Путь от коммерции к археологии
История любит одержимых. Особенно тех, кто свою одержимость может оплатить из собственного кармана. Генрих Шлиман был именно таким. Он родился в 1822 году в небольшом немецком городке в многодетной семье пастора. На одно из рождественских праздников отец подарил маленькому Генриху книжку с картинками — «Всемирную историю для детей» Георга Эррера. Мальчика зацепила не история Египта или Рима, а гравюра, изображавшая горящую Трою. Отец, как и любой взрослый, объяснил, что это просто красивая сказка, миф, от которого остались только стихи слепого поэта. Но семилетний Генрих посмотрел на отца и заявил с упрямством, которое потом не раз определит его судьбу: «Я не верю. Я вырасту и найду её».
Это обещание стало его путеводной звездой. Правда, путь к мечте оказался не таким прямым, как хотелось бы. Вместо изучения древних языков и истории Шлиману пришлось работать в бакалейной лавке, торгуя селёдкой и картошкой. Никакого систематического образования он так и не получил, что учёный мир потом не раз поставит ему в укор. Зато он обнаружил в себе другой, куда более полезный в XIX веке талант — коммерческую жилку. Он обладал феноменальной способностью к изучению языков, осваивая очередной за несколько недель, что открывало ему двери в международную торговлю. Голландский, английский, французский, испанский, итальянский, португальский — он изучал их один за другим. А потом взялся за русский.
В 1846 году он приезжает в Санкт-Петербург в качестве торгового агента и остаётся там почти на двадцать лет. Россия оказалась для него страной больших возможностей. Он открывает собственную фирму по торговле индиго, селитрой и прочими товарами, становится купцом первой гильдии и сколачивает огромное состояние. Он женится на дочери местного купца, Екатерине Лыжиной, которая рожает ему троих детей. Казалось бы, вот она, мечта любого обывателя: деньги, семья, уважаемое положение. Но Шлиман не был обывателем. Пока он подсчитывал прибыль от торговых операций во время Крымской войны, в его голове по-прежнему жила мечта о Трое.
В 44 года, достигнув финансового благополучия, он делает то, что никто от него не ожидал. Генрих оставляет бизнес, расстается с семьей в Петербурге и уезжает в Париж, чтобы сесть за студенческую скамью в Сорбонне и наконец-то начать изучать археологию и древнегреческий. Он пытался перевезти жену и детей во Францию, но Екатерина отказалась покидать привычный петербургский быт ради увлечений мужа. Шлиман, не сумев добиться развода в России, уезжает в Америку, получает там гражданство и расторгает брак по американским законам. Одинокий, непонятый, он находит утешение в новой цели. Через своего греческого друга-учителя он заочно, по фотографии, знакомится с юной гречанкой Софией Энгастроменос. Он пишет ей письмо, где честно излагает свои планы: «Я ищу жену, которая будет любить Древнюю Грецию так же, как я, и станет моим помощником в поисках Трои». Семнадцатилетняя София, очарованная перспективой приключений, соглашается. Так Шлиман обрёл не просто жену, а верного партнёра для своего главного жизненного проекта. Теперь у него были деньги, знания и верная спутница. Оставалось только найти город, в существование которого почти никто не верил.
Семь городов под одним холмом
В поисках своей Трои Шлиман не действовал наугад. Он, как хороший предприниматель, провёл исследование. Гомер в «Илиаде» давал довольно точные географические ориентиры: город должен был находиться недалеко от пролива Дарданеллы (древнего Геллеспонта), между двумя реками, Симоисом и Скамандром, на возвышенности, с которой видно море. Этим описаниям идеально соответствовал холм Гиссарлык на северо-западе Турции.
Нужно отдать должное, Шлиман не был первым, кто обратил на него внимание. Ещё в конце XVIII века французские дипломаты и путешественники предполагали, что Троя может быть здесь. А в 1860-х годах британский консул и археолог-любитель Фрэнк Калверт, которому принадлежала часть этого холма, даже провёл там небольшие раскопки и был уверен, что нашёл то самое место. Но у Калверта не было главного — финансовых возможностей Шлимана. Когда Генрих в 1868 году приехал в Турцию, он познакомился с Калвертом, который и поделился с ним своими соображениями. Шлиман, который позже будет создавать миф о том, что нашёл Трою, руководствуясь исключительно текстом Гомера, на самом деле пошёл по уже намеченному пути.
В 1871 году, получив разрешение от турецких властей, Шлиман нанял больше сотни рабочих и начал копать. Его метод был прямолинеен и решителен. Он не был учёным, бережно снимающим слои пинцетом и кисточкой. Он был человеком дела, который хотел как можно быстрее добраться до цели. Уверенный, что гомеровская Троя — самый древний город и должна лежать в самом низу, он прорыл в центре холма гигантскую траншею глубиной 15 метров, жертвуя всем, что попадалось на пути. Позже археологи будут сокрушаться: Шлиман, в своём рвении добраться до «своей» Трои, прошёл сквозь культурные слои как раз той эпохи, которая и соответствовала времени Троянской войны.
Холм Гиссарлык оказался археологическим «слоёным пирогом». Под ногами у Шлимана лежали руины не одного, а как минимум девяти городов, построенных один на развалинах другого на протяжении трёх тысяч лет. Первый, самый нижний слой (Троя I), оказался скромным поселением каменного века. Шлиман был разочарован. Но копая дальше, он наткнулся на остатки мощных крепостных стен и зданий, носивших явные следы разрушительного пожара. Огромные стены, массивные фундаменты, обугленные балки — всё это идеально ложилось в канву гомеровского повествования об сожжённом городе. Шлиман решил, что нашёл то, что искал. Это был второй слой снизу, который он и провозгласил Троей царя Приама.
Сокровища в шали Софии
Самый удачный день в жизни Шлимана наступил в 1873 году. Раскопки шли своим чередом возле городских ворот, когда Генрих, по его собственным словам, заметил в земле какой-то блеск. Предчувствуя важность момента, он тут же объявил рабочим вымышленный праздник, дал всем выходной и отправил по домам. Когда на раскопе остались только он и его жена София, они, используя большой нож, начали извлекать из земли сокровища.
Картина была впечатляющей: величайший клад в истории археологии, найденный двумя энтузиастами, которые прячут его в шаль Софии и уносят в свою хижину. Проблема лишь в том, что эта красивая история, скорее всего, была художественным преувеличением. Позже исследователи, изучив переписку Шлимана, выяснили, что в день находки клада София, вероятнее всего, была в Афинах. Когда на это несоответствие указали Шлиману, он признался в письме одному из директоров Британского музея: «Госпожа Шлиман покинула меня в начале мая. Клад был найден в конце мая; но поскольку я всегда хотел сделать из нее археолога, я написал в своей книге, что она была рядом и помогала мне». Романтическая легенда оказалась частью создаваемого им мифа.
Но сокровища были настоящими. Из земли извлекли серебряный сосуд, набитый золотыми украшениями, чашами и вазами. Всего — более 10 000 предметов. Там были тысячи золотых бусин, шейные гривны, браслеты, серьги, две великолепные золотые диадемы. Был там и массивный золотой сосуд весом 600 грамм, который Шлиман счёл предметом для ритуальных возлияний. Кроме золота и серебра, были найдены изделия из меди, слоновой кости и ритуальные каменные топоры.
Шлиман был в восторге. Он немедленно надел на Софию самые красивые украшения, включая «диадему Елены», и сделал фотографию, которая облетела все газеты мира. Это был его триумф. Он не просто нашёл Трою, он нашёл её золото, доказав скептикам, что Гомер не врал. Он назвал свою находку «Кладом Приама», и это название приклеилось к сокровищам навсегда, хотя, как выяснилось позже, к царю Приаму они не имели никакого отношения. Дальнейшие исследования показали, что слой Троя II, где был найден клад, относится к эпохе ранней бронзы и старше предполагаемой Троянской войны как минимум на тысячу лет. Так что если это и был царский клад, то принадлежал он какому-то безымянному правителю, жившему задолго до Ахилла и Гектора. Но Шлимана такие мелочи уже не волновали. Он нашёл то, что искал, и был готов представить своё открытие миру. Оставалась одна проблема: по условиям разрешения на раскопки, половина находок принадлежала Османской империи. Но делиться своим триумфом Шлиман не собирался.
Как вывезти тонну золота в корзине с капустой
Итак, Шлиман сидел в своей хижине на холме Гиссарлык на горе сокровищ, которые, по его твёрдому убеждению, принадлежали последнему царю Трои. Но была одна загвоздка: по законам Османской империи, половина всех археологических находок должна была остаться в Турции. Делиться Шлиман, как мы помним, не любил — ни с жёнами, ни тем более с турецким правительством. Он смотрел на золото Приама не как на научный артефакт, а как на свой личный триумф, свою собственность, купленную годами ожидания и оплаченную его собственными деньгами.
Поэтому он провернул операцию, достойную авантюрного романа. Сокровища были тщательно упакованы и спрятаны в большие плетёные корзины. Сверху для маскировки их завалили капустой, луком и прочими овощами. В таком виде «клад Приама» под видом обычного провианта был переправлен через границу в Афины, где у Шлимана был дом. Турецкие власти, узнав об исчезновении находок, пришли в ярость. Высокая Порта сочла себя ограбленной и немедленно возбудила против Шлимана судебное дело.
Процесс состоялся в 1874 году в Афинах. Шлиман, будучи уже мировой знаменитостью, не стал отпираться. Он нанял лучших адвокатов и превратил суд в очередное шоу. В итоге греческий суд присудил ему выплатить Турции штраф — сначала 10 тысяч франков, но Шлиман, проявив неслыханную щедрость, сам увеличил сумму до 50 тысяч. Для него это были копейки, плата за билет в вечность. Выплатив отступные, он юридически закрепил за собой право на сокровища. Турецкое правительство, получив деньги, от дальнейших претензий отказалось. Теперь Шлиман был полноправным владельцем золота Трои и мог распоряжаться им по своему усмотрению.
Параллельно с судебными тяжбами он вёл активную пиар-кампанию. В 1873 году он издал книгу «Атлас троянских древностей» с подробным описанием и фотографиями находок. Книга произвела эффект разорвавшейся бомбы и окончательно разделила учёный мир на два лагеря. Одни превозносили его как гения, открывшего миру гомеровскую эпоху. Другие — клеймили как дилетанта, варвара и, возможно, мошенника, разрушившего бесценные культурные слои и придумавшего красивую сказку о кладе. Но Шлимана это мало волновало. Публика была на его стороне.
Теперь перед ним встала новая задача: куда пристроить сокровища? Хранить их у себя дома было несерьёзно. Шлиману нужна была витрина, достойная его открытия. Первым делом он, как истинный филэллин, предложил клад в дар Греции. Он хотел построить в Афинах специальный музей, где бы выставлялись его трофеи. Но греческий парламент, к его изумлению, дар не принял. Возможно, сказались сложные отношения Шлимана с местными властями и учёными, которые смотрели на выскочку-немца свысока. Или же греки просто побоялись портить отношения с Турцией.
Оскорблённый Шлиман начал предлагать свой клад другим великим державам, как коммивояжёр, разъезжающий с образцами товара. Он вёл переговоры с Лувром в Париже, с Британским музеем в Лондоне. Предложил он сокровища и России, написав письмо в петербургский Эрмитаж. Но и здесь получил отказ. Вероятно, свою роль сыграла его скандальная история с разводом. В глазах российского общества и императорского двора он оставался человеком, бросившим русскую жену с детьми ради сомнительных приключений. В итоге, после долгих мытарств, Шлиман решил, что сокровища должны принадлежать его родине. Он завещал коллекцию немецкому народу с условием, что она будет вечно храниться в Берлине. После его смерти в 1890 году его вдова София выполнила волю мужа. «Клад Приама» стал жемчужиной Берлинского музея древней и ранней истории и десятилетиями привлекал толпы посетителей. Казалось, сокровища наконец обрели свой дом. Но в XX веке их ждали испытания похуже, чем гнев турецкого султана.
Как золото Трои стало советским
В 1939 году, когда над Европой сгущались тучи Второй мировой войны, директор берлинского музея Вильгельм Унферцагт, предчувствуя неладное, распорядился упаковать самые ценные экспонаты, включая коллекцию Шлимана. Сокровища разложили по трём чемоданам и спрятали в бункере Рейхсбанка. Когда бомбардировки Берлина стали ожесточённее, чемоданы перенесли в более надёжное место — в зенитную башню ПВО на территории берлинского зоопарка. Там, среди грохота зениток и воя сирен, золото Трои встретило весну 1945 года.
Когда советские войска вошли в Берлин, Унферцагт оказался перед выбором. Он боялся, что уникальная коллекция будет разграблена в хаосе горящего города. Пытаясь спасти сокровища, он принял решение добровольно передать их представителям советской военной комендатуры. Он надеялся, что так у коллекции будет больше шансов уцелеть. 17 мая 1945 года три заветных чемодана были переданы под расписку советской стороне и специальным рейсом отправлены в Москву.
С этого момента «клад Приама» исчез с радаров на полвека. На все официальные запросы западных музеев и правительства Германии советские власти отвечали стандартно: коллекция, вероятнее всего, погибла во время штурма Берлина или сгорела в пожаре. В мире были уверены, что золото Трои утрачено навсегда.
На самом же деле сокровища находились в целости и сохранности в самом центре Москвы, в спецхране Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. О их местонахождении знал лишь узкий круг лиц, включая высшее руководство страны и дирекцию музея, давших подписку о неразглашении. Вильгельм Унферцагт, передавший чемоданы, до самой своей смерти в 1971 году хранил молчание, как ему и было приказано. Троянское золото стало одним из самых охраняемых секретов Советского Союза.
Правда начала просачиваться наружу лишь в конце 1980-х, в эпоху гласности. В прессе появились первые слухи, а в 1989 году вдова одного из искусствоведов, участвовавших в приёмке трофейных ценностей, опубликовала дневники своего мужа, где подробно описывалась судьба коллекции. Окончательно тайна была раскрыта в 1993 году, когда президент России Борис Ельцин официально признал: да, золото Шлимана находится в России.
Это признание вызвало международный скандал. Германия немедленно потребовала вернуть культурные ценности, незаконно вывезенные с её территории. Но в России на этот счёт было другое мнение. В 1998 году Государственная Дума приняла закон о перемещённых культурных ценностях, согласно которому трофеи, вывезенные из Германии после войны, являются компенсацией за ущерб, нанесённый Советскому Союзу, и возврату не подлежат. В апреле 1996 года, впервые за 50 лет, «клад Приама» был выставлен на всеобщее обозрение в Пушкинском музее, где и находится по сей день, оставаясь яблоком раздора между двумя странами и вечным памятником бурным событиям XX века.
Понравилось - поставь лайк и напиши комментарий! Это поможет продвижению статьи!
Подписывайся на премиум и читай дополнительные статьи!
Тематические подборки статей - ищи интересные тебе темы!
Поддержать автора и посодействовать покупке нового компьютера
