- Когда я вырасту большая. Глава 45.
Маруся с мужем сидели за столом молча. Ветер перемен, подувший вначале лёгким бризом, в один день превратился в страшный ураган. Что делать в деревне без работы? Какое-то время можно прожить своим хозяйством. Но что делать дальше? Хлеб можно печь самим, но муку, дрожжи, сахар, соль и масло нужно покупать за деньги. Чем платить за свет? За газ? Дети растут, им нужна и одежда, обувь, лекарства. Игрушки, хоть изредка, но нужно покупать.
- Савка в магазин устраивается работать, к тёще, - наконец сказал Данила, не глядя на жену.
- Ну, этот прохвост нигде не пропадёт. На Варе женился, как сыр в масле теперь катается. Мы будем без куска хлеба сидеть, а он жиреть вместе с женой, пока тёщу не догонит.
- Зачем ты так, Марусь? Кто же знал, что так всё повернётся? Знаю, что ты Савку недолюбливаешь, могла бы лишний раз не напоминать. Как жить-то будем, а?
- Может, подождём месяц - два? Как-нибудь протянем. Там видно будет? Всё-таки на земле, голодные не останемся? Картошку выкопаем, точно до следующей осени хватит, - женщина сложила руки на столе на манер первоклассницы и теперь теребила складку фланелевого халата на левом локте. - А мужики что говорят, Дань?
Он потёр висок, будто его чёрную курчавую голову разламывало от невыносимой боли:
- Кто-то в район собирается переезжать. Говорят, водители всегда нужны будут. Хоть автобусником, да можно устроиться. Колька Дерюгин аж в другую республику собрался. Брат у него там на заводе работает, давно к себе зовёт. Детям место в садике дают. Правда, жене работы там нет. Он говорит, Катька на всё согласна, хоть подъезды мыть. Вот так... Может, Марусь, и нам в город рвануть? Живут же как-то люди? - Данила посмотрел в окно, будто пытаясь представить, сможет ли он оставить большой ровный квадрат огорода, ладную баньку с берёзовыми вениками, висящими под крышей. Длинные стволики малины, которые щедро осыпают летом рубиновые ягоды.
- Не знаю, Данила, что и сказать. Надо к матери сходить. Что она скажет? Давно уже на свете живёт, может, посоветует чего.
Анна Никаноровна уплетала картошку, жареную со шкварками тонкими круглешками. Герань на подоконниках радостно цвела алым. Лёгкие шторочки колыхались, впуская свежий уличный воздух.
На столе, кроме чугунной сковороды, стояло блюдце с солёными огурцами и помидорами. Кроме вилки в руках старушки, на блюдце опиралась ещё одна, с круглым пластиковым основанием. Анна Никаноровна радостно поднялась, приветствуя вошедших.
- Ох, Данечка мой пришёл! Маруся, проходите! Радость-то какая!
Сын посмотрел на любимую вилку покойного Семёна Ивановича:
- А вторая для кого? Неужели меня ждала? - улыбнулся он.
- Как для кого? Для отца. Во дворе он, дрова ушёл колоть. Колун свой старый на новую рукоять насадил, полдня ворчал ходил по дому. Уже два раза звала, говорю, картошка остынет. Такой уж он, беспокойный. Как за дело возьмётся, за уши не оттащишь.
Маруся и Данила молча переглянулись, и сели рядышком на диван. Вопрос с их переездом в город отпал сам собой.
***
Настя проснулась поздно. Летнее утро бушевало вовсю. Шевелилась листва на старой берёзе, поддерживая непрекращающуюся болтовню тёмной рощи, растущей под горой. Запевали и умолкали птицы, перелетая с ветки на ветку и играя в прятки друг с другом. Шея затекла от неудобного положения на подушке. Ночнушка, задравшись почти до шеи от беспокойного сна, мешала. Всё вокруг раздражало женщину, и она сердилась на саму себя и свои тягучие нескончаемые сны.
Сергей не оставлял её ни днём, ни ночью. Она натыкалась на соседа, стоило ей выйти из дома. Настя шла в магазин, он тотчас появлялся у калитки. Женщина шла на работу в медпункт, Сергей пристраивался за ней, шагая по узкой тропинке след в след, жалуясь то на головную боль, то на насморк, то на ломоту в спине. Настя терпеливо ждала, когда истечёт предполагаемый срок его отпуска. Её дочь, Саша, напротив, откровенно смеялась в лицо соседу, находя для него всё новую и новую работу.
- Зачем ты, Саша? Это нехорошо, дочь.
- Мам, да он сохнет по тебе. Много ума не надо, чтобы заметить. А ты чего, как школьница? Только краснеешь и немеешь, слова лишнего не скажешь. Умора на вас смотреть!
- Не нужен мне никто, - исподлобья поглядывая на дочь, отрицала Настя. - У меня ты есть. Работа. Огород. Не хватало ещё на старости лет...
Саша подошла к матери, держа в руках квадратную коричневую пудреницу. Она открыла коробочку перед лицом матери, и яркий луч зажёг пожар в золотистых волосах.
- Посмотри на себя, мамочка! Никакая ты не старая у меня. Ты же красавица, умница. Сердце у тебя доброе, - девушка при этих словах расцеловала её в обе щёки.
Настя отвернулась от своего крошечного отражения. Она видела обвисшие щёки, утратившие прежний румянец. Дряблую шею. Ушные раковины с морщинками перед ними и мочки ушей, отвисшие под круглыми серебряными серьгами. Синяки под глазами и две длинные параллельные линии на лбу.
- Саш, давай без комплиментов. Сказала, не надо никого, значит, не надо.
- Мамочка, я сегодня дома, а завтра нет. Скоро на учёбу уеду, потом замуж выйду. У меня свои детки пойдут. А вы с товарищем Сергеем в гости к нам будете приезжать. Из него отличный дед, между прочим, получится. Он заботливый. Хозяйственный. Самое то, что в деревне нужно, - Саша откровенно улыбалась, поглядывая на мать.
- Ты смотри, какая шустрая, а? - наконец пришла в себя Настя. - И учится она уехала, и замуж вышла. Уже детей успела нарожать! - мать была рада перевести разговор в другое русло. - И кто это у нас жених?
- Что ты, мам, будто не знаешь? Антошка мой, - она снова звонко поцеловала мать в щёку.
- А тётя Клава знает о ваших планах? - погладила по светло-русой голове дочь Настя. - Мне кажется, раньше она не в восторге была от ваших вечерних посиделок...
Девушка села на табурет, скрестив под ним ноги. Надула щёки, покраснела, наморщив нос.
- Ну чего ты начинаешь, мам? Подумаешь, она против! Сегодня против, завтра - за. Ему всё равно больше никто не нужен.
- Вот, значит, как, доченька? Ты сама за себя решаешь, и за меня решаешь! Давай закончим этот разговор, поставим жирную точку! - Настя снова вспомнила своё отражение в пудренице, и протяжно вздохнула. - А ты бы на Антона сильно не надеялась. Мужчины - они такие.