Он закрыл ноутбук.
— Я получил сегодня кое-что интересное. Анонимно. На рабочую почту.
Он повернул экран смартфона к ней. Анна застыла, и мир сузился до одной этой картинки. На ней были они с Сергеем. В парке. Сегодня. Он вкладывал ей в руку ключ. Кадр был сделан так, что казалось, будто они держатся за руки, а на ее лице застыло выражение болезненной страсти и смятения.
Воздух вылетел из ее легких. Комната поплыла.
— Алексей... я... — она не могла вымолвить ни слова.
Он смотрел на нее не с гневом, а с каким-то бесконечным, леденящим душу разочарованием.
— Объясни, — одно-единственное слово прозвучало тише шепота, но громче любого крика. — Объясни, что это, Анна.
Но она не могла. Она могла только стоять, чувствуя, как под ногами разверзается пропасть, унося вниз все ее вранье, ее страх, ее жалкое счастье. Ее предательство было раскрыто. И самое страшное было впереди.
Глава 4: Обвал
Тишина в гостиной была оглушительной. Она давила на уши, на виски, на грудь. Анна стояла, не в силах пошевелиться, глядя на фотографию на экране телефона. Каждый пиксель кричал о ее вине.
— Я жду, — голос Алексея был ровным, металлическим. В нем не было ни капли тепла.
— Это... это не то, что ты думаешь, — выдохнула она, и сама поняла, насколько это звучало жалко и фальшиво.
— А что я думаю? — он откинулся на спинку дивана, скрестив руки на груди. Его поза была закрытой, неприступной. — Думаю, что моя жена, мать моего ребенка, встречается в парке с каким-то мужчиной, который передает ей ключи? И это «не то»?
— Мы просто разговаривали! — попыталась она, отчаянно цепляясь за соломинку.
— Не ври! — он ударил ладонью по столику, и Анна вздрогнула. Он никогда не был агрессивным. Но сейчас от его сдержанности исходила смертельная опасность. — Хватит врать мне в лицо! Кто он?
Ее разум лихорадочно искал выход. Сознаться? Оправдываться? Обвинить его в невнимании? Но она видел его глаза. Он знал. Он просто хотел услышать это из ее уст. Хотел добить себя окончательно.
— Его зовут Сергей, — прошептала она, опуская голову. Горячие слезы струились по ее щекам, но она даже не пыталась их смахнуть. — Мы... мы встречаемся. Недавно.
Она ждала крика, скандала, разбитой посуды. Но Алексей лишь медленно кивнул, словно подтверждая свои самые страшные догадки.
— «Недавно», — повторил он с горькой усмешкой. — И как, Анна, он хорош в постели? Дарит тебе те эмоции, которых не хватало с твоим скучным, предсказуемым мужем?
— Прекрати! — взмолилась она.
— НЕТ! — он вскочил, и его фигура вдруг показалась ей огромной, заполнившей всю комнату. — Ты прекрати! Прекрати это унизительное шоу! Ты предала меня. Предала нашу семью. Ради какого-то... художника? Я видел его страницу. Бездарный мазила, живущий на подачки от богатых любовниц?
Анна онемела. Он не просто получил фото. Он уже все о нем знал.
— Как ты...?
— Я не идиот, Анна! — его голос сорвался на крик, и тут же он снова взял себя в руки, заговорив тише, но еще страшнее. — Ты последний месяц вела себя как героиня дешевого сериала. Эти твои «встречи с клиентами», новый парфюм, блеск в глазах, когда ты смотрела в телефон. Я чувствовал, что ты отдаляешься. Думал, это из-за моих проблем с работой. Оказалось, ты просто нашла себе развлечение.
Он подошел к окну, отвернувшись от нее.
— Уходи, — тихо сказал он.
— Что?
— Уходи. Сейчас. У меня нет сил на скандалы, и я не хочу, чтобы Маша что-то услышала. Собирай вещи и уезжай к нему. К своему спасителю.
— Алексей, мы можем все обсудить! Мы можем пойти к психологу! — она попыталась подойти к нему, но он резко обернулся, и его взгляд остановил ее на месте.
— Обсуждать нечего. Ты сделала свой выбор. Не словами, а поступками. Каждый день, в течение месяца, ты выбирала его. А сейчас просто пожинаешь плоды. Ключ у тебя в кармане? Вот и прекрасно. Поезжайте в свою новую мастерскую. Начинайте новую жизнь.
Он говорил с ледяным спокойствием, но Анна видела, как дрожат его руки. Она уничтожила его. Уничтожила все, что он строил. Его любовь, его доверие, его веру в них.
Она медленно, как автомат, пошла в спальню и начала наугад кидать вещи в сумку. Руки не слушались, в глазах стояла пелена. Она слышала, как в соседней комнате он ходит из угла в угол. Быстрые, нервные шаги раненого зверя.
Выйдя в прихожую с сумкой, она увидела, что он стоит у двери в комнату Маши, прислушиваясь к ее дыханию.
— Я... я могу завтра прийти, чтобы повидаться с Машей? — робко спросила она.
Он не повернулся.
— Я позвоню. После того как решу, как ей это сказать. А теперь... уходи.
Она вышла на лестничную клетку. Дверь закрылась за ней с тихим, но окончательным щелчком. Анна прислонилась к холодной стене и зарыдала, тихо, беззвучно, чтобы он не услышал. Ее идеальный мир рухнул. И она сама была его разрушителем.
Глава 5: Горькая свобода
Она не поехала к Сергею. Не могла. Вместо этого Анна сняла номер в дешевой гостинице на вокзале. Комната пахла табаком и отчаянием. Она сидела на краю продавленной кровати, сжимая в руке телефон.
На экране горели десятки пропущенных вызовов от Сергея и несколько смс:
«Ань, где ты?»
«Все хорошо?»
«Ты уже решилась?»
Она не отвечала. Ей было стыдно. Стыдно перед ним за свой крах, стыдно перед Алексеем за свою ложь, стыдно перед Машей за свое предательство.
Наконец, она набрала Сергея.
— Ань! Наконец-то! Я уже места себе не нахожу. Приезжай!
— Он все знает, — глухо сказала она.
На том конце провода повисла тишина.
— ...Что? Как?
— Кто-то прислал ему фото. Нас. В парке. Сегодня.
— Черт, — выругался Сергей. — Ну и что? Скандал? Выгоняет? Это же даже к лучшему! Теперь ты свободна!
Его восторженный тон резанул по слуху. Он не понимал. Не понимал глубины той боли, того опустошения, что она оставила за собой.
— Он сломан, Сережа. Я его сломала.
— Ой, перестань! Он взрослый мужчина, сам разберется. Ты не виновата, что хотела счастья! Слушай, приезжай сейчас же. Забудь все это. Мы начнем с чистого листа.
«С чистого листа». Эти слова звучали так привлекательно месяц назад. А теперь — как кощунство. Нельзя начать с чистого листа, когда за тобой тянется шлейф из чужих сломанных жизней.
— Я не могу сегодня, — сказала она. — Мне нужно побыть одной.
— Анна, не уходи в себя! Это наша победа! Мы же этого хотели!
— Хотел этого ты, — неожиданно для себя осознала она. — Ты говорил, что я закопала себя заживо. Что моя жизнь — кладовка. А я... я просто поверила.
— Что это значит? — его голос стал холоднее.
— Это значит, что мне нужно подумать. Обо всем. Просто... оставь меня на сегодня.
Она положила трубку, не дожидаясь ответа, и выключила телефон.
Ночь была долгой и мучительной. Она ворочалась на жестком матрасе, и перед глазами у нее стояли то ледяные глаза Алексея, то восторженное лицо Сергея, то испуганный взгляд Маши. «А ты его еще любишь?»
Утром она включила телефон. Ни одного сообщения от Алексея. Только новые от Сергея: «Я жду. Наш дом ждет тебя».
Она собралась и поехала по адресу, который был на брелке. Мастерская находилась в старом промзоне, в кирпичном здании с разбитыми окнами. Она поднялась по скрипучей лестнице и вставила ключ в замок.
Дверь открылась. Помещение было огромным, пустым и пыльным. В центре стоял мольберт с накрытым холстом, несколько картин прислонены к стене. И ни души.
— Сергей? — окликнула она.
Из-за угла появился он. Улыбка не сходила с его лица.
— Вот и моя птичка вырвалась из клетки! — он раскрыл объятия.
Она медленно подошла, позволила себя обнять. Но ее тело было напряжено.
— Что это за фото, Сережа? — тихо спросила она. — Кто его мог сделать?
Он отвел взгляд, пожал плечами.
— Откуда я знаю? Случайный прохожий. Маньяк. Неважно. Важно, что мы вместе.
Она посмотрела на картины у стены. Они были... странными. Мрачными. На одной было изображено падающее здание, очень похожее на бизнес-центр, где работал Алексей. На другой — женщина, разрывающая цепи. И в ее чертах угадывалось... ее собственное лицо.
Холодная полоса страха пробежала по ее спине.
— Ты... ты рисовал это раньше? До того, как мы познакомились?
Сергей улыбнулся своей озорной, опасной улыбкой.
— Художник всегда рисует то, что хочет видеть. Я хотел видеть тебя свободной. И сделал все, чтобы это случилось.
Анна отшатнулась от него.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, Анна, что случайностей не бывает. Ни в кофейне, ни в парке. И уж тем более в анонимных письмах.
Она смотрела на него с растущим ужасом. Его улыбка казалась теперь не озорной, а хищной.
— Это... это ты послал то фото Алексею?
Он медленно кивнул.
— Конечно, я. Кто же еще? Ты же сама говорила, что не можешь решиться на разрыв. Что тебя держит жалость. Мне нужно было подтолкнуть тебя. Сжечь все мосты.
Она стояла, не в силах вымолвить ни слова. Ее предательство было ужасно. Но его... его было чудовищно. Он не просто воспользовался ее слабостью. Он инсценировал ее, как режиссер.
— Ты... монстр, — прошептала она.
— Нет, я — твое освобождение, — парировал он. — Пусть и в такой болезненной форме. Теперь тебе некуда возвращаться. Ты осталась только со мной. И мы будем счастливы. Я обещаю.
Он потянулся к ней, чтобы снова обнять, но Анна отпрянула, как от гадюки. Она выбежала из мастерской, сломя голову несясь по лестнице. Она думала, что сбежала из тюрьмы. А оказалось, что просто попала из одной клетки в другую, куда более страшную.
Глава 6: На дне
Она снова оказалась в гостиничном номере. Телефон разрывался от звонков Сергея. Она заблокировала его номер. Теперь ее мир сузился до этих четырех стен с обоями в цветочек.
Она пыталась позвонить Алексею. Он не брал трубку. Она отправила ему смс: «Прости. Я все поняла. Он все подстроил. Я была слепа и глупа».
Ответ пришел только вечером. Сухой и безэмоциональный: «Это ничего не меняет. Факт предательства остается. Дайте мне время. Не звони. Маша в порядке».
«Маша в порядке». Эти слова были и каплей облегчения, и новым ударом. Он даже не написал «дочь», он написал «Маша», словно отказывая ей в праве называть ее своей.
Прошло три дня. Анна почти не ела, не спала. Она выходила из номера только чтобы купить бутылку воды. Ее преследовал запах краски из мастерской Сергея и ледяной взгляд Алексея.
На четвертый день она поняла, что больше не может так продолжаться. Она не могла вернуться к Сергею. Не могла вернуться к Алексею. Остаться в этой комнате — значило сойти с ума.
Она приняла душ, надела чистое платье и поехала в парк. Туда, где все началось. Она сидела на той же скамейке и смотрела на играющих детей. Ей было тридцать два года, а чувствовала она себя глубокой старухой, прожившей несколько жизней и потерявшей все.
Она достала телефон и разблокировала номер Сергея. Написала ему: «Встречаемся. Здесь. Через час. Нужно поговорить.»
Он ответил мгновенно: «Я знал, что ты одумаешься»
Потом она написала Алексею. Длинное сообщение, в котором уже не было оправданий, а только горькие осознания.
«Алексей, я не прошу прощения. Я не заслужила его. Я была эгоисткой, слепой и глупой. Я разрушила нашу семью своими руками. Ты был прав во всем. Я попала в ловушку, которую отчасти построила сама, но теперь я вижу все четко. Я не буду тебе мешать. Просто хочу, чтобы ты знал: я люблю Машу больше жизни. И я... я скучаю по тебе. По тому, кем мы были. Прости за все.»
Она не ждала ответа. И не получила его.
Ровно через час к скамейке подошел Сергей. Он выглядел торжествующим.
— Ну вот, — сказал он, садясь рядом. — Прошлое осталось позади. Теперь только будущее.
Анна повернулась к нему. Ее лицо было спокойным, но в глазах стояла непробиваемая стена.
— У нас нет будущего, Сергей.
Его улыбка сползла с лица.
— Что? Опять начинается? Чувство вины грызет? Он тебя вразумил?
— Нет. Меня вразумила я сама. Ты не любил меня. Ты любил идею — спасти «несчастную» женщину из лап «буржуя». Ты использовал меня как кисть и холст для своей больной фантазии. Ты не освободил меня. Ты уничтожил то немногое, что у меня оставалось.
— Я дал тебе чувствовать себя живой! — вспылил он.
— Нет! — ее голос впервые зазвучал с силой. — Ты дал мне чувствовать себя грешной, грязной и потерянной. И самое ужасное, что я сама позволила это сделать. Я предала мужа. Но ты... ты предал саму идею доверия между людьми. Ты подлее меня во сто крат.
Она встала.
— Мы больше не знакомы. Не ищи меня. Не пиши. Если ты появишься рядом с моим домом, с моей дочерью, я вызову полицию.
Он смотрел на нее с ненавистью.
— Ты пожалеешь об этом. Ты вернешься к нему, как пресмыкающаяся собака, а он плюнет тебе в лицо. Твоя жизнь кончена, Анна. И ты сама ее уничтожила.
— Возможно, — кивнула она. — Но, по крайней мере, теперь я делаю это сама, а не по твоей указке.
Она развернулась и пошла прочь. Прочь от парка, прочь от Сергея, прочь от той наивной и глупой женщины, которой она была месяц назад.
У нее не было плана. Не было дома. Не было семьи. Но впервые за долгое время у нее было четкое, пусть и горькое, понимание того, кто она и что она натворила. И это было началом. Началом долгого и трудного пути из пропасти, в которую она сама себя столкнула.
Глава 7: Один на один с пустотой
Анна сняла комнату в старом доме на окраине города. Не гостиницу, а именно комнату, с соседкой-пенсионеркой, вечно ворчащей за стеной, и запахом борща в подъезде. Это было дно, но это было ее дно. Чужое, неоплаченное, без призраков прошлого.
Первые дни были самыми тяжелыми. Она лежала на диване и смотрела в потолок, перебирая в памяти все свои ошибки. Телефон молчал. Молчал настолько оглушительно, что она проверяла, не разрядился ли он. Но нет. Алексей не писал. Сергей, после ее последних слов, тоже исчез. Одиночество было физической болью, тяжелым камнем на груди.
Она пыталась найти работу, но ее портфолио дизайнера интерьеров казалось ей теперь насмешкой. Как она может обустраивать чужое счастье, если разгромила собственное? Отклики не приходили.
Единственным лучом была мысль о Маше. Она писала Алексею каждый день. Коротко: «Как Маша? Передай ей, что я люблю ее». Он не отвечал. Но однажды, через неделю, пришло смс: «Съездили к стоматологу. Все хорошо. Говорила, что скучает по тебе».
Анна расплакалась, сидя на своем диване. Это были не слезы отчаяния, а слезы облегчения. Он не ожесточил против нее дочь. Он остался порядочным. И от этого ее вина становилась только невыносимее.
Она встала, умылась и пошла в ближайший супермаркет. Купила бумаги, красок, карандашей. Все самое простое и дешевое. Вернувшись в комнату, она расстелила на полу ватман и села перед ним. Она не рисовала со времен института. Рука была не твердой, линии кривыми. Но она начала. Сначала просто линии, пятна, потом силуэты. Она рисовала свою боль. Свое одиночество. Свое раскаяние.
Это не было бегством. Это была попытка встретиться с самой собой лицом к лицу. Той самой Анной, которая позволила всему этому случиться.
Глава 8: Нежданный гость
Как-то вечером, когда Анна заканчивала очередной набросок — смутный образ женщины в клетке, ключ от которой она держала в собственной руке, — в дверь постучали.
Сердце ее бешено заколотилось. «Сергей?» — мелькнула паническая мысль. Она подошла к двери и посмотрела в глазок.
На площадке стояла свекровь. Лидия Петровна. Женщина с стальной выправкой и таким же характером.
Анна отшатнулась от двери, как от раскаленного железа. Лидия Петровна всегда ее любила, относилась как к дочери. Что она здесь делает? Читать нотации? Плевать в лицо?
Стук повторился, настойчивее.
— Анна, я знаю, что ты там. Открывай.
Рука сама потянулась к замку. Она была не в силах ослушаться этого тона.
Дверь открылась. Лидия Петровна стояла на пороге в своем неизменном пальто и шляпке, с сумочкой, плотно прижатой к боку. Она окинула комнату беглым, оценивающим взглядом, потом перевела его на Анну.
— Худющая, — констатировала она. — И не мудрено.
— Лидия Петровна... — начала Анна, но слова застряли в горле.
— Можно войти? Или будешь старую женщину в коридоре держать?
Анна молча посторонилась. Свекровь вошла, сняла пальто, аккуратно повесила его на спинку стула и села на диван, как на трон.
— Леша ничего не знает, что я здесь, — начала она без предисловий. — Он бы не одобрил. Считает, что я должна тебя презирать. И знаешь, он во многом прав.
Анна опустила голову.
— Но я не для того прожила семьдесят лет, чтобы думать только категориями «виноват» — «не виноват», — продолжила Лидия Петровна. — Я пришла посмотреть на тебя. Понять.
— Мне нечего оправдываться, — тихо сказала Анна.
— Я и не за оправданиями. Я за правдой. Мой сын... он не говорит ничего. Заперся в себе, как в скорлупе. С Машей занимается, на работу ходит, но он... пустой. Я его таким никогда не видела. Даже когда его бизнес первый раз прогорел, в двадцать пять лет, он не был таким. Он был в ярости, в отчаянии, но не... пустой. Ты вынула из него стержень.
Каждое слово было как удар хлыста.
— Я знаю, — прошептала Анна.
— Так что же случилось, дочка? — и в ее голосе впервые прорвалась не злоба, а боль. Настоящая, материнская боль. — Ведь любила же ты его? Ведь семья была крепкой? Что за дурь в голову вступила?
И Анна, к своему удивлению, начала говорить. Не оправдываться, а просто говорить. О своей тоске, о чувстве, что она — красивая ваза на полке, о предсказуемости быта, о страхе проснуться в пятьдесят лет и понять, что жизнь прошла мимо. И о Сергее, о его сладких речах, о том, как он играл на ее слабостях, и о том, как она, взрослая женщина, позволила этому случиться.
Лидия Петровна слушала, не перебивая. Ее лицо оставалось непроницаемым.
— Глупость, — резко сказала она, когда Анна закончила. — Обыкновенная, женская, романтическая глупость. Искать искру в костре, когда дома есть надежная печь.
— Я это поняла. Слишком поздно.
— Поздно — это когда в гробу. А ты жива. И моя внучка жива. И сын... мой сын еще дышит, хоть и еле-еле.
Она тяжело поднялась с дивана, надела пальто.
— Я не прощаю тебя, Анна. Прощать мне нечего. Это дело моего сына. Но... я вижу, что ты не монстр. Вижу, что страдаешь. И этого пока достаточно.
Она подошла к двери, затем обернулась.
— Он продает квартиру.
Анна вздрогнула.
— Что?
— Квартиру. Говорит, не может там находиться. Слишком много воспоминаний. Ищет новую. Меньше. Для себя и Маши.
Он стирал их общий дом. Стирал ее. Окончательно и бесповоротно.
— Спасибо, что сказали, — с трудом выговорила Анна.
Лидия Петровна кивнула и вышла. Анна снова осталась одна, но теперь одиночество было другим. Оно было наполнено горьким, но очищающим осознанием: ее падение задело не только ее и Алексея. От него пошли круги по воде, задевая тех, кто был рядом. И это знание было новым, тяжелым, но необходимым грузом ответственности.
Глава 9: Первый шаг
После визита свекрови в Анне что-то переключилось. Лежать и плакать больше не хотелось. Чувство вины никуда не делось, но оно превратилось из парализующего страха в двигатель. Она должна была что-то делать. Не для того, чтобы вернуть все назад — это было невозможно, — а чтобы хоть как-то залатать дыры, которые она пробила в жизни своих близких.
Она села за компьютер и начала писать. Не Алексею, а Маше. Письмо. Длинное, честное, написанное простыми словами, которые могла бы понять семилетняя девочка.
«Моя дорогая, моя любимая Машенька...»
Она писала о своей любви. О том, как сильно скучает. Она не оправдывала себя, но и не рисовала себя монстром. Она писала, что взрослые иногда совершают очень большие ошибки, от которых страдают те, кого они любят больше всего. Она просила прощения. Не за то, что ушла (это было бы ложью), а за ту боль, что причинила. Она обещала, что всегда, всегда будет ее любить, и что однажды, когда папа разрешит, они обязательно увидятся.
Она распечатала письмо, вложила в конверт и отправила Алексею на работу с курьером. Без обратного адреса. Просто чтобы он решил, отдавать его дочери или нет. Это был ее первый шаг. Шаг к дочери.
Второй шаг был к себе. Она взяла свои рисунки, сфотографировала их и создала простенькую страничку в соцсетях. Не для славы, а для дисциплины. Она выкладывала по одному рисунку в день. Мрачные, полные боли, но настоящие. Она подписала страницу «Искусство начинать с нуля».
Потом она пошла в ближайший детский сад — не тот, элитный, куда ходила Маша, а обычный, муниципальный — и предложила свои услуги бесплатно: вести кружок рисования для детей. Заведующая, уставшая женщина с добрыми глазами, с радостью согласилась.
Первый же день с детьми стал для нее терапией. Маленькие пальчики, испачканные в краске, их восторг от самых простых вещей, их абсолютная искренность... Это вытаскивало ее из трясины собственных мыслей. Она учила их смешивать цвета, а они учили ее снова радоваться.
Однажды вечером, вернувшись с занятия, она увидела уведомление. Под одним из ее рисунков в сети — абстрактным изображением разбитого сердца, из трещин которого пробивался свет, — кто-то оставил комментарий.
«У меня была похожая история. Держись. Выход есть всегда.»
Она улыбнулась. Впервые за долгое время ее улыбка была не горькой, а просто... улыбкой. Она не нашла счастья. Она даже не нашла покоя. Но она нашла точку опоры. И это было больше, чем ничего.
Глава 10: Случайная встреча
Прошел месяц. Жизнь Анны обрела новое, спартанское русло. Работа в детском саду, вечерние рисунки, одинокие ужины и тихая, приглушенная боль, ставшая привычным фоном. Она научилась с ней жить, как живут с хронической болезнью.
Однажды в субботу она пошла в большой книжный магазин в центре города, чтобы купить книжку-раскраску для своих маленьких подопечных. Она бродила между стеллажами, наслаждаясь запахом бумаги и типографской краски, и почти чувствовала себя нормальным человеком.
Повернув за угол в отделе детской литературы, она замерла. В нескольких шагах от нее, листая большую иллюстрированную энциклопедию, стоял Алексей. И рядом, держа его за руку, — Маша.
Сердце Анны упало в пятки, а потом выпрыгнуло в горло. Она не была готова. Она хотела убежать, спрятаться, но ноги стали ватными.
Маша подняла глаза. Взгляд девочки скользнул по ней, задержался на секунду, и в ее глазах вспыхнуло неуверенное, испуганное узнавание.
— Мама? — тихо, почти шепотом, произнесла она.
Алексей резко поднял голову. Его взгляд встретился с взглядом Анны. В его глазах не было ни гнева, ни ненависти. Там была глухая, непробиваемая стена. Он молча положил руку на плечо дочери, словно ограждая ее.
— Анна, — кивнул он с ледяной вежливостью, как случайному знакомому.
— Привет, — сдавленно выдохнула она. Глаза ее наполнялись слезами, и она отчаянно пыталась это скрыть. — Маш... привет, солнышко.
— Ты где пропадала? — спросила Маша, и в ее голосе слышался упрек. Детский, прямой и оттого еще более ранящий. — Папа сказал, ты уехала надолго по работе.
Анна перевела взгляд на Алексея. Он не смотрел на нее, глядя куда-то поверх ее головы. Он солгал ей. Чтобы защитить. Чтобы оградить.
— Да... работа, — с трудом выдавила Анна. — Сложная была работа.
Наступила неловкая пауза. Трое людей, еще недавно бывшие семьей, теперь стояли в полном молчании, разделенные пропастью из измены и лжи.
— Нам пора, — сухо сказал Алексей. — Маш, пойдем.
— Подожди, — взмолилась Анна. — Можно я... можно я с ней немного? Хоть пять минут?
Он наконец посмотрел на нее. Прямо и тяжело.
— Сейчас нет. Мы договорились на следующую субботу. В парке. На час. Ты получила мое сообщение?
Она покачала головой. Телефон был в сумке, на беззвучном.
— Получишь. Все условия там. Без сюрпризов.
Он говорил с ней, как с нерадивым подчиненным. Четко, холодно, по регламенту.
— Поняла, — кивнула она, сдавливая комок слез в горле.
Маша смотрела на них обоих, и на ее лице было непонятное, испуганное выражение. Она чувствовала напряжение, эту невидимую войну.
— Пока, мама, — сказала она и потянула отца за руку.
— Пока, рыбка, — прошептала Анна. — Я люблю тебя.
Они ушли. Алексей — не оглядываясь, Маша — обернулась один раз, помахала ей рукой с таким потерянным видом, что у Анны сердце разорвалось на части.
Она стояла, прислонившись к стеллажу с книжками-раскрасками, и трясущимися руками пыталась найти в телефоне его сообщение. Нашла.
«Встреча с Машей. Суббота, 11:00, Центральный парк, детская площадка. Продолжительность — 1 час. Темы: школа, ее увлечения, мультфильмы. Прошлое и наши с тобой отношения — не обсуждаются. Предупрежу: любая попытка нарушить правила — и встречи прекратятся.»
Это был не диалог. Это был ультиматум. Но это был шанс. Единственный, который у нее был.
Глава 11: Правила игры
Следующая суббота настала. Анна пришла в парк за полчаса, села на скамейку в отдалении и ждала. Она выучила его правила наизусть. Школа, увлечения, мультфильмы.
Ровно в одиннадцать она увидела их. Алексей подвел Машу к песочнице, о чем-то с ней коротко поговорил, кивнул в сторону Анны и отошел к другой скамейке, достал телефон. Он был на посту. Наблюдал.
— Мама! — Маша подбежала к ней, на этот раз более раскованно. — Ты пришла!
Анна обняла ее, вдохнула знакомый запах детских волос, и на мгновение мир перестал существовать. Была только эта маленькая, теплая вселенная в ее объятиях.
— Конечно, пришла. Я же обещала.
Они сели на качели. Анна следовала инструкциям.
— Как в школе? Что нового?
— У нас новая учительница по рисованию! Она молодая и веселая. Мы рисуем пальцами!
— Правда? Это же здорово! — Анна улыбнулась, и улыбка была настоящей.
— А ты все еще на своей сложной работе? — спросила Маша.
Анна почувствовала на себе взгляд Алексея. Он слышал.
— Нет, солнышко. Я сейчас... работаю с детьми. Учу их рисовать. В детском саду.
— Круто! — глаза Маши загорелись. — Значит, ты теперь тоже учительница?
— Вроде того.
Они болтали о мультиках, о новой кукле, о подружке Кате, с которой Маша поссорилась и помирилась. Анна ловила каждое слово, каждый жест. Это был самый дорогой час в ее жизни.
Когда время подходило к концу, Маша вдруг спросила:
— Мам, а ты сейчас где живешь? У тебя есть новый дом?
Правила были нарушены. Анна увидела, как Алексей насторожился на своей скамейке.
— У меня есть... комната. Небольшая. Но уютная.
— А папа говорит, что мы продаем нашу квартиру. И купим новую. Без тебя? — в голосе девочки снова послышалась дрожь.
Анна посмотрела на Алексея, пытаясь поймать его взгляд, прося помощи. Но он смотрел в сторону.
— Иногда так бывает, Машенька, — тихо сказала Анна, гладя ее по голове. — Что взрослые начинают жить отдельно. Но это не значит, что мы тебя любим меньше. Папа тебя любит очень сильно. И я тебя люблю. Больше всего на свете. Это главное, ты помни это.
Маша кивнула, но в ее глазах стояла непролитая детская слеза.
Подошел Алексей.
— Время вышло. Маша, пойдем.
— Уже? — всхлипнула девочка.
— Мы договорились. — Его тон не допускал возражений. Он взял дочь за руку. — Попрощайся с мамой.
— Пока, мама, — Маша обняла ее за шею. — Приходи еще.
— Обязательно, — пообещала Анна, глотая слезы.
Они ушли. На этот раз Анна смотрела им вслед, и в ее душе боролись два чувства: безмерная радость от встречи и острая, режущая боль от того, как она проходит. По правилам. Под надзором.
Но это было лучше, чем ничего. Намного лучше.
Глава 12: Звонок
Прошло еще несколько недель. Встречи с Машей стали регулярными. Все так же раз в неделю, все под тем же неусыпным контролем. Анна научилась держать себя в руках, не плакать, не задавать лишних вопросов. Она играла по его правилам, потому что альтернативы не было.
Ее маленькая страничка в соцсетях потихоньку росла. Нашлись люди, которым отзывались ее честные, болезненные рисунки. Она даже получила предложение поучаствовать в скромной коллективной выставке местных художников. Она согласилась. Это был еще один шаг вперед, из тени.
Как-то вечером, когда она заканчивала работу над картиной для выставки — на ней была изображена та же женщина в клетке, но теперь дверь была открыта, и женщина сидела на пороге, не решаясь выйти, — зазвонил телефон.
Незнакомый номер. Обычно она не отвечала, но в этот раз что-то заставило ее поднять трубку.
— Алло?
— Анна? — голос был ей знаком, но она не могла сразу его узнать. Он был хриплым, сдавленным.
— Да, это я. Кто спрашивает?
— Это... Алексей.
Она замерла. Он никогда не звонил. Только смс. Короткие и деловые.
— Леша? Что случилось? С Машей все в порядке? — ее сердце бешено заколотилось.
— С Машей... все в порядке, — он сделал паузу, и в трубке послышался его тяжелый, неровный вдох. — Это... это я. У меня... не получается.
Он говорил с трудом, слова шли через силу.
— Что не получается? Где ты?
— Дома. В старой... в квартире. Я... — его голос оборвался, и Анна с ужасом поняла, что он плачет. Тихо, беззвучно, но она слышала эти рыдания, которые он пытался подавить. Она не слышала его плачущим со времен института.
— Я не могу, — прошептал он. — Я пытаюсь. Ради нее. Но я не могу. Я захожу сюда, и везде ты. На кухне, в ванной, в детской... Я ненавижу эти стены. Но я не могу отсюда уехать. Потому что это все, что осталось... от нас.
Анна сидела, сжимая телефон так, что кости белели. Она ничего не говорила. Просто слушала. Позволяла ему изливать ту боль, которую он так долго носил в себе.
— Я ненавижу тебя за то, что ты сделала, — его голос прорезала злоба, но тут же снова сменилась отчаянием. — Но я... я скучаю по тебе. И это хуже всего. Я ненавижу себя за это.
— Леша... — начала она.
— Не надо! Не говори ничего! — резко оборвал он. — Я не для этого позвонил. Я не знаю, для чего. Просто... я не могу больше. Одному.
И он положил трубку.
Анна сидела в полной тишине, и в ушах у нее звенело. Это был не тот Алексей, которого она знала. Не успешный бизнесмен, не холодный надзиратель. Это был сломленный, одинокий человек. Тот самый, которого она когда-то любила. И, как оказалось, все еще любила. Но совсем другой любовью — горькой, пронзительной, смешанной с такой жалостью и чувством вины, что дышать было трудно.
Он позвал. Не словами, а своим отчаянием. И она не могла не откликнуться.
Она посмотрела на свою картину. На женщину, сидящую на пороге клетки. Пришло время сделать выбор. Выйти окончательно? Или... вернуться назад, в руины, чтобы помочь тому, кто там остался?
Не думая больше ни о чем, она схватила ключи и выбежала из комнаты. Она ехала в их старую квартиру. Не зная, что ждет ее там. Не зная, что сказать. Зная только одно: он нуждался в ней. Впервые за все это время он подал сигнал. И она не могла его проигнорировать.
Глава 13: В руинах
Дорога до старой квартиры показалась вечностью. Анна мчалась на такси, глядя в запотевшее стекло, за которым мелькали огни чужого, безразличного города. Она не строила планов. Не знала, что скажет. Просто ехала, повинуясь инстинкту.
Она поднялась на лифте, и сердце ее бешено колотилось. Дверь их квартиры была знакома до каждой царапинки. Она достала ключ — тот самый, что все еще висел на ее связке, как забытый артефакт из прошлой жизни, — и вставила его в замок. Он повернулся с тихим щелчком.
В прихожей пахло пылью и одиночеством. Было темно и тихо. Она прошла в гостиную. Алексей сидел на полу, прислонившись к дивану. Возле него на паркете стояла почти пустая бутылка виски и один-единственный бокал. Он не поднял на нее голову, когда она вошла.
Комната была опустошена. С полок исчезли их общие фотографии, со стены сняли картину, которую они купили вместе в Париже. Осталась только мебель, готовая к переезду, и призраки былого уюта.
— Я не звал тебя, — хрипло сказал он, глядя в пустоту перед собой.
— Позвал, — тихо ответила Анна, останавливаясь в нескольких шагах от него. — Я услышала.
Он наконец посмотрел на нее. Его лицо было осунувшимся, глаза красными от бессонницы и, возможно, слез.
— Зачем ты пришла? Пожалеешь? Посмеешься? Убедишься, как разрушила мою жизнь?
— Нет. Я пришла потому, что ты страдаешь. И я виновата в этом.
— О, да! — он горько усмехнулся и отхлебнул из бокала. — Ты виновата. И знаешь, что самое мерзкое? Я не могу выкинуть тебя из головы. Я ненавижу тебя, презираю за слабость, за ложь... а потом вспоминаю, как ты смеялась, когда я впервые приготовил для тебя ужин и поджег скатерть. Или как мы выбирали имя для Маши... И эта ненависть куда-то уходит, а остается... пустота. Просто чертова, ледяная пустота.
Он с силой поставил бокал, и виски расплескалось.
— Я пытаюсь ее заполнить работой, заботой о дочери. Но она все равно здесь. — Он ударил себя кулаком в грудь. — Ты оставила после себя дыру, Анна. И ничем ее не заполнить.
Анна медленно подошла и села на пол напротив него, обняв колени. Между ними было всего пара метров, но это была дистанция, преодолимая лишь правдой.
— Я знаю, — сказала она. — Я ношу такую же. Только моя дыра заполнена стыдом. Каждое утро я просыпаюсь, и первое, что я чувствую — это стыд. Перед тобой. Перед Машей. Перед самой собой. Я разрушила все, что было дорого. Ради чего? Ради иллюзии свободы? Ради человека, который оказался манипулятором и лжецом?
Она впервые вслух сказала это ему. Признала всю глубину своего падения.
— Я была не в себе, Леш. Я запуталась, мне казалось, что я задыхаюсь в этой идеальной, выстроенной жизни. Но это не оправдание. Это лишь объяснение моей глупости.
Он слушал ее, не перебивая, его взгляд был пристальным и усталым.
— А он? — спросил он наконец. — Тот... художник.
— Он был симптомом болезни, а не лекарством. Я порвала с ним. Узнав, что он сам все подстроил, я увидела его настоящим. И мне стало страшно. От него. От себя.
Они сидели в тишине. Баррикады между ними еще не рухнули, но в них появились первые бреши.
— Я продаю квартиру, — сказал Алексей. — Не могу тут жить.
— Я знаю. Лидия Петровна говорила.
— Мама? — он удивленно поднял брови.
— Она нашла меня. Приезжала. Сказала, что я совершила глупость. И была права.
Он покачал головой, смотря на нее с каким-то новым, сложным выражением.
— И что теперь, Анна? Что нам со всем этим делать? Мы не можем быть вместе. Доверие не вернуть. Как склеить разбитую вазу?
— Не знаю, — честно ответила она. — Может, и не нужно склеивать. Может, из осколков можно собрать что-то новое. Не то, что было. Что-то другое.
— Например?
— Например... родителей для нашей дочери. Которые не воюют друг с другом. Которые могут разговаривать. Может, даже... друзей. Когда-нибудь.
Он долго смотрел на нее, а потом его плечи опустились, словно с них свалилась непосильная ноша попыток все исправить или полностью забыть.
— Друзья, — повторил он. — Это звучит... сложно.
— У нас было нечто большее, чем дружба, Леша. Может, это и есть тот фундамент, на котором можно что-то построить. Пусть и не дом. Но хотя бы... безопасное место.
Он молча кивнул. В квартире снова воцарилась тишина, но теперь она была не такой гнетущей. Она была тишиной после битвы, когда смолкли пушки и можно, наконец, оценить ущерб и начать разгребать завалы.
Анна поднялась.
— Мне пора.
Он не стал ее останавливать. Просто смотрел, как она идет к выходу.
— Анна, — окликнул он ее у самой двери.
Она обернулась.
— Спасибо, — тихо сказал он. — Что приехала.
Она кивнула и вышла. Она не знала, что будет дальше. Но она знала, что гипс, которым они оба заливали свои раны, сегодня треснул. И это было больно, но это было начало исцеления.
Глава 14: Новая реальность
Прошло три месяца. Жизнь вошла в новое, странное, но устойчивое русло.
Алексей продал квартиру и купил просторную, но менее пафосную квартиру в хорошем районе. У Маши была своя комната, полная игрушек и света.
Анна переехала из своей каморки в небольшую, но свою собственную однокомнатную квартиру. Деньги от продажи их общего жилья Алексей честно разделил пополам. Это дало ей финансовую независимость и возможность дышать.
Их общение стало... другим. Они не были семьей. Но перестали быть врагами. Они стали партнерами. Родителями.
Встречи с Машей теперь проходили проще. Иногда Алексей отвозил дочь к Анне на целый день. Они ходили в кино, в зоопарк, пели песни. Маша постепенно привыкла к новой реальности. Она понимала, что мама и папа живут отдельно, но оба ее любят. И это знание делало ее снова улыбчивой и спокойной.
Как-то раз Алексей зашел за Машей в новую квартиру Анны. Он оглядел стены, увешанные ее рисунками. Они были уже другими. Не такими мрачными. На одном была изображена Маша на качелях. На другом — одинокая, но крепкая лодка на спокойной воде.
— У тебя хорошо получается, — сказал он, рассматривая работы.
— Спасибо, — улыбнулась Анна. — Это помогает.
— У меня тоже... кое-что наладилось, — признался он, помогая Маше надеть куртку. — Закрыл тот старый проект. Нашел новых инвесторов для нового. Поменьше, но... интереснее.
— Я рада, Леш. Правда.
И она говорила искренне. Ей больше не было мучительно больно от его успехов. И ему, казалось, больше не было мучительно больно от ее присутствия.
Они стояли в прихожей, и между ними витало невысказанное «что если?». Но они оба знали ответ. «Что если» уже не имело значения. Было только «что теперь».
— Пап, а мама может с нами поехать поужинать? — вдруг спросила Маша, дергая его за руку. — В пиццерию?
Анна и Алексей переглянулись. Старая паника и боль на мгновение мелькнули в его глазах, но потом отступили, уступив место здравому смыслу и... легкой грусти.
— В другой раз, рыбка, — мягко сказал Алексей. — У мамы свои планы.
Анна кивнула, поддерживая его.
— Верно, солнышко. Но в следующий раз, когда ты будешь у меня, мы с тобой сходим за пиццей, договорились?
Маша немного надулась, но согласилась.
Проводив их, Анна вернулась в квартиру. Она подошла к окну и смотрела, как Алексей сажает Машу в машину, как он аккуратно пристегивает ее, как они уезжают. В ее душе не было ни злобы, ни отчаяния. Была легкая грусть, как после прочтения хорошей, но печальной книги. И была надежда. Надежда на то, что их новая, сложная, но честная реальность — это и есть тот самый выход из кошмара, в который они попали.
Глава 15: Не идеально, но настоящее
Год спустя.
Анна стояла в небольшой галерее, окруженная людьми. Это была ее первая персональная выставка. Название было простым: «Путь к себе».
На стенах висела вся ее история последних полутора лет. От мрачных картин с клетками и разбитыми сердцами до светлых, наполненных воздухом пейзажей и портретов. В центре зала висела последняя работа — «Прощение». На ней были изображены не два человека, а два берега одной реки, соединенные хрупким, но прочным мостом.
К ней подошла Лидия Петровна, прицепила к лацкану ее пиджака брошку в виде кисти.
— Горжусь тобой, дочка, — сказала она просто. И в ее глазах не было ни капли фальши.
Потом Анна увидела их. В дверях стоял Алексей, а рядом, держа его за руку, — Маша, разодетая в самое нарядное платье. Сердце Анны екнуло. Она не знала, что они придут.
Алексей подошел к ней. Он выглядел... спокойным. Умиротворенным. Таким, каким она не видела его очень давно.
— Поздравляю, — сказал он. — Ты молодец.
— Спасибо, что пришли, — ответила она, и голос ее дрогнул.
— Мама, это ты нарисовала? Все? — восторженно спросила Маша, разглядывая картины.
— Да, солнышко. Это моя жизнь.
Они недолго побродили по залу. Алексей внимательно смотрел на каждую работу, особенно на те, что были посвящены боли и предательству. Он видел их без прикрас. И принимал.
Перед уходом он задержался у последней картины — «Прощение».
— Красиво, — сказал он. — И... точно.
Он посмотрел на нее, и в его глазах она увидела то, чего не было так долго — уважение. Не как к жене, а как к человеку, который сумел подняться со дна.
— Спасибо, Леша. За все. Даже за ту боль. Она сделала меня... сильнее. И, кажется, тебя тоже.
— Может быть, — он улыбнулся. Слабую, но настоящую улыбку. — Мы справились. Как смогли.
Они вышли из галереи вместе с Машей. Анна осталась стоять среди своих картин, среди людей, среди новой жизни.
Она смотрела на их удаляющиеся спины — отца и дочь — и не чувствовала острой боли. Была легкая, светлая грусть о том, что они потеряли. Но еще сильнее была благодарность за то, что они сумели сохранить.
Они не были семьей. Но они были целым миром для своей дочери. Они не любили друг друга по-прежнему, но научились уважать и поддерживать.
Ее предательство когда-то разорвало их жизнь на куски. Они не стали склеивать осколки, пытаясь создать прежнюю, идеальную вазу. Они собрали из них мозаику. Новую, не идеальную, местами колючую, но настоящую. И в этой новой картине было место и боли, и радости, и ошибкам, и прощению.
Анна глубоко вздохнула и повернулась к гостям. Ее история не закончилась хэппи-эндом в классическом понимании. Она закончилась чем-то более ценным — обретением себя и миром в душе. И это был самый главный поворот из всех возможных.