Добрый вечер!
Уфа, 1975 год. Мороз прихватывает троллейбусные дуги, снег шуршит под ногами в частном секторе, и каждая женщина, торопясь домой через кладбищенскую тропу или мимо пустой бани, невольно ускоряет шаг: в городе ходит шёпот про человека, который нападает из темноты, бьёт по голове и исчезает так, будто растворяется в воздухе.
Его зовут Ринат Валеев. Он отец двоих детей, «свой парень», водитель коммунальной автоколонны. И также насильник и убийца, из-за которого Уфа несколько лет жила с задвинутыми щеколдами.
Весна 1974-го. Ольга Никишова идёт через кладбище — короткая дорога, сотни уфимцев ходили так каждый день. Но тут внезапный удар. И тишина. Её утащили к кустам, изнасиловали и оставили умирать. Были свидетели — молодая пара и ещё один мужчина. Но, даже слыша крики, они не вмешались. Даже в милицию не позвонили.
Наутро тело нашли, а судмедэксперт, торопясь и не желая «качелей», записал в заключении: переохлаждение. Официальная бумага выхолостила преступление, будто его не было, и именно с этого момента преступник, кажется, окончательно уверовал в безнаказанность.
Следующей, кому повезло выжить, стала Наталья Морозова. Он оглушил её и потащил в общественную баню, где изнасиловал и попытался добить. Наталья, полураздетая и разбитая, смогла вырваться и, как в страшном сне, бежать домой «в одном чулке». Она написала заявление: по горячим следам взять не удалось, но через полгода в бухгалтерию, где она работала, зашёл мужчина — и Наталья узнала в нём своего мучителя.
Так под суд ушёл Рустам Шарипов, 25-летний передовик производства, кандидат в члены КПСС. Алиби «не держалось», опознание уверенное, приговор — 13 лет. Позже выяснится: ошибка.
Весна 1975-го: серия возобновляется. Две подруги, Рима и Надежда, идут через Сергиевское кладбище после кино. Удар по голове — Надежда валится, Рима пытается бежать, её тоже догоняют и оглушают, но не трогают: «некрасивой показалась». Очнувшись, Рима видит, как неизвестный тащит подругу в кусты… и уходит, молчит, не звонит и наутро спокойно идёт на работу. Надежду находят случайные прохожие: изнасилование, сапоги сняты, память стёрта, инвалидность на всю жизнь.
Следователь Муктасаров потом скажет: единственной ниточкой в ту ночь были сапоги. Валеев, помимо изнасилований и убийств, был мелочным клептоманом: снимал драгоценности, уносил вещи «на память». И эти трофеи однажды его и погубили.
После убийства Тони Бессарабовой, приехавшей в Уфу из Украины, оперативники решились на риск: «ловля на живца». На улицу вышла лишь одна, кто согласилась, — сотрудница милиции Виктория; её издалека страховали двое оперативников, среди них инспектор угрозыска Ринат Мухаметшин.
Вечер, тени вдоль деревянных заборов, шаги… Всё испортил прохожий, спугнувший убийцу.
Всё вроде бы потеряно, но Мухаметшин бросает: «Пойдём к месту убийства Бессарабовой — он может вернуться». Коллеги смеются: «Зачем ему туда?». Но всё же идут. У забора — парень справляет нужду. «Доставим», — упрямится Мухаметшин. Товарищи морщатся: «Чего к человеку пристал?» Он берёт того один и везёт в отдел.
С виду — красивый, правильные черты, спокойный. 26 лет. Зовут Ринат Валеев. Женат, двое детей. Водитель коммунальной автоколонны. Живёт в частном доме. Объяснение, почему поздно на улице: «в гараже задержался, машину чинил». Алиби проверяют — на автобазе вечером его никто не видел. Подозрение превращается в задержание на трое суток.
Допрашивает начальник Кировского РОВД Михаил Барыкин — чуткий к чужой фальши. Валеев сидит ровно, вежлив, почти убедителен, но внутри — как струна. Барыкин встречается с подругой Тони Бессарабовой и спрашивает: «Какие были сапоги?» Она вытягивает ногу: «Точно такие, у меня — из того же магазина». Это шанс, которым нельзя не воспользоваться.
Перед очередным допросом Барыкин кладёт женские сапоги на стол и прикрывает газетой. Валеев входит. Следователь «случайно» задевает край бумаги. Чёрная кожа — самый обычный фасон. Но лицо задержанного бледнеет. Он понимает: обыск был. Он дал эти сапоги жене, и она их носит. Всё, что удерживало его, срывается — и Валеев начинает говорить. Через несколько часов в автопарке из-под днища его машины достают ещё одну пару — снятую с другой жертвы.
На допросах Валеев пытается сложить из прошлого оправдание. В детстве — «мать-тиран», униженный отец, жажда доминировать. В школе — одноклассница Рита, которую он пытался склонить силой: нож, крики, врывается мать. «Ты никому не расскажешь, — шипит женщина девушке. — Это ты искушала моего сына». За дверью это слышит он — и усваивает удобный закон: виновата она. Спустя годы он объяснит следователям ту же логику: «сами напросились — нечего искушать».
Валеев признаётся больше чем в ста нападениях, подтверждённых эпизодов меньше — допросы подпитывают гротескный азарт «достижениями». Но даже «меньше» — это много. И страшнее всего другое: большинство выживших не писали заявления. Даже когда он сидел на скамье, многие отказывались идти в суд. Ведь всё равно выйдет. И найдёт.
28 марта 1977 года Верховный суд БАССР выносит приговор: высшая мера. Мать находит «самого именитого» адвоката — не помогает. Помилование — отказ. В следственном изоляторе начальник Александр Максимов вспоминал: у Валеева обострились болезни — будто организм сам понял исход. Он «любил жизнь и не хотел умирать», писал жалобы во все инстанции, «тянул время» новыми признаниями — но дорога у него была только в одну сторону.
5 июля 1977 года его выводят из камеры «для ознакомления с ответом на жалобу». Конвоир переступает порог и резко отходит. Второй делает выстрел. Так закончилась история человека, чьи трофеи были скромнее, чем легенды, — женские сапоги, цепочки, память о страхе — но чья тень не отпускала город годами.
У «дела Валеева» была своя, тихая, но важная развязка: осуждённый по опознанию Рустам Шарипов получил реабилитацию. Три года он провёл за преступление, которого не совершал. Прокурор Калиничев упёрся, добился пересмотра и услышал от Шарипова обещание «забыть этот кошмар». Формально — справка. По сути — единственная на тот момент победа над цепочкой чужих ошибок, позволивших маньяку так долго прятаться в людях.
Серия держалась на трёх китах: молчание свидетелей и жертв, халатность на старте (врачебное «переохлаждение» на месте убийства), маска приличного семьянина. Разорвали её три другие вещи: смекалка (живец и «возвращение на место»), упрямство одного инспектора, который «приставал» к парню у забора, и психология допроса, где пара сапог под газетой оказалась сильнее всех уловок.
Если вам понравилась эта статья, то подписывайтесь на канал, чтобы не пропускать другие: